По официальным данным, в 2013-14 учебном году в российских школах учились более 467 тыс. детей-инвалидов и детей с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ). В том числе: в коррекционных классах при общеобразовательных школах — более 110 тыс., в обычных классах — без малого 147 тыс. и в чисто коррекционных школах — более 210 тыс. детей.
Главная нынешняя тенденция — рост числа базовых школ общего образования, где вместе с детьми без отклонений учат ребят с ОВЗ и инвалидностью. Лишь за этот год откроется еще 2,6 тыс. таких школ, увеличив их долю от общего количества средних учебных заведений до 12,8%, а в будущем году инклюзивной станет уже каждая пятая отечественная школа. Тогда же Минобрнауки проведет апробацию Федерального государственного образовательного стандарта для детей с проблемами здоровья, разработка которого вот-вот завершится. А с 2016 года поэтапно начнется повсеместный переход к инклюзиву, сообщил директор министерского департамента госполитики в сфере защиты прав детей Евгений Сильянов. И это как бы хорошо.
В самом деле, путем инклюзии идет весь мир, и преимущества этого способа обучения детей с проблемами здоровья не нуждаются в доказательстве. Правда, при одном условии: если ребенку с особыми потребностями предоставлена реальная возможность учиться вместе со здоровыми детьми. И, прежде всего, психолого-педагогическое сопровождение специально обученных педагогов — психологов, сурдо-педагогов, учителей, владеющей техникой чтения по методике Брайля для слепых, логопедов, дефектологов, воспитателей-тьюторов и т. д. и т. п.
В нашей же школе, пришибленной оптимизацией, именно такие специалисты исчезли одними из первых: к примеру, на одного сурдо-педагога сейчас приходится 213 учащихся. А по ряду педагогических специальностей у нас либо не готовят вовсе, либо только что набрали 1-е курсы, которые еще учить и учить. Например, тех же тьюторов. Не удивительно, что 81% педагогов, по данным ректора Московского психолого-педагогического университета Виталия Рубцова, «говорят о нехватке квалифицированного педагогического сопровождения при инклюзии и что сами они не могут работать с такими детьми. А 62% учителей не имеют ни малейшего понятия, как работать с аутичными детьми, которые уже приходят в обычные школы». А ведь те или иные отклонения в умственном развитии имеются у 60% детей с проблемами здоровья!
Нет в обычных школах и программ для обучения таких ребят: проблема инклюзива, по словам Рубцова, там «часто переходит в чисто архитектурную плоскость». И что получится в результате принятия неподготовленного решения?
- Дети будут прибывать в школы, совершенно не готовые их принять,- обрисовала перспективу эксперт Общественной Палаты, зампред Координационного совета по делам детей-инвалидов и других лиц с ограниченными возможностями Елена Клочко.- Все мы, разумеется, понимаем, с чем связана оптимизация нашей системы образования. Но в результате ущемляются права детей: в регионах-то оптимизация уже идет, причем далеко не взвешенно».
Хуже того, отметил первый зампред думского комитета по образованию Олег Смолин: формально документы Минобрнауки не предполагают развития инклюзивного обучения инвалидов за счет полного отказа от коррекционных школ: «Но на местах, по факту происходит именно это. И единственный способ остановить это — принять поправки к закону, прямо закрепляющие за родителями право выбора инклюзива или коррекционного обучения, а за региональными властями — обязанность оплачивать обучение в коррекционных школах с повышением бюджетного норматива на обучение таких детей».
Сбудется ли это — бог весть. Во всяком случае, открывая обсуждение, глава Минобрнауки Дмитрий Ливанов напомнил, что образование детей-инвалидов находится в зоне ответственности регионов. А его ведомство лишь разрабатывает методику.
