«А вас, Кадинов, я попрошу остаться»
— Я из музыкальной семьи. У мамы брат был кларнетистом, играл в царском оркестре. Сама она прекрасно пела. Ее голос передался и мне, и сестре. В 4-м классе, в 1944 году, в Башкирии в эвакуации на уроке пения я исполнил песню «Прощайте, скалистые горы». Педагог сказал: «Я посылаю тебя на детский конкурс». Поехали в Уфу с еще одной девочкой из школы. За выступление получили премию — 2,5 килограмма яблок. А времена были военные, голодные. Ни одного яблока сами не съели. Вернулись в школу и разделили драгоценный трофей с одноклассниками. Потом у меня в жизни было много призов и наград. А вот эта корзинка с яблоками помнится до сих пор.
— Как попали в ансамбль?
— В ансамбль не попадают, в ансамбль поступают. По конкурсу. Как и было со мной 26 октября 1954 года, 60 лет назад. На одно место претендовали 40 человек. Отбор проходил в три этапа. В Краснознаменном зале Культурного центра Вооруженных сил собрались солисты, концертмейстеры и дирижер — хоровик ансамбля. Очередь из претендентов растянулась на весь коридор. Я пел русскую народную песню «Ах, ты душечка». После прослушивания, как в фильме «Семнадцать мгновений весны», я услышал: «А вас, Кадинов, я попрошу остаться». Таких счастливчиков оказалось четверо. На следующий день мы пели уже для большей аудитории. Нас слушали все хормейстеры ансамбля, артисты хора и солисты. На третьем этапе — предстали перед художественным руководителем — Борисом Александровичем Александровым.
— Как узнали, что приняты в дважды Краснознаменный ансамбль?
— Мы вчетвером стояли в коридоре, волновались. Александров, проходя мимо, глянул грозно на нас из-под бровей: «А вы что здесь болтаетесь? Ну-ка, марш на репетицию!» И уже после обеда пошли в отдел кадров «оформляться».
— Как вас встретили в коллективе, где все сплошь народные и заслуженные артисты?
— Мне тогда было 22 года, птенец! В ансамбле же были собраны лучшие голоса страны: великолепные баритоны, полный диапазон теноров, уникальные басы. В свое время главный дирижер Большого театра Николай Голованов сказал Борису Александровичу: «С твоим хором я могу сделать любой оперный спектакль». Чего стоил баритон Герасимов, для которого Борис Александрович написал песню о России. А тенор Савчук, которого очень любил Сталин и брал даже с собой на конференцию в Тегеран.
— Началась кочевая жизнь?
— Я не представлял, что можно быть на Украине, а на следующий день давать концерт уже в Хабаровске. Как десантников, нас забрасывали на самолетах в различные воинские части. Давая концерты, мы передвигались на всех видах транспорта. Министерство обороны выделило нам спецпоезд. Садились в состав — и с остановками на концерты от Москвы до Владивостока. Молодежь жила по четыре человека в купе, ветераны — по трое. Командировки длились по два-три месяца. Состав загоняли на воинские площадки в тупик. А там по громкоговорящей связи до утра мат-перемат — диспетчеры перегоняли товарняки с одного пути на другой. Но быт был устроен неплохо. В составе поезда было два вагона-ресторана. Питались мы почти как дома. Обслуживание было великолепное. Помню, как одна официантка влюбилась в нашего артиста, в Москву они вернулись уже семьей.
— Как родные выдерживали вашу «жизнь на колесах»?
— У меня была замечательная жена Александра, которую я звал Алей. Она была юристом. О том, что я стану отцом, я узнал на гастролях в Италии. Решил сделать жене подарок. Купил пять роз, мне их упаковали в прозрачную пластиковую коробку. Старейшины ансамбля предупредили: «Тебе цветы могут не разрешить провести через границу. Действует санитарный контроль». Но обошлось. Мы ехали на поезде. Был март. Я вышел на перрон, валил снег, и тут я с букетом роз! Аля была счастлива. Потом эти розы в засушенном виде стояли у нас очень и очень долго.
«То, что вы сделали сегодня, сто послов не сделают за год»
— Наверное, интересных встреч было немало. Какие из них самые памятные?
— Летели мы как-то в Канаду. Брежнев выделил нам два Ил-18. Остановились для пересадки в аэропорту Кефлавике, в Исландии. Нам выделили гостиницу. Был поздний вечер, кто-то уже спал, кто-то сидел, чаевничал. Вдруг в коридоре поднялся шум, началась беготня. Выскакиваем в коридор в одних трусах — видим, идет Юрий Гагарин. Мы с ним познакомились в Звездном городке. Он был очень простым человеком. Мы Юру «взяли в кольцо», сели за столик, он рассказал нам, что в космос запустили Титова — и его срочно отозвали из мирового турне в Москву. С присущим ему чувством юмора Гагарин поведал, как еле вырвался из дружеских объятий Фиделя Кастро.
Когда первый космонавт летел из Мексики, Кастро попросил его остановиться на Кубе. Фидель сказал Гагарину: «Ты мой гость, пока не покажу Гавану — не отпущу». И сам лично повез его по ночному городу. Возвращаются они на аэродром, около трапа куча ящиков и пакетов, накрытых брезентом. Юрий рассказывал, что сначала не обратил на нее внимание. Сел в самолет, и тут командир корабля доложил: «Это Фидель приказал все, что тебе до этого подарили, выгрузить и загрузить свои подарки». Препираться было некогда — самолет стоял с запущенными двигателями. Многочисленные дары Кубы пришлось везти в Москву. Юра посидел с нами часа полтора, его самолет дозаправили, и он улетел в Москву.
— Про ваш коллектив говорили: «То, что ансамбль Александрова делает, — это высший дипломатический пилотаж».
— В 1956 году на теплоходе «Вячеслав Молотов» мы отправились в Лондон. Весь пирс был заполнен корреспондентами, все кричали, фотографировали. В гостинице каждому из двухсот артистов ансамбля предоставили отдельный номер. Но потом выяснилось, что соседу слышен каждый наш чих. В номерах были фанерные перегородки. В ресторане нас обслуживала экстравагантная красавица-официантка. Гостиница была большая, народу собиралось за завтраком очень много. Ей со всех сторон кричали: «Вы не дали нам омлет!», «Вы не принесли нам кофе!». Она и ухом не вела. Мы думаем, как же ее привлечь, чтобы она уважительно относилась к нам? Решили пригласить ее на концерт ансамбля. Обратно красавица-официантка ехала с нами в одном автобусе, была настолько потрясена, что всю дорогу вытирала слезы… На следующий день приходим на завтрак, наши столы все уже накрыты. Официантку дергают со всех сторон, прося кто чай, кто кофе, она же с чайниками спешила в первую очередь к нашим артистам. Когда мы уезжали из Лондона, проводить нас вышел весь персонал гостиницы. А наша официантка долго бежала за нашим автобусом… Такова была сила ансамбля Александрова. Посол Советского Союза во Франции однажды подошел к Борису Александровичу, обнял его и сказал: «То, что вы сегодня сделали, сто послов за год не сделают». И таких эпизодов было немало.
Стоя на сцене, мы сами ощущали колоссальный подъем. Помню, в Кремле мы пели «Поэму об Украине». Мне казалось, что у меня волосы шевелятся на голове! Во-первых, само произведение было мощное, и исполнение было грандиозное, у нас был великолепный солист Алексей Сергеев. Исполнили песню, а я не могу прийти в себя. А надо петь следующую песню… Не сразу включился.
— Слышала, что в Мексике вас едва не разобрали на сувениры.
— В Мехико было несколько концертов. Залы громадные. Закончилось второе наше выступление, мы шли к автобусу и вдруг видим — толпа людей идет прямо на нас и начинает молча отрывать с мундиров пуговицы, срывать фуражки. Охрана еле-еле оттеснила горячих поклонников.
— Как вам удалось заставить петь президента Америки Джорджа Буша-старшего?
— Это было в 1989 году. Импресарио сказал, что устроит нам встречу с президентом Америки. Мы приехали к Белому дому, прошли строгий контроль, выстроились на лужайке. Смотрим, напротив стоит вертолет президента, он вот-вот должен улететь. Ждем пять минут, десять… Выходит Джордж Буш-старший, направляется к вертолету, но, увидев советских военных, резко меняет направление. Подходит к нам, здоровается с каждым за руку. Мы запели на английском песню о дружбе, он стоит, млеет, улыбается, чувствуем, что попали в «десятку». Потом начал нам подпевать. На состоявшемся вечером благотворительном концерте в Кеннеди-центре жена президента, госпожа Барбара Буш, не могла скрыть удивления: «Я прожила с ним более 40 лет. И он мне все время говорил, что у него нет ни слуха, ни голоса, а с русскими запел!..» После концерта она поднялась на сцену и воскликнула: «Я тоже хочу служить в такой армии!»
— Вспомните, как стали главным администратором ансамбля?
— 25 лет я проработал в вокальном октете, который был при ансамбле. Мы первыми разучивали новые песни, обкатывали новые концертные площадки. А в 1985 году у меня умерла жена, ближе человека у меня не было. От страшного горя меня спас Борис Александрович Александров. У нас в то время заболел главный администратор, Александров вызывает, говорит: «Я хочу, чтобы вы поехали в Ростов для организации наших гастролей». Никаких возражений не принималось. Худрук вызывает замполита: «Купите ему хороший костюм, чемоданчик и вечером отправляйте в Ростов». Я приблизительно знал, что нужно: договориться с гостиницей, организовать концертную площадку, обеспечить артистов питанием. Приехал, меня встретил директор Дома офицеров, начал работать. Вечером вышел на сцену, пел с ансамблем. Постепенно втянулся в хозяйственные заботы. Через два года официально стал главным администратором ансамбля.
— Сложно было организовывать зарубежные гастроли?
— Ответственность была колоссальная, понимал, что за мной стоит огромный коллектив. Раньше, когда ездили в командировки за границу, тащили с собой банки с консервами, гречку, колбасу, чай. А чего стоило оформить выездные документы! Помню, собирались мы на гастроли в Канаду. Секретарь на печатной машинке отстукивала списки артистов. А их 200 человек. И вот несешь их на проверку, а тебе говорят: здесь дата рождения не та, а этот артист пока останется дома. Это сейчас на компьютере можно за минуту внести все изменения, а тогда требовалось все заново напечатать. Летел обратно в ансамбль, до 2–3 часов ночи готовил новые списки, чтобы к 9 утра принести их на утверждение. Годы такие были, когда требовалась характеристика из райкома партии, поездку должна была одобрить выездная комиссия ЦК.
«Начали в штаб-квартире НАТО со «Священной войны», закончили «Днем Победы»
— Провокации случались за границей?
— В Торонто и Лос-Анджелесе нам пытались сорвать концерты. В Америке власовцы и бандеровцы три часа не давала нам начать концерт. Стоя около касс, они просили не покупать билеты на наше выступление. Они искренне верили, что «все артисты хора — полковники КГБ». Кроме идейных были и наемные провокаторы. Стоя с антисоветскими плакатами, они получали пять долларов за час. Среди них было много студентов. Мы наблюдали, как, отбыв положенное время, они бросали плакаты в песок, шли на концерт, сидели на полу у первого ряда, слушали и кричали «браво!»
В Канаде, когда шел концерт, пришло сообщение, что заложена бомба. Это было во Дворце спорта. Под сцену полезли полицейские с собаками, а следом на четвереньках поползли мы с Толиком Кормилициным, который работал заведующим костюмерным цехом. О том, что можем подорваться на мине или бомбе, не думали, главное было — не допустить срыва концерта. Угроза, к счастью, оказалась ложной.
— Расскажите, как в свое время без боя взяли штаб-квартиру НАТО?
— В 2006 году на гастролях в Брюсселе директор ансамбля, Леонид Иванович Малев, поставил цель: ансамбль должен выступить в НАТО. Это стоило колоссальных трудов. Нам помог посол Российской Федерации в Бельгии Вадим Луков. Концерт состоялся. Все наши 120 артистов прошли по пропускам, всех оформили. Конференц-зал был небольшой, мест на 300, но в него набилось вдвое больше зрителей. Сотрудники ведущих отделов и управлений сидели в проходах, стояли в коридоре. Председатель НАТО Ян де Хофскефер находился тогда в гостях у Буша на ранчо. Перед концертом выступил его заместитель, Жан Фурне: «Тут никакой политики, одно желание принять российскую культуру, российское искусство». В самом начале мы спели «Священную войну», в конце — «День Победы». Ну были, конечно, и «Калинка», и «Очи черные», и «Смуглянка». Хор, оркестр и балет постарались на славу. Мы показали миролюбивый характер наших Вооруженных сил. После концерта никто не расходился еще в течение получаса. Североатлантический альянс принял наших поющих бойцов на ура. Диски с нашими песнями, которые мы захватили с собой, разошлись в считаные минуты. А натовские военные все кричали: «Есть еще? Есть еще?..» А потом началось братание. Мы обменивались значками, открытками, сувенирами.
— А в «горячих точках» довелось побывать?
— В гарнизонах у нас и по сей день проходит по сотне концертов за год. Были мы и в Афганистане, и в Чечне. Помню, в Моздоке разбились на пять бригад. Мне суждено было поехать в Грозный. Выступали прямо под звездами. Сцена — два сдвинутых грузовика, напротив стоят машины с включенными фарами. Вот и все освещение. Пошел мелкий дождик. Скользко, но наши артисты балета продолжают танцевать. И вдруг возвращается из разведки отделение в белых маскхалатах. Им говорят: «Приехал знаменитый ансамбль». Командир отделения подступился было к ребятам: «Давайте быстренько ужинать, нам в пять вставать». Ему бойцы хором: «Да подожди ты, ужин от нас никуда не денется, а артисты скоро уедут». Наши девчонки оттанцевали, разведчики подошли, перенесли их на руках к палаткам, где была устроена костюмерная. Когда наш автобус тронулся в обратный путь, вслед нам устроили салют из всех орудий.
— Каким запомнился художественный руководитель Борис Александров?
— Для Бориса Александровича искусство, музыка были превыше всего. Он больше ничего не видел. Он весь был в своих сочинениях: ораториях, песнях, опереттах. Он был далек от всех бытовых проблем. Мог, например, позвонить в час ночи и сказать: «У нас не работает кран». Я говорю: «Ну вы же в таком доме живете. Там есть дежурный сантехник, позвоните, вызовите». Нет, он не знал, куда звонить. Приходилось ехать, договариваться. Но он всегда заботился об артистах ансамбля, отстаивал их интересы. Много не говорил, больше делал.
— А какой из подарков вам наиболее дорог?
— Когда мы выступали в Звездном городке, после концерта ко мне подошла Валентина Терешкова, спросила: «У вас сын или дочка?» Говорю: «Дочь, Леночка». Она вынимает и дарит для нее синий платок с окантовкой. Этот платочек до сих пор в ходу, его носит уже моя внучка.
— В репертуаре ансамбля более двух тысяч песен. Можете назвать свои самые любимые?
— Я очень люблю песню Бориса Александровича о России, а также песню Александры Пахмутовой из фильма «Добровольцы».
— В ансамбле вы 60 лет. А были случаи, когда вас кто-то пытался переманить к себе на работу?
— Приехал как-то в Москву наш французский импресарио Альбер Сарфати. Ансамбль должен был выступать во Франции. Сидим в гостинице Министерства обороны на Ленинских горах, и тут он говорит: «Я хочу, чтобы ансамбль имени Александрова выступил в Большом театре. А я привезу 45 корреспондентов, которые снимут это выступление, потом мы его разрекламируем во Франции». Я поехал в Большой театр договариваться. Слышу: «Это невозможно». Я не отступаю: «У вас же понедельник — выходной день? Отдайте нам на это время сцену». Администрация аргументирует: «У нас люди уйдут, мы, что, должны их в этот день специально вызывать на работу? Оплачивать им этот день?» Сарфати говорит: пусть не волнуются, мы все им оплатим! Состоялся концерт в двух отделениях, из Франции на самом деле прилетела туча корреспондентов. Зал был забит до отказа. Подходит потом ко мне заместитель директора Тихонов и шепотом спрашивает: «А не хотели бы вы перейти ко мне на работу в Большой театр?» Он понял, что я могу договориться о чем угодно. Говорю: «Когда я был студентом, то грезил о Большом театре. А потом жизнь связал с ансамблем Александрова. По жизни — однолюб».
— Что вам помогает в трудную минуту?
— Слова моей мамы. Она умерла у меня на руках. Перед смертью сказала: «Даже там я буду все время молиться о тебе». Когда мне приходится трудно, ее слова звучат у меня в голове.
