35-летний Александр сегодня в Бутырке — спецпациент. При одном упоминании его имени каждый доктор и сотрудник вздрагивает. Несколько месяцев провел в «Лефортово» (до этого недолго был и в «Матросской Тишине»). Так вот, там спецназовцы дежурили возле его камеры круглые сутки. И это ведь помимо обычной охраны, которая в «Лефортово» на высочайшем уровне (ни одного побега отсюда не было за всю историю).
— Я должен вас предупредить, он способен сломать шею человеку одним ударом, — строгий оперативник Бутырки пытается остановить членов ОНК. — Мы заходим к нему в крайнем случае. И мы хотя бы застрахованы. Вам-то зачем такой риск?
Точно. Но как не проверить, в каком он состоянии, если в ОНК поступил запрос от его близких (звонок поступил члену ОНК Анне Каретниковой, просили проверить условия содержания)? В законе об общественном контроле не сказано, что мы можем игнорировать жалобы маньяков, педофилов и прочих извергов. Даже они имеют права за решеткой. По этому поводу можно бесконечно спорить, но смысл? Помню, как мы пытались спасти от самоубийства мужчину, изнасиловавшего собственного ребенка. Попросил нас об этом начальник СИЗО — мол, поговорите, убедите, а то он сейчас наложит на себя руки и статистику испортит... Я нужных слов подобрать не смогла. Но коллега их нашла, убедила насильника не вешаться и пройти курс психотерапии.
С этим заключенным все еще хуже. На его руках, по некоторым данным, целое маленькое кладбище... Его откровения всех повергают в шок и ужас. Смысла ни в чем, кроме как в убийствах, не видит.
Александр прикован к железной кровати железными наручниками. Она сама — привинчена к полу. Кроме массивной двери в палате-камере есть еще дверь из решеток, которая отделяет персонал от Александра. От нас до пациента метра три. Мы спрашиваем лежащего на нарах верзилу — все ли с ним в порядке? Какие жалобы и какая нужна помощь? Он слегка приподнимается и смотрит на нас пристальным взглядом. Молчит.
— Еще раз предупреждаю, он может в любой момент вырвать наручники, прибитую к полу железную койку и броситься, — волнуется оперативник. — Чтобы покончить со всеми нами, ему потребуются секунды. Невероятная силища. Мы такого не встречали.
С юности уроженец Архангельска Александр мечтал быть инструктором по рукопашному бою, специалистом по метанию ножей. Учил, как одним ударом отсоединить голову от туловища. Кто не знает — это невероятно трудно, и могут такое только суперпрофессионалы. Тренировался сам и тренировал других на баранах. А потом съехал с катушек. Убил и расчленил девушку, получил 15 лет. В колонии не переставал заниматься, был в отличной форме. Когда вышел, еще больше усовершенствовал искусство владения ножом. Мог сутки напролет проводить в тренировках.
В сентябре прошлого года в квартире на юге Москвы этот тип убил сразу четверых («МК» сразу же опубликовал его фото с записей камер видеонаблюдения). Поймать его по горячим следам не удалось.
СПРАВКА «МК»: Трагедия разыгралась 30 сентября в доме на Липецкой улице. Около 2 часов ночи 37-летняя Жанна Соловьева и ее муж Павел привезли домой случайного знакомого, с которым разговорились в электричке. Ночью в квартире было застолье, а под утро, около 11 часов, у незнакомца произошло помутнение рассудка. Он зарезал хозяйку квартиры, ее мужа и еще одного гостя. А затем напал на соседку Жанны, 77-летнюю Марию Шаряпову, которая прибежала на крики, а также собаку породы кане корсо по кличке Нора, которая пыталась защитить свою хозяйку.
Но когда все же Александра задержали в Ростове-на-Дону спустя три месяца, выяснились новые чудовищные подробности. Оказалось, мужчина воевал на Донбассе (ездил туда не один раз, в том числе еще до массового убийства в Москве). Сначала на стороне ДНР, потом на стороне украинской армии.
— Кто больше платил, для тех и убивал, — говорит источник, близкий к следствию. — Он также тренировал украинских военных, учил их убивать ножом. Судя по всему, в какой-то момент они поняли, что он маньяк, и отказались от его услуг. Он сам заявляет, что убил 300 человек, но проверить это не представляется возможным. В принципе, все может быть...
Когда именно Александр окончательно сошел с ума и была ли причиной этому война, предстоит выяснить врачам. В ближайшее время они проведут ряд исследований, на основе которых даже собираются писать научную статью. Говорят, что агрессия мужчины абсолютно неконтролируемая, и он напоминает универсального солдата из одноименного фильма. От лекарств Александр отказывается, на медиков бросается (потому они и не приближаются).
До недавнего времени в психбольнице была одна камера, где стены, полы и потолки — резиновые. Но потом ее, по настоянию правозащитников, закрыли (там не было даже туалета, и, судя по всему, пациенты справляли нужду прямо на пол, из-за чего стояла жуткая вонь). Так что содержится Александр в обычной камере. Как только медики начнут серьезное лечение и он станет спокойнее, от кровати его отвяжут. Но когда это произойдет?
А пока — никаких нарушений в условиях его содержания нет. Все в рамках закона. И опасаться надо скорее не за его жизнь, а за жизнь персонала, который с ним ежедневно имеет дело за грошовую зарплату.
***
Меж тем в Бутырке есть еще один больной верзила. В отличие от Александра людей он не трогает и вообще добряк, но громит камеры.
— Мы ведь только сантехнику новую поставили... — вздыхают сотрудники. — А теперь в камере ни унитаза, ни раковины. Он все вырвал «с мясом». Он может и дыру в стене проломить.
Парень на это только улыбается. Обещает больше не портить казенное имущество, но ему не особенно верят.
Есть еще десяток заключенных-пациентов, которые уже не верят самим сотрудникам. Эти бедолаги застряли в Бутырке на долгие месяцы. И никакие обращения во все инстанции их судьбу так и не решили. Этих больных суд приговорил к принудительному лечению, но из-за отсутствия у них паспортов или российской прописки их не принимает больница. Мы просим списки таких бедолаг, чтобы в очередной раз писать запросы. Но психиатры почему-то предоставлять их отказываются, будто бы им эти пациенты самим нужны позарез. Зачем? Застряли в бутырской психушке и те, кто все документы имеет и является гражданином РФ.
— Почему нас не вывозят на лечение? Уже третий месяц пошел, — жалуется один из них. — Время нахождения в Бутырке нам зачтут?
Увы, нет. И это пробел в законодательстве. Медкомиссия, которая принимает решение освободить пациента из психушки по итогам успешного лечения, собирается раз в полгода. Время отсчитывается с момента помещения человека в стационар. Застрявшие в Бутырке официально не лечатся, а просто ждут, пока их больница примет. А та не принимает ни в какую. То со ссылкой на перелимит, то еще по каким причинам. Речь идет о Чеховской психиатрической лечебнице, куда направляют практически всех душевнобольных, совершивших преступление в Москве.
— Меня готовы принять в больнице в Белгороде, но почему меня туда не отправляют? — другой пациент рассказывает, что есть договоренность с лечебницей, но перенаправление из одной в другую тоже законом не предусмотрено.
Комментарии юриста-правозащитника, члена ОНК Москвы Максима ПЕШКОВА:
— Мы попросили Генпрокурору проверить «Временное положение психиатрической больницы со строгим наблюдением» на соответствие Конституции РФ и Федеральном закону «О психиатрической помощи» и УПК. Речь шла о той части положения, которая препятствует исполнению вступившего в законную силу решению суда лишь по причине отсутствия у больного заключенного документов, удостоверяющих личность. Но в итоге наш запрос «спустили» в Московскую прокуратуру, откуда мы получили «гениальный» ответ: в нем фактически переписано наше обращение, констатировано, что люди действительно содержатся в Бутырке (о чем мы прекрасно знали). Теперь мы готовим жалобу на этот ответ.
Из-за всего этого в самой Бутырке теснота, пациентам спать негде. В одной камере женщина постелила себе матрас прямо возле туалета, на полу.
— Я привыкла уже, — блаженно улыбается она.
Психбольные при виде правозащитников жалуются, что им не дают бумагу (не могут писать жалобы и заявления), не приносят диетическое питание. Просят, чтобы с ними поговорили... Но самые свои сильные желания они пишут прямо на стенах камер. На одной нацарапано коряво: «Хочу домой» и чуть ниже: «Я покончу с собой, если меня не признают невменяемой»...
