В обстановке, которую уже нельзя назвать здоровой, когда даже благотворительные и искренние поступки, несмотря на все «дежурности» о «музыке без границ» и «миру — мир!», чреваты попаданием в списки «национал-предателей из пятой колонны» и «врагов народа», мы с Андреем Макаревичем сумасбродно решили сегодня на «ЗД» сделать вид, что все хорошо, и поговорить только о прекрасном накануне их с Сургановой замечательной благотворительной акции. Все-таки он не только легенда русского рока, человек-эпоха, поэт, художник, писатель и музыкант, но и народный артист России («пока еще» — как сам недавно грустно пошутил в одном письме), награжденный к тому же орденом «За заслуги перед Отечеством». Пока отечество, узурпированное «карьерными патриотами», разбирается с собственной адекватностью, затянув частушку «а тому ли я дала?», и всерьез рассуждает, кого, чем и не зря ли награждало, и не забрать ли теперь все назад, как Крым у Украины, у самого артиста, как всегда, много свершенных дел и творческих планов. Несмотря на «вихри враждебные», он не отказывает себе в удовольствии не только всласть заниматься любимым делом, петь, музицировать и сочинять, но даже регулярно и расслабленно поигрывает в бильярд с друзьями на досуге. Вгоняя очередной шар в лузу, приговаривает: «Если не топчешь ты, то топчут тебя — это жизнь»...
— Андрей, отклик от людей на вашу с Сургановой благотворительную акцию именно такой, на который вы рассчитывали?
— Да, все идет хорошо. Во-первых, мне нравится, что делает Сурганова. Во-вторых, она легко принимает участие в таких затеях. А в-третьих, так как там маленький зальчик, то органично будет звучать именно акустический минималистский вариант. Со мной будут играть наш скрипач, аккордеонист и, может, еще один молодой музыкант. Я знаю, что Светлана в таком варианте тоже очень хорошо звучит. Ей предложили, она согласилась, а я очень рад. Помимо всего я еще выставил лоты для благотворительной продажи — номерной винил «Машины Времени», очень редкий, который мы писали на Abbey Road, хороший, хай-эндовский, в Германии сделанный. Картину выставил, какие-то книжки. Думаю, это тоже поможет. Вообще, основной сбор средств идет в Интернете — там будет и трансляция.
— Кстати, о виниле. Насколько оправданны все эти охи об особом виниловом звуке или это все-таки меломанский миф, психологическое клише, возникающее от вида любого антиквариата? Я как-то специально сравнивал Queen на CD и болгарском лицензионном виниле, завалявшемся у меня с советских времен. Звучок на винильчике был так себе, а на CD все звенело, грохотало, пульсировало и дышало!
— Нет, ничего психологического здесь нет. Скорее всего, винильчик, потому как болгарский и лицензионный, оставлял желать лучшего в смысле качества. А я могу тебе сейчас все объяснить прямо с карандашиком на бумаге. Это так же, как цифровая фотография. Она вся состоит из пикселей, маленьких квадратиков. Может быть очень хорошее разрешение — и квадратики не будут видны, но, если ее растянуть, все полезет наружу. Точно так же устроен цифровой звук — это ступенечка. Какая бы ни была гладкая линия, она вся состоит из таких зубчиков, как лесенка. А звуковая дорожка на виниле — гладкая линия, и появляется в звуке воздух, то, что мы слышим ушами в реальной жизни, гораздо ближе к естественным звукам. Это звук объема помещения, как в концертном зале или в большой студии, и этот «вздох винила» меня, например, как и многих коллекционеров, страшно возбуждает. Просто к пластинкам надо хорошо относиться и стараться их не царапать.
— Твой недавний альбом-трибют «Облака» с песнями Александра Галича виниловой версии, однако, не имеет, хотя именно в этой работе жажда «вздоха винила» просто витает в воздухе…
— Этого нет по двум причинам. Во-первых, пластинка писалась исключительно электронным способом. Кроме живого аккордеона, все остальные звуки там изначально электронные. Теряется смысл в переносе такого звука на винил. Винил хорош тогда, когда ты пишешь живые инструменты — симфонический оркестр или электрогитары. Во-вторых, я не рассчитывал на большой тираж, потому что, к сожалению, мало кто помнит сегодня, кто такой Александр Галич. А винил — довольно дорогая история сегодня. Если заказывать в той же Германии, то меньше тысячи экземпляров они не делают. А это много на сегодняшний день. Если бы можно было заказать штук сто, я бы, конечно, это сделал, винил, безусловно, приукрасил бы аранжировки, в которых я пытался максимально отойти от бардовского звучания и мелодекламации. Большое спасибо Леониду Каминеру, он замечательный электронщик и аранжировщик. Я ему этаким языком режиссера пытался нарисовать картину музыки, которую я вижу внутренним взором и хочу создать — что, как, где, почему эта гармошка должна быть расстроенной, почему она далеко и должно быть ощущение, что идет снег… Но я не знаю, как это сделать! Леня говорит: я подумаю. А потом присылает мне три варианта ночью — как ты думаешь, вот тут идет снег? А эта нота фиолетового цвета?.. Это было на абсолютно интуитивных, легких движениях все сделано.
— Поэзия, философия, эзопов язык и прямолинейно-обличительные образы превратили песни «Машины Времени» в культовые памфлеты своего времени, да и сейчас порох не отсырел, если вспомнить твой недавний цикл песен-зарисовок «Хроника текущих событий». Но даже в далекие уже времена «технологического минимализма» всегда чувствовалось трепетное отношение к аранжировкам, которые, как и тексты, имели абсолютную самодостаточность и несли содержательно-эстетическую революционность…
— Мы всегда относились к аранжировке с жуткой тщательностью, причем это было коллективное отношение, а никак не мое. Еще в 70-е у Сережи Кавагоэ или Александра Кутикова оно даже было более пристрастно, чем у меня. Часто, сочинив мелодию и слова и думая, что основная часть работы сделана, мне хотелось уже как можно быстрее подарить это человечеству. А Кутиков говорил: нет, подожди, это еще не песня, вот давай сделаем, чтобы было клево. И потом история показывала, что он прав. Не надо суетиться!
— А лидерское честолюбие не страдало? Это ахиллесова пята многих коллективов…
— Не так давно я с изумлением прочитал, что, оказывается, у «Битлов» было точно такое же право вето на репетиции, как мы сами придумали в «Машине». Мы делаем песню, аранжировку, каждый музыкант имеет право голоса. Если кому-то аранжировка не нравится, то он вправе сказать нет, и мы доведем ее до такого состояния, когда и мне понравится тоже. Две группы, оказывается, работали по одному принципу.
— Не зря вас называют русскими «Битлз»!.. На кинофестивале «Московская премьера», который проходит сейчас под эгидой «МК», в конкурсной программе заявлено «Кино про Алексеева», в котором ты участвуешь.
— Это очень трогательная история.
— В аннотации написано про «ретромелодраму и историю страны через воспоминания старого барда». Старый бард — это ты?
— Нет, как это ни удивительно! (Смеется.) Замечательный режиссер этого фильма Миша Сегал, которого ты знаешь по фильмам «Рассказы», «Франц и Полина», сказал на пресс-конференции, что он настоятельно просил избегать в пресс-релизе двух слов — «старый» и «бард». И оба туда вошли! Это невероятно! (Опять смеется.) А я там играю просто эпизод и сам себя, Андрея Макаревича. Эпизод смешной. Но больше я ничего рассказывать не буду, потому что все, что снимает Сегал, надо просто смотреть.
— А в кино поп-рок-музыканты любят посниматься, да? Форма забавы или дополнительная творческая самореализация?
— Если тебе что-то предлагает сделать человек, талантом которого ты восхищаешься, то он может попросить тебя просто постоять грабли подержать, и я знаю, что это все равно будет хорошо. Так зачем отказываться? А по-настоящему талантливых режиссеров, к сожалению, у нас немного, как и вообще в мире. Если кто-то из таких великих будет мне что-то предлагать, я не найду в себе силы отказать. А просто абы у кого сняться, чтобы мою морду показали в кино, мне это совершенно не интересно. У нас с профессионалами, в любой области сейчас — от музыки до медицины — большая проблема. Их нет, и их некому учить. В 90-е годы растеряли профессионалов, а новых не вырастили.
— Хоть в кино ты и не «старый бард», но хотел бы узнать о твоем отношении тоже к достаточно расхожему суждению о том, что артист, мол, должен вовремя уйти со сцены. Согласен ли, что должен, и если да — то когда такое время наступает?
— Нет никаких правил и конструкций. Каждый артист — это отдельная судьба, история, отдельный свод правил и законов. Сколько лет Азнавуру? И никого ничем он не разочаровал. А «Роллинг Стоунз»! Они, конечно, уже не так скачут, как десять или тридцать лет назад, но тем не менее…
— В прошлом интервью по случаю 60-летия в декабре ты, однако, высказался в том смысле, что быть «старым рокером» все-таки противоестественно, поелику это музыка молодых, а любое исключение только подтверждает правило…
— А много таких старых команд, как «Роллинг Стоунз»? Немного. Мне кажется, артист, если мы говорим о настоящем артисте, не имеет права потерять способность видеть и слышать себя со стороны, как бы он ни любил свою профессию. И когда он видит, что планочка у него начинает падать, он просто не позволит себе дальше работать на сцене.
— Есть ли «секреты» или особые «техники», чтобы не попасть в «сбитые летчики»? Кто-то пары сезонов не вытягивает, а другие десятилетиями даже не притормаживают, как вы например.
— Это никому не известно. Это сочетание огромного количества причин, каждая из которых сама по себе может ничего не значить. Почему артиста начинают любить? За что любят Мика Джаггера? Красивый? Нет. Поет хорошо? Да нет, как-то странно поет. Скачет здорово? Да, здорово. Но Джеймс Браун скакал так же, даже лучше. А в чем дело? А в том, что все вместе сложилось в легенду.
— А стоит ли иногда идти «на поводу у публики», подыгрывать ей или важны только собственные желания и амбиции, даже если они идут вразрез с тем, чего хотят поклонники?
— Если ты хочешь срубить денег и завтра соскочить с этого дела, то подыгрывай, но знай, что это ненадолго.
— Перед тобой когда-нибудь возникала такая дилемма?
— Нет. И уже не будет, учитывая мой возраст. Никогда в голову даже не приходило. Другое дело, что в середине 70-х, когда эта музыка расцветала, «все было впервые и вновь», когда чуть ли не каждый месяц появлялись какие-то новые истории — психоделик, джаз-рок, симфо-рок, хэви-метал, панк… Мы все это впитывали, потому что были молодые, и все это отражалось на том, что мы сочиняем. Не потому что мы хотели быть модными, а потому что нам это дико нравилось. Мы еще не прошли весь процесс обучения к тому моменту. Но это и совпадало с интересами и вкусами продвинутой хиповой публики, которая, собственно, на нас и ходила.
— А сейчас? Хипари, которые не вымерли, по-прежнему вам верны. А кто из новых поколений чаще встречается в фан-клубе «Машины Времени» — хипстеры?
— Публика меняется, и очень зримо. Те, кто ходит на наши джазовые эксперименты, на концерты «Оркестра Креольского Танго» — это все-таки не «машинская» публика. Это люди нашего возраста, которые любят джаз. А на «Машину» ходят очень разные люди — уже и второе и третье поколения, и дети, и внуки наших первых зрителей и поклонников.
— Какое ощущение было в Лужниках в мае, когда ты смотрел со сцены на многотысячную толпу на юбилейном концерте по случаю 45-летия «Машины»? Там были и стар и млад.
— Я был очень рад тому, что, как и всегда на больших наших концертах, была невероятно добрая атмосфера. Ни на 20-летии, ни на 30-летии, ни на 40-летии, ни сейчас не было ни одной драки! Не уводили каких-то в задницу пьяных людей. Было хорошо, тепло, были дети на плечах, все радовались. Был какой-то абсолютный праздник любви. Меня безумно радует, что у нас это есть.
— Позитива сейчас-то вообще не хватает… А как здорово Кутиков распелся на старости лет! Просто дал фору Мику Джаггеру, если сравнить ваш юбилейный гиг в Лужниках с их недавним в Гайд-парке!
— Сашка сейчас много работает с группой «Нюанс» со своей сольной программой, а там, кроме него, никто не поет, так что ему пришлось стать солистом. А потом, прости, мы все-таки помоложе «Роллингов» будем, ха-ха-ха!
— А ты наблюдаешь, что в целом слушает молодое поколение — например твои дети?
— Ваня мне периодически что-то приносит. Но, честно говоря, мне это не очень близко. Он занимается электронной музыкой, пишет киномузыку, работает с какими-то английскими некоммерческими режиссерами… Изначально я не могу понять музыку, которая складывается из кубиков, из набора лупов…
— Но в аранжировке к твоим «Облакам» тоже использован набор лупов, сочная, свежая краска, да и диджейских ремиксов на песни «Машины» пруд пруди!
— Я первый и последний раз эту краску попробовал (в «Облаках»). Мне этого хватило. Не отрицаю никакие краски, но пользоваться только этим мне кажется несколько однобоким. Потому что музыка — это несколько больше, чем набор лупов. Я гораздо больше люблю, когда музыка извлекается из живого инструмента.
— Теперь каждый месяц чего-то нового не появляется, как ты ностальгировал сегодня по 70-м. Получается, все уже открыли-напридумали в музыке?
— Все открыть невозможно. Лет через двадцать, если человечество доживет до этого времени, возможно, появится что-то новое. Но я недавно совершенно неожиданно получил дикое удовольствие — купил коробку со 100 дисками американских джазовых чартов с 20-х до 70-х годов прошлого века. Это только лучшие произведения! Каждый диск идет больше часа. Можно сойти с ума — какое там количество потрясающих мелодий, аранжировок, песен написано и забыто! Мне так интересно это слушать и в этом копаться! Там такие залежи! Как источник вдохновения для меня это очень сильная вещь… Вот поедем скоро в Америку с программой «Идиш-джаз». Сто лет назад большое количество российских еврейских музыкантов, в основном из Одессы, бежали от грядущей революции в Штаты и написали очень много музыки. Многие произведения стали джазовыми стандартами и до сих пор популярны во всем мире: песня «Бай мир бисту шейн», которая у нас называется «В кейптаунском порту», или «Барон фон дер Пшик», или «Старушка не спеша дорожку перешла»... Если бы авторы Цейтлин и Секунда знали, какие сотни миллионов будет приносить песня, они бы не продали ее за 40 долларов в 1932 году! Какие-то песни стали легендами, какие-то забылись. Мы провели историко-культурологическое исследование с музыкантами из «Оркестра Креольского Танго» и записали пластинку из этих песен. Она получилась очень удачной, судя по тому, что нас зовут в Америку с этой программой и, как я понимаю, не на русскоязычную аудиторию.
— В общем, куда ни глянь, настало время хорошо забытого старого?
— Так же как наша давняя песня «Бег по кругу» обрела (к майскому концерту в Лужниках) абсолютно новую жизнь. В 70-е было довольно много песен, которые мы просто не могли сыграть и спеть так, как было надо — из-за отсутствия мастерства, умения, каких-то инструментов, из-за плохого аппарата. И только совсем недавно, лет десять назад, послушав нашу концертную запись, я сам себе сказал: «Ну, вот, пожалуй, меня, в общем, устраивает, как мы работаем на концерте». А до этого у меня все вызывало очень большие вопросы. Мы сами получаем теперь удовольствие от старых песен, как от новых, а слушатели, особенно молодые, воспринимают часто все это как абсолютное и актуальное откровение.
— Хорошо бы, чтобы это «актуальное откровение» осталось только в музыке! А то, глядишь, к вам опять приставят «искусствоведа в штатском» для душеспасительных бесед, как уже было с вами в 70-е!
— Ладно, давай не будем скатываться в политику, мне так все надоело!
— Хорошего вам концерта в воскресенье, больших благотворительных сборов и чтобы помощь быстро дошла до пострадавших детей!
