Все люди на большой планете
Должны всегда дружить.
Должны всегда смеяться дети
И в мирном мире жить.
Кто бы спорил с этими благими пожеланиями, но время переломилось, и наши дети, внуки живут сегодня отнюдь не в мирном мире.
Давний выпускник, сын которого — в нашем детском саду, прикрывая смехом озабоченность, поделился своей проблемой.
— Представляете, прихожу с работы домой, а сын играет в солдатиков...
— Вспомни себя, в их возрасте все играют в солдатиков, — отвечаю я.
— Да, но он играет в войну между русскими и украинцами. Телевизор мы дома не включаем, сморим с ним только старые добрые мультфильмы. Я категорически против того, чтобы отравлять сознание пятилетнего ребенка милитаризмом.
— И где же он поднабрался воинственного духа? Надеюсь, не в нашем детском саду?
— Нет, что вы, на субботу и воскресенье мы отправили его пожить к бабушке с дедушкой, а они ни на минуту не выключают телевизор, остро реагируя на новостные программы и ток-шоу, бесконечно все обсуждают между собой. Солдатиков я отобрал, но через некоторое время получил от сына вопрос: «А правда, что американцы хотят нас всех покорить?» Что тут прикажете делать?..
Я хорошо помню его родителей. Добрые, спокойные, вполне достойные люди, разумеется, со своими устоявшимися поколенческими взглядами. Они, как и многие их ровесники, испытывают ностальгию по СССР — со всеми вытекающими из этого эмоциональными и политическими реакциями. Сын принадлежит к так называемому креативному слою, ведет средний бизнес, испытавший на себе последствия санкций, — соответственно, у него иные взгляды на происходящее. Линия разлома прошла между самыми близкими людьми. Но причем здесь дети?
— Надеюсь, ты не собираешься вступать в идеологическую полемику с восьмидесятилетними родителями? — на всякий случай поинтересовался я.
— Что вы, ни в коем случае. Но посоветуйте: как им деликатно дать понять, что до поры до времени ребенка надо ограждать от потоков агрессии?
— Не уверен, что у меня есть универсальный ответ на этот вопрос, но попытайся в следующий раз, отправляя сына к родителям, снабдить его своим «контентом»: набором аудио- и видеодисков с мультфильмами, детскими песнями и стихами, которые предстоит выучить с ребенком за выходные. Глядишь, и они отвлекутся — в прямом смысле слова — от злобы дня.
На том и расстались. Но уже через несколько дней я в который раз убедился, что от жизни педагогическими баррикадами не отгородиться.
На одном из уроков, отвечая на вопрос учителя о том, что такое патриотизм, шестиклассник дал актуальный ответ. «Патриотизм — это когда любишь свою страну и не едешь отдыхать за границу». Видимо, так родители, получившие ограничения на выезд, объяснили ребенку изменившиеся планы на лето.
Но это еще цветочки. В конце концов, право семьи — воспитывать детей в том духе, в котором она считает нужным. Проблема стоит иначе: в одну и ту же школу ходят дети из абсолютно разных семей, а потому сегодня любые действия школы вызывают неоднозначные, порой противоположные оценки. Происходят конфликты.
Звонок коллеги, молодого директора школы:
— Попал в неприятную историю, посоветуйте, что делать? У нас в школе полным ходом идет подготовка к юбилею Победы. В праздничном концерте участвуют дети с третьего по одиннадцатый класс. Особенно трогательно выглядят третьеклассники: переодетые в защитную форму, они маршируют с развернутым флагом, произнося патриотическую речовку. Детям нравится. Уверен, что и ветераны будут в восторге. Но в разгар репетиции в зале оказался папа одной из третьеклассниц. Он в категорической форме потребовал не засорять сознание его ребенка милитаризмом ни в какой форме — и забрал девочку с репетиции.
— Имеет полное право, ибо это его ребенок. Похожая история произошла у меня несколько лет назад. На прием пришел священник и заявил, что его дочь не будет присутствовать на уроках литературы, пока там изучается роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», поскольку это «евангелие от сатаны». Мои попытки объяснить, что это всего лишь литературное произведение, успехом не увенчались. Я взял с него заявление и освободил ребенка от присутствия на уроках литературы. Советую поступить аналогичным образом.
— Но ведь детям нравится!
— Детям действительно нравится маршировать и скандировать ритмичные тексты. Да разве только детям? Сегодня на любом митинге вполне взрослые люди поддерживают подобным способом тонус мероприятия. Но ты напомнил мне забавную историю из начала двухтысячных...
Читаю лекции молодым учителям. Семинар проходит на базе одного из детских оздоровительных (в «девичестве» — пионерских) лагерей. В перерыве выхожу подышать воздухом и наблюдаю такую картину. Молодой вожатый ведет свой отряд в столовую. Дети десяти-двенадцати лет. Они идут в ногу, бодрым шагом, так что, памятуя о своем пионерском детстве, хочется отдать им салют, сопровождаемый вопросом: кто шагает дружно в ряд? А в ответ услышать отзыв: юных ленинцев отряд! Но «креативный» вожатый в качестве речовки использовал иной текст.
— Гоп-стоп!
А дети ответили на призыв, дружно и радостно:
— Мы подошли из-за угла!
И далее — по тексту известной песни Розенбаума.
Повинуясь педагогическому инстинкту, я подошел к юному педагогу. Каюсь, мой вопрос нельзя признать политкорректным: «У тебя что с головой»? Ничуть не смутившись, он ответил: «А что? Детям нравится!».
— Я вас понял. Завтра же возьму заявление с отца девочки, и дело с концом.
— Э нет. Заявление — только начало сложной педагогической инструментовки. Важно проинструктировать педагогов, чтобы выпадение ребенка из репетиций ни в коем случае не стало предметом обсуждения среди сверстников и не послужило поводом к травле. С дочерью священника было проще, там речь шла всего лишь об одном из предметов. Пришлось создать миф о том, что именно во время этих уроков она должна посещать врача.
— Хорошая идея. Попробую повернуть дело так, что по состоянию здоровья этому ребенку противопоказаны физические и психические нагрузки.
— И опять нарвешься на неприятности, поскольку состояние здоровья — личная информация, защищенная законом. А отец ребенка, судя по всему, юридически грамотный человек.
— Что же делать?
— Не считаю себя вправе корректировать сценарии праздников в других школах, но тебе не кажется, что значительная доля здравого смысла в возмущении отца девочки есть? Мы все, вольно или невольно вносим свой вклад в милитаризацию сознания детей, представляя им войну победными маршами, отдавая дань ветеранам ритуальными призывами, которые вкладываем в уста детей. Но война — это прежде всего горе и страдание, пережитое миллионами наших соотечественников. Не думаю, что отец ребенка стал бы возражать, если бы, к примеру, на сцене вокруг импровизированного костра дети, одетые в плащ-палатки, запели бы «Бьется в тесной печурке огонь». Да и ветераны, учитывая их возраст и состояние души, на мой взгляд, были бы счастливы.
— Спасибо. Будем думать.
Разговор закончился, а я, положив трубку, продолжал размышлять о том, что сегодня, когда у каждого своя правда, школа призвана оставаться территорией любви. Наши, взрослые, порой жуткие дела должны касаться детей в самую последнюю очередь.
