«Нас долго везли в вагонах, причем наш был заполнен одними только детьми, – вспоминает одна из бывших малолетних узниц Освенцима. – Когда эшелон прибыл в Освенцим, и всем велели выходить наружу, я увидела ряды бараков, ряд каких-то дымящихся труб. Обрадовалась: это, наверное, кухня, нас, наконец-то, накормят. Какое же это было заблуждение! Вместо обеда всех новоприбывших загнали «на обработку»: мы стояли в так называемой бане по колено в холодной воде и каждому наши мучители выкалывали на руке татуировку с лагерным номером... Потом меня отправили в барак, определив на трудовой фронт: каждый день нас выводили копать траншеи. Норма на одного ребенка была – кубометр вырытой земли. Но эта непосильная вахта хотя бы на время отдаляла смерть...»
Ежедневно на железнодорожную площадку концлагеря прибывали десятки эшелонов с людьми, они привозили 15-20 тысяч человек. Кого-то из этих несчастных ждала совсем скорая отправка в газовую камеру. Над другими – детьми, женщинами, – в Освенциме фашистские «исследователи» проводили жестокие эксперименты, всегда заканчивавшиеся все той же смертью. Кроме того практичные гитлеровские «хозяйственники» старались из поступающего в лагерь смерти «людского материала» «добывать» побольше «сырья». Кожа убитых шла на абажуры, женские волосы (а их в одном из бараков-складов при освобождении концлагеря нашли несколько тонн!) использовали для набивки матрацев, на которых мягко было спать германским морякам-подводникам... Даже зола, оставшаяся от сожженных в кремационных установках тел, не пропадала без пользы: ее вывозили для удобрения сельскохозяйственных полей.
В боях, которые развернулись в районе Освенцима, наши войска потеряли свыше 350 человек. Непосредственно при взятии концлагеря погибло 67 бойцов и офицеров Красной Армии.
Среди тех, кто участвовал 70 лет назад в освобождении огромной лагерной зоны от фашистов, был и командир пулеметной роты старший лейтенант Иван Мартынушкин. Встреча с ним состоялась в ходе организованного МИА «Россия сегодня» мультимедийного круглого стола на тему «Лагерь смерти Освенцим: освобождение».
– За несколько дней до того наша часть участвовала в освобождении Кракова, вспоминает Иван Степанович. – И тогда же у меня был день рождения – исполнился 21 год. После Кракова мы шли на юго-запад, причем все время с боями: немцы цеплялись буквально за каждый холмик, каждый, ручей, где можно было организовать оборону. О существовании в этих местах какого-то страшного концлагеря никто и не знал. К вечеру очередного боевого дня уже в который раз форсировали Вислу (она там сильно петляет, и нам пришлось через нее перебираться много раз). После этого выбили гитлеровцев из какого-то длинного села, прошли его насквозь, и вдруг наша группа командиров, находившаяся в главе строя, увидела за околицей огромное поле, огороженное рядами колючей проволоки. Мы вышли как раз на угол этой зоны, вправо и влево «колючка» тянулась, на сколько видел глаз в начинающихся уже сумерках. Здесь было относительно тихо. А вот километрах в 2-3 еще слышны звуки боя: это наши соседи воевали с немцами за городок Освенцим. От командования пришел приказ: дальнейшее движение приостановить, расположиться в селении на ночь, но быть готовыми ко всяким неожиданностям. Мы с товарищами нашли какую-то небольшую постройку – похоже немецкую казарму, стоявшую около ограды лагерной зоны. Там царил беспорядок: видимо, немецкие солдаты бежали в спешке. Но зато было хорошо натоплено.
Утром следующего дня мы получили приказ произвести зачистку местности в окрестностях концлагеря. Солдаты тщательно прочесывали соседний лес, дома и сараи поселка, искали, не спрятался ли кто-нибудь из охраны, из фашистских офицеров.
Двигаясь вдоль «колючки» по периметру лагеря, мы видели на территории в отдалении группы каких-то людей, которые подавали нам приветственные знаки. Стало понятно, что это уцелевшие узники Освенцима. Вскоре поступил приказ двигаться дальше, к следующему рубежу наступления: целью нашей был теперь Одер, Силезский промышленный район. Однако перед тем, как покинуть Освенцим мы все-таки буквально на 20 минут завернули вглубь зоны, к баракам. Там уже вблизи увидели лагерников – изможденные, исстрадавшиеся люди. Пытались с ними заговорить на русском, на польском, но без толку. В ответ они твердили что-то на непонятном нам языке, причем часто мелькало слово «хунгари». Видимо, это были венгры. Я позднее узнал, что как раз с територии Венгрии была последняя крупная депортация нацистами евреев. Я заглянул в один из бараков. Внутри громадного помещения – темнота, спертый тяжелый воздух, но чувствовалось, что там, в глубине есть живые люди. Буквально за неделю до нашего прихода сюда гитлеровцы собрали около 60 тысяч узников Освенцима, – тех, кто еще сохранил силы ходить, и отправили их на запад, подальше от фронта. В концлагере остались лишь совсем немощные, ослабевшие, а также те, кому удалось спрятаться от охранников.
И еще одно запало в память от тех дней. Едва приблизившись к Освенциму, мы постоянно стали ощущать запах гари. На войне солдат к такому вроде бы должен быть привычен, однако здесь был какой-то особый смрад. Позднее мы от наших товарищей из частей, освобождавших другие участки огромной зоны, узнали причину. Оказывается при приближении линии фронта лагерное начальство, пытаясь замести следы своих варварских преступлений, распорядилось разрушить все кремационные установки, а потом, чтобы уничтожить умерщвленных в газовых камерах, но еще не «утилизированных» узников, их тела сложили в несколько больших штабелей, обложили дровами, облили бензином и попытались сжечь. Эти чудовищные костры не сгорели полностью. Они долго еще тлели, распространяя тот самый поразивший нас смрад – запах смерти.
