Сначала одна только голая правда жизни: состоялось рандеву журналистского коллектива радиостанции «Эхо Москвы» и ее главного редактора с генеральным директором «Газпром-медиа» Михаилом Лесиным. Встреча прошла в недоброй и отнюдь не дружественной обстановке. Обе стороны остались при своих, высказав при этом все, что накопилось. Алексей Венедиктов не собирается выдавать на заклание своего журналиста Александра Плющева. Михаил Лесин требует его уволить за твит о трагической гибели Александра Иванова, сына главы кремлевской администрации. Это клинч, господа.
Венедиктов говорит, что даже если Плющев подаст заявление об увольнении по собственному желанию — он его не подпишет. Хочет сохранить лицо, а не выполнять приказы под давлением. Тем более приказы незаконные, как все время подчеркивает главред, не соответствующие уставу. Плющева он готов наказать сам и уже наказал, отпустив в бессрочный отпуск без содержания. В таком случае г-н Лесин может поднять вопрос об отставке г-на Венедиктова.
Вот, собственно, и все. Как просто: одним главным редактором больше, одним меньше. Делов-то! Но здесь голая правда кончается и начинается лирика.
Сейчас я очень хочу быть объективным, хотя по отношению к Венедиктову это трудно, ведь я действительно к нему неравнодушен. Но я постараюсь.
То, что Венедиктов — наш человек за «стенкой», знает каждый более-менее приличный журналист. А он этого и не скрывает. Чуть ли не с гордостью, даже бравадой какой-то то и дело заявляет о своих бесчисленных разговорах с «ними», завтраках, обедах и ужинах. Не для себя же старается.
Есть два магистральных пути развития российской журналистики начала XXI века. Первый — Евгений Киселев и его легендарное НТВ. Он тогда пошел «на вы», объявил власти информационную войну. Выполнял все те жесткие требования, которые предъявлял к своему нанятому топ-менеджеру Владимир Гусинский. И при этом прикрывался командой, уникальным журналистским коллективом (УЖК), как они себя называли. Безразлично было Евгению Алексеевичу, «какая погода за окном». Киселев пошел ва-банк и проиграл. Хотя, возможно, если бы отступил, результат был бы тот же, потому что НТВ играло заведомо проигранную партию.
Венедиктов, как Ленин, пошел другим путем — он договаривался. Долго, муторно, нудно. Весело, лихо, припеваючи. Он отличный переговорщик. Или опытный царедворец, это как кому нравится. Договорился с кремлевскими (не со всеми, конечно, но со многими) башнями, с «западниками». При этом репутации своей никак не потерял. «Из-за стенки» твердят, что он их с потрохами. Ну и пусть твердят, мы-то понимаем…
Не знаю, выполнял ли он когда-либо деликатные поручения администрации. Можно лишь догадываться, но за руку его никто не ловил. Зато мы имеем радиопродукт под названием «Эхо Москвы», вот уж действительно — уникальный.
Если случаются какие-то косяки, проблемы с его журналистами, он всегда их берет на себя. Виноват только он, и никто другой. Он ведет себя порой в эфире так нахально-независимо, что кажется: вот уж точно у него есть крыша, а как же иначе? Но он просто себя так поставил. Как в армии.
Перефразируя известное высказывание еще одного царедворца, давайте воскликнем: «Есть Венедиктов — есть «Эхо». Нет Венедиктова — и «Эха» никакого не будет!» Конечно, это не так — и Венедиктов на той встрече именно об этом говорил. Да и если в пятницу совет директоров решит поменять шефа, то по уставу его заменит первый зам Владимир Варфоломеев. И будет все «как при бабушке». С дальнейшими боевыми действиями, само собой. Как говорят футбольные комментаторы, с игрой на три результата.
Однако именно Венедиктов символизирует российскую современную журналистику компромиссов. Но это венедиктовские компромиссы, позволяющие его станции работать, делать свое дело, невзирая на лица. Говорить то, что хочешь, что думаешь. А сколько это стоит Венедиктову слез, седых и выпавших волос, сколько стоит этот всегдашний победоносный оптимистический его стиль — знает только он сам.
Венедиктов — это бренд, который уже не перебьешь. Ведь никто не умеет лучше, чем он, пить виски, коньяк или боржоми (нужное подчеркнуть) с теми, кто сильнее его. И не пьянеть при этом, сохранять всегда трезвую голову.
Покладистый и неуловимый, уверенный в себе и психованный, Венедиктов, однако, всегда был верным путинцем. В широком смысле этого слова. Вот он уж не сдаст, не продаст — в отличие от многочисленной свиты лизоблюдов, у которых голый король всегда будет в мантии. Только при первом же шухере они разбегутся в разные стороны: посмотрите, что случилось с Януковичем и его Партией регионов. А Венедиктов будет рядом, если что.
Он создал Ноев ковчег в виде «Эха Москвы», где каждой твари по паре. Да, либералов там, конечно, немного больше, но есть и охранители, государственники, патриоты. Кого там только нет! Площадка дискурса, школа выживания, где учат думать. А что может быть лучше: я мыслю, значит, существую.
На его 50-летие я ему сказал: считаю вас настоящим русским патриотом. (И пусть любители национальной клубнички смеются.) Только ведь патриот — это не тот, кто рвет на себе рубаху, орет громче всех «за Россию пасть порву!», попивая квасок. Нет, Венедиктов делает все по-другому: никому не верит на слово, а бежит в Интернет и все проверяет. Его просто так, от балды, на мякине не проведешь, лапшу на уши не повесишь. Но если уж он в чем-то уверен, знает, вот тогда… Тогда это самый стойкий в мире оловянный солдатик.
Убрать его можно, как и прикрыть «Эхо», собственно говоря. Действительно, чего уж сейчас-то расшаркиваться перед Западом. Все равно, что ни делай, теперь мы им не понравимся никогда. Только есть еще инстинкт самосохранения. Крышечка должна быть приоткрыта, иначе кастрюлька может взорваться. А в Кремле очень хорошо помнят развал СССР, изучают все ошибки Горбачева под микроскопом. «Эхо» — как форточка, которую нельзя закрывать. Иначе задохнемся от спертого воздуха.
«Что-то я тут совсем уж какой-то идеальный получился», — может сказать Венедиктов, прочитав эту заметку. Совсем как Гоша, он же Гога. «У него вообще нет недостатков!» Да, выстроил какой-то памятник нерукотворный самому себе. Вернее, ему. Ему, такому живому, неспокойному, обидчивому, здравомыслящему. Ну тогда взять бы взрывчатку — и ба-бах! Чтобы вообще там ничего не выросло. Никакого гранитного постамента. Почему-то мне кажется, Венедиктов бы этот безумный мой акт одобрил.
Не увольняйте Венедиктова, господа! Вам же скидка будет.
