«Нужны женщины с хорошим образованием»
Зачем эта кровавая экзотика благополучным француженкам, немкам, британкам, американкам? Зачем они спешат на помощь бандитам, отрезающим головы их же соотечественникам?
За ответом я отправилась в столицу Ирана Тегеран, а оттуда — на юг, в город Шираз, где, по нашим меркам, уже в шаговой доступности Ирак, Саудовская Аравия и Пакистан — средоточие и оплот активистов ИГ. Там нет пробок, но есть горы и пустыни, поэтому на машине из Шираза добраться до любого из этих мест — раз плюнуть.
Как только я оказываюсь в киберпространстве Ирана, на мою страничку в соцсети начинают поступать странные сообщения.
Женщина с едва ли настоящим именем Лайза Вандер и с фото пакистанской киноактрисы на аватарке пишет на убогом русском, явно воспользовавшись онлайн-переводчиком: «Ты хочешь замуж, есть хорошие парни создать крепкую семью с детьми». Немедленно отвечаю, что очень хочу замуж, хороших парней и детей. В ответ мне обещают в ближайшее время назначить встречу в городе — только вот сейчас согласуют время и место с «хорошими парнями».
Доктор философии из Пакистана, как он отрекомендовался, со сложным именем Мир-Ибрагим-Аятолла-Багдади пишет: «Есть хорошая работа в charity (благотворительность) в поддержку мира во всем мире, нужны женщины с хорошим образованием, знанием языков, возможностью жить и работать на Ближнем Востоке в течение нескольких лет. Жилье, страховка жизни и здоровья и большие деньги».
Остальные мои новые респонденты в основном предлагают познакомиться поближе. Отвечаю всем без исключения — происходит все это в первый час заселения в тегеранский отель. С нетерпением жду ответов, но тут доступ в Фейсбук у меня блокируется.
Иду на ресепшн. Милая улыбчивая иранка отвечает — мол, да, извините, но в нашей стране доступ в некоторые сегменты Интернета ограничен.
«Почему так много американок?!»
Расспрашиваю свою тегеранскую подругу Ромину — она вполне светский человек, художница и из-за этого даже не вышла замуж (в традиционной мусульманской семье муж мог бы запретить жене писать картины, ибо религией это не поощряется). Ее отец богат, Ромина могла себе позволить оставаться в отчем доме, не «продаваясь» замуж. В Тегеране чадру носят только женщины в возрасте, молодые иранки приспускают условный платочек на затылок, кокетливо выпуская локоны, а попу в обтягивающих джинсах тоже весьма условно прикрывают так называемым исламским «манто» — кокетливым удлиненным пиджаком.
Мы в Иране — шииты, — объясняет мне Ромина. — А ISIS строят сунниты, они против нас. Разночтения в трактовке Корана — это просто повод отмежеваться от мирных мусульман. Наши власти резко против всего, что связано с пропагандой исламистов, поэтому все их сайты у нас немедленно блокируются. Из-за этого же, а вовсе не из-за «западной культуры» отслеживают соцсети и сайты знакомств — людей вербуют в основном через них.
На юге Ирана есть суннитские общины, вот ты поедешь в Шираз, можешь встретить — так что осторожнее. На ISIS работает много женщин, с виду приличных, не обязательно закутанных в черное с ног до головы. Но иранка, если у нее в порядке с головой, никогда не завербуется к исламистам. Уж мы-то лучше других знаем, что женщин, воображающих себя полноправными помощницами новых эмиров, будут насиловать всей толпой, бить и унижать.
И стоит им попасть в районы, контролируемые ИГ, тут же все забудут, гражданкой какой прекрасной страны она была до этого. Никаких прав у нее не останется, и уже никто не сможет ей помочь. Мы пережили революцию 1979 года, помним, как паздараны (стражи исламской революции. — Авт.) могли плеснуть серной кислотой в ту, чье лицо им показалось слишком открытым. А вот у вас, европеек, по-другому — вы добились равноправия с мужчинами и сами же устали от него. Женщине одной тяжело тащить на себе всю ответственность, не зря же семья придумана.
Но больше всего мы тут в Иране удивляемся, почему с исламистами так много американок. Иранцы — миролюбивый народ, у нас всех любят и хорошо принимают. Только американцам мы не даем визу, но их все равно тут полно! Они к нам через Европу пробираются или через третьи страны — вроде Саудии, ОАЭ, Кувейта и Катара. Это все рядом.
Это чистая правда: в Тегеране я часто слышу громкую английскую речь с американским выговором. Постояльцев своего отеля за завтраком пытаюсь расспросить — что они забыли в таком месте, как Иран? В ответ у всех одно и то же — неправительственная, некоммерческая благотворительная организация, помогающая детям (больным, женщинам, животным, экологии, историческому наследию, etc.). Не слишком разговорчивые — слова лишнего не вытянешь.
«Главный ресурс - Интернет»
Вечером у меня самолет в Шираз. Внутренние авиалинии у иранцев работают на удивление четко и вежливо, но вот досмотр на южные направления может соперничать с жесткими антитеррористическими проверками авиапассажиров в Израиле. Там, где неблагополучные «суннитские» границы под боком, нужна особая осторожность.
В пятизвездочном отеле встречаю правительственную делегацию из столицы, у них здесь двухдневный гуманитарный форум.
Иранка средних лет по имени Махваш Салехи работает в иранском правительстве — сегодня там немало женщин. Рассказывает, что дважды была в Москве, в Германии бывает регулярно, а цели у нас с ней неожиданно оказываются общие — отследить, кого и как вербует ISIS.
— В Ширазе работает экспертная группа из Европы, — рассказывает Махваш. — Они не афишируют себя, но под видом всяких общественных организаций отслеживают каналы вербовки исламистами.
— И каковы эти каналы?
Из иранцев-шиитов в группе риска только бедняки из горных деревень. Их привлекают деньгами — они могут продавать исламистам своих дочерей или идти в боевики сами ради бесплатной еды, крова и «стипендии». Им мы сейчас материально помогаем из правительственных ресурсов, чтобы у них не было мотивации.
Следующая категория риска — узники иранского происхождения, попавшие в тюрьмы в других странах. Сейчас даже в камере работает Интернет, он и есть основной канал вербовки для всех категорий населения. В зинданы (тюрьмы. — Авт.) исламисты также засылают специальных гонцов. Но наше население не в такой опасности, как ваше.
— Наше???
Махваш поясняет, что, согласно выводам экспертной группы, самые «горячие точки» в плане вербовки в ИГ — это Афганистан и горный Бадахшан в Таджикистане. По словам моей собеседницы, на Памире наибольшее количество рекрутинговых пунктов исламистов, чья деятельность направлена на вербовку тех, кто живет западнее. В Иране убеждены, что эти оазисы зла куда опаснее для населения России и Европы, чем для иранцев.
Спрашиваю у нее: что может привлекать женщин свободного западного мира в воинствующем ИГ?
— Западные женщины не просто идут к боевикам, они несут им свои сбережения, — сокрушенно качает головой моя собеседница. — Наше внутреннее мнение — женщины Европы и Америки устали от своей свободы, от независимости от мужчин и от отсутствия общего дела. Западные женщины на биологическом уровне тоскуют по древнему укладу, способствующему продолжению рода. Все мы иногда болезненно хотим в стадо — особенно когда нам плохо, одиноко или просто скучно. А у женщин независимость на биологическом уровне равна невостребованности, особенно если у нее нет семьи, нет близких друзей, что на Западе сейчас норма. Индивидуализм и одиночество в толпе Востоку совершенно не свойственны.
А дальше включаются технологии.
— Главный ресурс — Интернет, второй по значимости — личное знакомство, преимущественно в учебных и увеселительных заведениях, когда речь идет о западных женщинах, — поясняет иранка. — С девушками на Востоке могут вступать в контакт в мечетях или на религиозных собраниях — причем конфессия не важна. По нашим последним данным, в последнее время к исламистам примкнули девушки из еврейских и католических семей.
Моя собеседница объясняет, что личный контакт, конечно, более трудоемкий путь, в Интернете же задействовано огромное количество людей, работающих по принципу сетевого маркетинга. Часто они сами не знают, на кого именно работают. Их задача — знакомиться в соцсетях, привлекать людей в некие группы по интересам, приглашать в туристические поездки или паломнические туры со скидками. Обычная работа в Интернете, за которую они получают неплохие деньги через платежные системы и понятия не имеют, кто их работодатель. А касательно непосредственно европеек и американок с хорошим образованием, обеспеченных, а также совсем юных девушек-немусульманок из благополучных стран экспертная группа, по словам Салехи-ханум, вычленила три основных пути вербовки.
— Так работают все разведки мира, когда им нужно завербовать на свою сторону, — ищут уязвимое место, — говорит Махваш. — Одна из главных фокус-групп — одинокие женщины и матери-одиночки. Тех, кто ищет пару на международных сайтах знакомств, привлекают агенты в лице интересных мужчин, предлагающих законный брак. То же самое происходит с одинокими дамами и «в реале» — в барах, ресторанах.
Сила этого подхода, по мнению Махваш, в том, что тут все «по чеснаку»: мужчины правда готовы жениться на европейской женщине, независимо от ее возраста и внешности, вступают в переписку, приглашают к себе в гости. И если дама решается поехать в гости к обходительному кавалеру, ей действительно оплачивают дорогу, ее правда встречает интересный мужчина, готовый к законному браку. И не успела она оглянуться, как стала законной супругой мужчины, который излагает новобрачной понятия «порядка и справедливости, которые настанут на земле в условиях ISIS». И даже если европейская супруга не впечатляется ими по доброй воле, она теперь обязана подчиняться мужу, и из страны, где проживает суженый, ее без его разрешения не выпустят.
Совсем юных девушек «цепляют» через соцсети — пользуясь подростковым максимализмом, который есть у тинейджеров во всем мире. Вербовщик становится школьнице сначала «понимающим другом», потом гуру. Девушки часто вступают в некие альтернативные группы из желания быть особенной, из тяги к романтике, но многие потом все же приходят в себя. Однако часто бывает поздно, они уже на крючке. И тогда вербовщики могут включать «традиционные» методы — угрозы семье, наркотики, шантаж и просто насильственное удержание.
Касаемо же образованных и обеспеченных женщин среднего класса из Европы и США, которые не ищут себе пару на сайтах знакомств, — продолжает Махваш Салехи, — то их чаще всего используют «втемную». По нашим данным, около 2000 европейцев, уже работающих на ИГ, искренне считали, что работают в этом регионе ПРОТИВ джихада!
Через благообразных посредников предлагают работу в неправительственных некоммерческих организациях на Ближнем Востоке, говорят, что это гуманитарная миссия в целях поддержания мира в регионе. Почему-то у европеек и американок считается удачей получить приглашение на работу в «международную организацию» с такими размытыми функциями. Западникам в «странах третьего мира» традиционно больше платят, у них бесплатное жилье, питание, транспорт, соцпакет и страховки. И, даже приехав на место, они могут еще какое-то время работать в узком сегменте, не понимая, какому именно общему делу служат.
«Мама, я эмира полюбила...»
Впечатленная, я начинаю самостоятельный поиск следов вербовщиков ISIS по Ширазу. Беседую с людьми везде — в садах Гулистана, на развалинах древней Парсы, в храмах огнепоклонников. Народ тут общительный — много туристов из местного населения, редкие, но колоритные процессии из арабских шейхов в сопровождении гаремов и прислуги. От иранцев они отличаются разительно — иранцы в своем большинстве худощавы, подвижны, приветливы и одеты по-европейски, арабы — грузные, важные, молчаливые, в белых рубахах до пола, арафатках или чалмах. Иранские женщины в небрежно накинутых платках, арабские гаремы — как черные привидения, лица закрыты полностью, смотрят на мир через сетчатое окошко паранджи для глаз. И чем любимее жена, тем строже она задрапирована и тем больше гоняет ее любящий господин...
На базаре Вакиль мне рассказывают историю про водителя грузовика из Франции, который проехал через всю Сирию, чтобы спасти свою 15-летнюю сестру Нору от группы исламистов, которая, как он думал, держала ее в плену. Когда брат напал на след сестры, с ним связались агенты ИГ и попросили прибыть на границу Турции с Сирией. Там ему предложили побеседовать с сестрой самому.
Она, глядя ему в глаза, отказалась покинуть группировку. Старший брат плакал и умолял, напоминая, что до того, как Нору зомбировали агенты ИГ, она любила лишь диснеевские мультики. Он надеялся, что девочку-подростка просто запугали расправой. Но она оказалась искренне влюбленной во франкоговорящего эмира — командира их группы. Девушка передала своей матери записку: «Мама, я эмира полюбила».
Вернувшись во Францию, водитель грузовика рассказал, что Нора не одинока — несколько ее сверстниц из других стран живут в аналогичных группировках. У своего эмира Нора не единственная женщина. Днем она присматривает за детьми джихадистов, ночью сексуально обслуживает самого эмира и тех бойцов, кого велит приласкать ее господин. Женщины в ИГ считаются «премией» для отличившихся боевиков — им нужен секс, а великому халифату — здоровое потомство.
А женщины из европейской экспертной группы, о которой поведала мне Махваш (они работают в Ширазе под прикрытием турагентства), рассказали мне о двух юных австриячках 15 и 16 лет и о 16-летних близняшках из Британии, которые весной добровольно поехали в Сирию, чтобы стать женами джихадистов.
Меня предостерегают, что в соцсетях уже есть популярные и удачливые «гуру ИГ» женского пола. Например, дама, чей блог — полное руководство для женщин-джихадисток. Она дает советы, указывая, что девушкам не мешало бы захватить с собой, направляясь в группировку (теплая одежда, фен пр.), и то, что легко найти на месте (кофе, чай). В своих блогах она уверяет, что приход к власти ИГ принесет женщинам новые возможности. «Главная роль muhajirah (женщина-мигрант. — Авт.), — пишет блогерша от ИГ, — в том, чтобы поддержать мужа и его джихад и увеличить умму (исламскую общину. — Авт.)». Советы дополнены цитатами с исламских веб-сайтов (например: «Лучшая женщина — это та, которая никогда не пробовала мужчин») и фотографиями «исламских передовиков», включая Усаму бен Ладена и Абдуллу Аззама.
Другая наставница будущих джихадисток (британские власти подозревают, что под ее ником скрывается 20-летняя Акса Махмуд, объявленная пропавшей без вести из дома своей семьи в Глазго около года назад) учит в соцсетях, что «самая трудная часть вступления в ИГ — разговор с семьей». «Первый телефонный звонок, который ты сделаешь, когда пересечешь границу, — одна из самых трудных вещей, которую ты сделаешь в этой жизни, — поучает своих читательниц наставница. — Это тяжело, но через это нужно пройти. Когда ты услышишь, как они рыдают, умоляя тебя вернуться, ты должна быть сильной!»
Молельный коврик в подарок
Мечети в Ширазе праздничные — везде зеркальные потолки, сверкающие витражи, запах розовой воды и раздают сладости. Ничего довлеющего, мрачного. Даже чадор — покрывало для женщин, которые у входа бесплатно раздают всем желающим, — не черные, а пестрые и светлые. На женской половине дамы сидят на персидских коврах вдоль стеночки. Кто-то между собой беседует, кто-то про себя — со Всевышним. Почти никто из женщин не совершает намаз по форме (когда на коленях и головой об пол), никакого религиозного экстаза. Я бы назвала это светским и добровольным общением с небесами, поэтому у меня язык не поворачивался обращаться к этим женщинам с вопросом: «А где здесь можно записаться в невесты к джихадистам?»
Но кто ищет, то всегда найдет. И на следующий день в маленькой деревенской мечети мне повезло. Таксист сказал, что мечеть эта суннитского толка и кроме курдов-суннитов туда никто не ходит.
Здесь тоже чадор при входе, улыбки, сладости, но на женской половине спросили — кто, откуда, какими судьбами? Ради чистоты эксперимента я сказала, что не замужем, но есть дочь, работаю бухгалтером в России. Владеющая английским девушка по имени Мариам, которая и затеяла со мной беседу, заулыбалась, куда-то отлучилась и вскоре вернулась с двумя дамами постарше и подарками для меня — молельным ковриком из настоящего шелка и бирюзовыми четками.
После ряда восточных сладкоречивых комплиментов мне предложили работу, а моей 16-летней дочери, чью фотку я показала собеседницам, — мужа. Мне было предложено 3 тысячи долларов в месяц за постоянную работу в офисе одной гуманитарной организации — правда, на территории Ирака.
— Но не надо бояться, — успокоила меня одна из собеседниц, видя мои округлившиеся глаза. — В Багдаде все спокойно. И всего час на самолете из Шираза.
Я вспомнила, как, обратив внимание на табло в ширазском аэропорту, удивилась регулярности сообщения с такими небезопасными местами, как Багдад, Дамаск, Мазари-Шариф (Афганистан), а также с маленькими иракскими, сирийскими, афганскими и пакистанскими приграничными городами.
Ну а моей дочери через меня предлагался законный, богатый и здоровый супруг, с собственным домом и самыми честными намерениями.
— А собственный дом у жениха тоже в Багдаде? — засомневалась я.
— Нет, под Багдадом, — не смущается одна из моих собеседниц. — Там место такое красивое — сад, фонтаны, вам понравится. Вы сможете жить вместе с дочерью, а в офис вас будет возить водитель. В пригородах Багдада знаете сколько американок живут и работают?! А уж они-то в плохое место никогда не поедут!
...Когда уже в Москве я рассказала дочери о том, как наивных романтических барышень вербуют в невесты для джихадистов, первое, что с любопытством спросила российская 11-классница:
— А какой он из себя?
— Кто? — опешила я.
— Как кто — жених! Ты что, не посмотрела фотку?
И ребенок отправился делиться с подружками, как косная мама отметает интересные предложения, даже не изучив фотку... Вот как после этого удивляться общению европейских школьниц с исламскими вербовщиками?
Сваха как агент ИГ
Мой путь домой лежит через Баку. В свободном от цензуры киберпространстве Азербайджана у меня снова открывается доступ в Фейсбук и начинают приходить сообщения. Теперь я могу из безопасного места спокойно прочитать ответы на свои отправленные из Тегерана сообщения. Правда, теперь встреча с моими респондентами мне не грозит: в Азербайджан им, видимо, попасть затруднительно. Во всяком случае, все мои новые «друзья по переписке» выразили сожаление, что я уже покинула Иран.
Лайза Вандер или тот, кто выдавал себя за таковую, пообещала мне в самом скором времени написать на личную почту и сообщить, кто сможет встретиться со мной в Москве. Потому что если я по-настоящему хочу нормальную крепкую семью, помочь мне можно. А еще два видных парня из Исламабада написали, что хотят на мне жениться, «потому что сразу поняли, какая я глубокая личность».
Сообщаю, что уже вышла замуж. Мои абоненты в ответ спрашивают, нет ли у меня родственниц и подруг — также владеющих английским и лишенных национальных предрассудков?
— Что касается девушек-подростков на Западе, их часто вербуют не мужчины, а наоборот, женщины постарше, живущие в Европе, — говорит Дуниа Бузар, французский специалист-антрополог, член миссии, работа которой направлена на то, чтобы выявлять и вразумлять потенциальных джихадистов. — Эти вербовщицы используют соцсети, звонки по телефону, чтобы наладить якобы бескорыстные «дружеские» связи. Многие девушки соблазняются предложениями о работе на ниве гуманитарной помощи. И только на месте — в Сирии или Ираке — они понимают, что на самом деле их ждет брак с боевиком, вступление в ИГ, жизнь под надзором шариата — и никакой надежды вернуться домой.
Специалисты в области безопасности из разных стран Европы утверждают, что в ИГ постоянно прибывает женское подкрепление из еврейских, католических и атеистических семей, богатых и бедных, городских и деревенских. Дуниа Бузар в настоящее время курирует 130 европейских семей, чьи дочери попали под вербовку, и уточняет, что деятельность ее группы сосредоточена на том, чтобы предостеречь европейских девушек от романтических заблуждений относительно «святого джихада» и «великого халифата»:
— Рекрутеры ИГ настолько усовершенствовали свои методы, что сегодня легко справляются и с успешными европейками, — сокрушается активистка. — Единственное слабое место женщин — одиночество. Одинокая женщина способна почувствовать себя влюбленной, просто пообщавшись по Скайпу. Это, кстати, тренд, очень ярко выраженный в Германии. Женщины уверяют, что они влюблены, хотя ни разу не видели свой «предмет» в реале.
Похожее рассказали мне представители университета Беркли, США.
— Самые уязвимые в нашей стране — одинокие женщины. Рекрутингом занимаются специально подобранные мужчины — видные, статные, делающие широкие жесты. Они щедры и обходительны, американки называют таких tall, cool, hard and handsome — высокий, крутой, твердый и красивый. Мужчина-агент ИГ олицетворяет собой представление женщины о «каменной стене» — финансовой стабильности и безопасности. Они говорят то, что уставшая от равенства полов западная женщина хочет слышать: что ее обязанность быть только возлюбленной, матерью и хозяйкой их дому. Остальные женские дела — лишь шопинг и хождение в гости к подружкам.
А вот мнение сексолога Доминик Мартан из Франции:
— Вербовка может происходить с помощью самых передовых технологий XXI века, но если речь идет о женщинах, технология всегда одна — древнейшая. Извечное женское желание быть любимой и интересной — для всех или хотя бы для кого-то одного. Говоря о девушках-тинейджерах, это типичный подростковый бунт — не хочу быть такой, как все, я особенная, загадочная, в обычном мире мне скучно, и он так несправедлив... Мы все время говорим о растущем числе самоубийств среди «разочарованных в любви и жизни» подростков, а уход в ИГ — это вариация на ту же тему. А уж если девочка-тинейджер — «гадкий утенок» и одноклассники на нее не смотрят, тогда и гадать не надо, зачем ей крепкие исламисты.
Во многих европейских странах уже работает «Джихад — горячая линия», куда можно позвонить, если вас пытаются завербовать. У нас такой нет, и пока спасение вербуемых — дело рук самих вербуемых.
