— Как сложилась жизнь вашей семьи после революции?
— Мой дед, тоже Алексей и тоже Игнатьев, — последний киевский губернатор, после революции 1917 года подал в отставку — не захотел присягать Временному правительству. Позже эмигрировал в Польшу. Семья вплоть до 1921 года оставалась в своем имении в Малороссии. В этом же году они перебрались в Варшаву, а затем в Таллин. А потом в Париж, где я и родился. Первые 6 лет не говорил по-французски. Атмосфера, окружавшая меня, была русской. В Париже я окончил русскую гимназию в 1944 году. В этом же году мы переехали в Германию.
— Чем был вызван ваш переезд в Германию?
— Мой отец поверил немцам, что они на самом деле будут освобождать Россию от власти большевиков. Вместе с матерью, моим братом и сестрой в августе 1944 года он перебрался в Германию. Всю жизнь он сражался с ветряными мельницами. Потом попал во французскую армию. Затем «спасал» Россию. Мать всю жизнь работала, на ее плечах были мы все. Отец построил русский храм во Франкфурте. Похоронен на русском кладбище в Висбадене.
— А гражданство у вас уже было?
— Мы получили германское гражданство в 1950 году. Пришлось пойти в Высшую техническую школу в Дармштадте. Спустя полтора года понял — если продолжу обучение, то жизнь пройдет среди цифр. А мне хотелось работать с людьми. В 1955 году поступил в Свято-Сергиевский богословский институт в Париже. Окончил его в 1960 году.
— Расскажите о ваших учителях в Свято-Сергиевском богословском институте.
— Хочу отметить архимандрита Киприана (Керна), профессора литургического и святоотеческого богословия. После окончания первого курса он сказал: «Вы за первый год обучения в богословской школе должны были потерять детскую веру. Теперь настало время все созидать заново или покинуть это учебное заведение». Историю церкви преподавал Антон Карташев, бывший министр по делам вероисповеданий при Временном правительстве. Священное Писание — епископ Кассиан (Безобразов), один из переводчиков Нового Завета. Я застал последних профессоров из блистательной плеяды Свято-Сергиевского богословского института.
— После окончания Свято-Сергиевского института вы приняли священный сан?
— Нет. Вернулся в Германию. Нельзя сразу молодому человеку становиться священнослужителем. Вернувшись в Германию, устроился на работу в английскую авиакомпанию. Работа дала мне возможность повидать мир и окончить диссертацию в Париже. В это время познакомился с моей будущей женой. Она немка из Баварии, была римокатоличкой. Когда мы хотели жениться, католическая церковь изгнала мою невесту из своего лона, поскольку я был православным. Жена сказала: «Раз моя церковь отказалась от меня, перехожу в православие». Лишь после этого я спросил, не будет ли она против, если стану священником. Так в 1966 году в Дармштадте я стал православным священником Русской православной церкви за рубежом.
— Где располагался ваш первый приход?
— Сначала моим храмом стал дом для престарелых в Дармштадте. В нем жил 119 стариков. Почти всех провожал в последний путь. Потом добавился еще один приход — в Саарбрюккене, в двухстах километрах от Бад Гомбурга. Через год создал немецкоязычный православный приход в Кельне.
— Когда вы приехали в первый раз в Россию?
— Я получил приглашение от знакомых и в 1992 году впервые приехал на родину моих предков. Приехал не с пустыми руками. Накануне мне подарили микроавтобус. В Москве я подарил его священнику Аркадию Шатову, который тогда служил в Первой градской больнице, в храме царевича Димитрия.
В те годы я искренне верил, что можно будет найти общий язык между разделенными церквами. Моя жена здесь, в Германии, устраивала благотворительные балы. На собранные деньги закупали медицинскую технику и подарили Петергофской клинике 16 гемодиализных аппаратов. Видимо, поэтому я стал почетным гражданином города Петергофа.
— А почему был выбран Петергоф?
— Немецкий город Бад Гомбург, в котором живу, стал побратимом Петергофа. А я, как русский священник, знающий языки и культуру, стал связующим звеном. В конце 80-х годов три года подряд приглашал детей из Минской области, пострадавших от чернобыльской катастрофы. Они проводили трехнедельный оздоровительный курс в лесах и пригороде Бад Гомбурга. За 3 года у меня побывали 78 человек!
— Как ваше священноначалие относилось к вашей благотворительной деятельности?
— Я с ним не советовался и никого не спрашивал. Я делал то, что считал нужным.
— Вам не приходилось встречаться с ныне покойным патриархом Алексием II?
— Несколько раз. Первая наша встреча произошла в Москве в 1992 году. Меня всегда коробили речи советских патриархов, когда в годовщину Октябрьской революции они говорили, какое это замечательное событие, в корне переменившее жизнь России. Но никто из них не мог, конечно, сказать о страшных ленинско-сталинских репрессиях, об уничтожении российской интеллигенции и духовенства. Не знаю, как бы поступил я, если б оказался в тех жестких условиях.
— Вы считаете, что всенародное покаяние все же должно произойти? Грехи отцов и дедов ложатся на сынов и внуков?
— Без покаяния не может измениться жизнь ни отдельного человека, ни народа. Тем более заблудившегося народа. В Москве собираются вернуть на прежнее место памятник одному из большевистских палачей — Феликсу Дзержинскому. Покаяние требует перемен в жизни кающегося. Это незаметно в верхушке МП. Люблю наше пение, наши скромные богослужения. Все это мы сохранили здесь, за границей. Суеверие и обрядоверие — вот с чем постоянно сталкиваюсь. Мой приход во Франкфурте увеличивается. Параллельный приход МП соперничает со мной. Пока это не удается.
— Как вы относитесь к воссоединению Зарубежной церкви с РПЦ? РПЦЗ всегда была самым последовательным критиком РПЦ и ее политики…
— Я подчинился. Но без радости. Мне кажется, что московскому священноначалию все равно. Подумаешь — 320 зарубежных приходов! Только в Москве тысяча с лишком храмов! Печально, что канонически не определен статус Зарубежной церкви. Если она самоуправляемая, то Собор должен был даровать или автономию, или автокефалию. Доходят тревожные слухи, что Отдел внешних церковных связей собирается создать в Европе экзархат, в состав которого войдут наши приходы. РПЦ создает на территории Германии параллельные приходы. Это нарушение евангельских заветов о любви между христианами. Если дела пойдут и дальше таким образом, вряд ли будет возможно подлинное воссоединение двух церквей. Считаю себя последним русским священником, но не эмигрантом!
