Траектория смерти
...На светлогорском кладбище возле братской могилы, где похоронены жертвы той страшной трагедии, суетятся две женщины.
— У меня здесь брат, — говорит одна. — Сгорел заживо. Вы же из Москвы? Скажите, почему до сих пор о нашей трагедии либо не пишут вообще, либо пишут ерунду? Вот читала однажды, что, дескать, после катастрофы в городе был массовый суицид. Что родители кончали с собой, не в силах перенести боль утраты. Еще читала, что спились многие после этого. Неправда! На самом деле многие решились родить еще и называли новорожденных именами погибших детей.
Женщины и священник местного храма выдают нам «адреса, пароли, явки». Почему-то уверены: сейчас все жертвы и очевидцы расскажут, как было на самом деле.
Итак, 16 мая в Светлогорске было ясно и безветренно. Примерно в полдень на горизонте появился самолет Ан-24 263-го авиатранспортного полка авиации Балтийского флота СССР. Обогнул стадион, едва не задев колесо обозрения в парке, и своей левой плоскостью срубил верхушку высоченной березы. Одними из первых его увидели немногочисленные отдыхающие, оказавшиеся в тот день в парке, и школьники, у которых на городском стадионе заканчивался урок физкультуры.
— Мы возвращались в свою школу по лесной тропинке, которая шла мимо детского сада, — вспоминает бывший ученик одной из школ Николай Алексеев. — Увидев падающий на наши головы самолет, мы оторопели от ужаса, кто-то попытался бежать. «Стойте!» — закричал нам наш учитель. Встав как вкопанные, мы замерли на месте. Мы стояли и смотрели, как эта неуправляемая махина, окатив нас жаром своих турбин и теряя высоту, пронеслась над нашими головами.
Первыми случайными жертвами в тот день стали школьницы-старшеклассницы Таня Ежова и Наташа Цыганкова. Девочки подходили к детскому саду, как вдруг…
— До детского садика оставалось несколько метров, как нас обдало горящими парами авиационного топлива, — вспоминает Татьяна Ежова, с которой мы встретились на месте трагедии. — Мы даже не успели ничего понять, как в одно мгновение на нас вспыхнули волосы, одежда, обувь. Мы были в сильнейшем шоке от испуга и невыносимой боли. Вокруг ни души, и мы одни посреди улицы, объятые пламенем…
А самолет продолжал нестись к детскому садику, спрятанному в массивных елях. Детсад считался ведомственным (от санатория «Светлогорск»), и в нем было, как это водится, все самое лучшее: от условий пребывания детей до зарплаты персонала. Служебное положение родителей вполне оправдывало статус этого учреждения: начальник милиции, начальник ГАИ, первый секретарь горкома комсомола, сотрудник Светлогорского суда, главврач…
Возвратившись с прогулки, детвора расселась по своим местам в ожидании обеда. Столовая наполнилась ароматом горячего супа. Повар Тамара Янковская наверняка, как обычно, не спеша прохаживалась между столиками, наблюдая, чтобы воспитанники кушали аккуратно, не спеша, и правильно держали ложки.
Выглянув в окно, воспитатель Валентина Шабашова-Метелица увидела своего сына Андрея. В тот день мальчик прогуливался с бабушкой Ниной по городу. Около детского сада Нина Сергеевна встретила соседку. Остановились поболтать. «Бабуль, я сбегаю к маме на минуточку?..» — попросился Андрей. Валентина выбежала к нему навстречу. Мать с сыном успели только обняться…
В следующее мгновение здание детского сада потряс чудовищной силы удар. Потерявший при падении обе плоскости и шасси, ополовиненный фюзеляж на высокой скорости протаранил второй этаж, похоронив под своими обломками всех. Авиационное топливо, вспыхнувшее от удара с новой силой, за считаные секунды поглотило в своем пламени все живое.
Рядом с пылающими руинами детсада на дороге валялась кабина самолета. В ней, вцепившись в штурвал, сидел мертвый летчик. Второй пилот лежал на дороге. Ветер то сбивал с него пламя, то раздувал с новой силой.
— На него никто даже ведра воды не вылил, — вспоминает жившая по соседству старушка. — Подойти близко к нему было невозможно.
Ошибка опознания
Казалось, в этом аду никто не мог выжить. И все-таки погибли не все. Страшной смерти тогда избежала нянечка детского сада Анна Незванова, протиравшая тряпкой окна со стороны улицы. Взрывной волной ее отбросило на несколько метров в сторону. Едва опомнившись, Анна Никитична бросилась к горящим развалинам. Там, под руинами детского сада, был ее сынишка Ваня. Обезумевшая от горя женщина, пытаясь достать ребенка, едва сама не погибла в огне…
В тот день по разным причинам не пошли в детский сад трое воспитанников. Ирина Голушко незадолго до трагедии болела гриппом. 16 мая мама собралась вести ее в садик, но передумала.
— А я оказался в больнице с заболеванием почек, — вспоминает Олег Саушкин, которому было тогда шесть лет. — Помню, что в какой-то момент вся больница засуетилась. Все начали бегать, куда-то выезжали машины, в глазах больничного персонала царили растерянность и признаки какого-то отдаленного ужаса. А уже моя мама, со слезами на глазах, чуть позже, рассказала о том, что произошло в моем садике…
— Мне накануне удалили гланды, мы с мамой были на больничном, — рассказывает Ольга Коробова. — Сидеть дома для меня было невыносимой мукой. В тот день мама сдалась: «Хорошо, давай собираться в садик». Мы быстро оделись и только открыли дверь, как раздался сильный взрыв. Грохнуло так сильно, что земля затряслась. Кстати, мама моя работала в том саду нянечкой. Выходит, что и ее Бог уберег от страшной смерти.
Уберег он и Валерия Рогова, выпускника этого садика. И не просто уберег, а предупредил о трагедии.
— В 1972-м я уже был в первом классе, — рассказывает Валера. — Ночью мне приснился сон. Отчетливо вижу лица своих ребят из садика, объятых пламенем. Огонь какой-то необычный — настоящий факел. Наутро проснулся в холодном поту. Об увиденном я рассказал своей маме. Мы тогда не придали этому значения, но в школу я пошел с сильной головной болью. Где-то в полдень я пошел к садику — и… В общем, оказался на месте трагедии одним из первых. Вокруг метались, не зная, что делать, прибежавшие на помощь люди. Где-то в кустах, выворачивая душу наизнанку, выла обгоревшая собака, выла страшно…
— Было обеденное время, когда все это произошло, — вспоминает бывший сотрудник Светлогорского ОВД (в 1972 году — инспектор ОБХСС, лейтенант милиции) Леонид Балдыков. — В тот самый момент я находился дома, обедал. Мой дом стоял всего в ста метрах от детского садика. То, что мы увидели, оказавшись на месте, потрясло нас, взрослых, крепких мужиков. Стена бушующего огня и нестерпимый чад от горящего топлива, которое растекалось по асфальту из разбитого бака…
Почти одновременно к месту катастрофы прибыли милицейские наряды, пожарные, военнослужащие соседних воинских частей и моряки Балтфлота. За считаные минуты было выставлено тройное оцепление. Вооруженные солдаты, крепко сцепившись за руки, едва сдерживали несчастных матерей, рвавшихся туда, где в страшном огне погибли их дети. Кое-как удалось оттеснить их на безопасное расстояние.
— В первом ряду оцепления находился мой дядя, мичман Валентин Константинович, — вспоминает Олег Саушкин. — С его слов, больше всего досталось офицерам, мичманам и матросам, стоявшим недалеко от разрушенного детского сада. У многих, в том числе и у него самого, были в клочья разорваны тельняшки, лица были в ссадинах от пытавшихся прорваться сквозь строй, обезумевших от горя женщин…
Вдоль дороги, на почерневшем от копоти газоне, военные разложили белые простыни. Тут же спасатели на них стали укладывать извлеченные из-под руин останки детей. Многие, не выдерживая, закрывали глаза, отворачивались. Кто-то падал в обморок.
— На всю жизнь я запомнил тот страшный вой, который сотрясал воздух, — вспоминает Валерий Рогов. — Люди плакали, кричали, рыдали, кто-то бился в истерике…
Чтобы спецтранспорт смог припарковаться и забрать останки погибших, спасателям и пожарным пришлось растаскивать в разные стороны с узкой улочки груду кирпичей и искореженные фрагменты самолета. Асфальт покрылся многочисленными бороздами, больше походившими на кровоточащие раны. Тут же появились с брезентовыми носилками солдаты. Два крепких бойца пронесли рядом с Валерой Роговым обгоревшее тело летчика. Потом — другого, третьего. Кто-то схватил Валеру за руку. Мальчик обернулся и увидел заплаканных женщин, которые, показывая пальцем на дымящиеся руины, закричали ему: «Почему они там, а ты здесь?! Ты должен был быть с ними! Твоей маме сказали, что ты с ними!..»
Чрезвычайное положение
На 24 часа в курортном Светлогорске было введено чрезвычайное положение. Жителям запретили не только покидать город, но и даже выходить из домов. Отключили электричество и телефоны. Город замер, люди сидели в темных квартирах, словно в убежищах во время войны. С вечера на побережье дежурили наряды милиции и дружинники: было опасение, что кто-нибудь из родственников погибших решит утопиться. Работы по расчистке завалов и поиску тел погибших продолжались до глубокой ночи. Остатки руин, как потом выяснится, вывозили на свалку на окраине города. Еще долгое время в ее окрестностях будут находить обгоревшие детские книжки и игрушки, детали и предметы военной амуниции…
Как только последняя груженая машина покинула пределы города, место, где еще накануне стоял детский садик, разровняли, обложив дерном выжженную землю. Чтобы скрыть от посторонних глаз следы трагедии, было принято решение разбить на том месте большую клумбу.
— К утру садика будто и не было никогда — на его месте расцвела клумба! — вспоминает Андрей Дмитриев. — Многие родители тогда глазам своим не поверили. Выжженная земля срезана, уложен дерн, дорожки, посыпанные битым красным кирпичом. Обломанные и обгоревшие деревья спилены. И только резко пахло керосином. Запах держался еще недели две…
Последствия светлогорской трагедии были ужасающими: 24 (а не 23, как значится в официальных источниках) воспитанника, одна воспитательница детского сада и 8 членов экипажа сгорели заживо. Откуда появился еще один ребенок? Оказалось, одна из девочек была дочерью капитана дальнего плавания. Ему на судно отправили печальную телефонограмму. В ответ он просил не хоронить дочь в братской могиле, а дождаться его. Потому девочку не учли…
Работники сада Тамара Янковская, Антонина Романенко и случайно зашедшая проведать в тот день ее подруга Юлия Ворона с тяжелейшими ожогами были доставлены в военный госпиталь. Кроме родственников их в больнице ежедневно навещали сотрудники КГБ, готовые на любую помощь в обмен на молчание. К сожалению, Романенко умерла быстро, не приходя в сознание, Янковская — через полгода, а Ворона выжила.
Погибших детей и воспитателей похоронили в братской могиле на кладбище, недалеко от железнодорожной станции Светлогорск-1. В день похорон было ограничено движение по автодорогам, соединяющим областной центр со Светлогорском. Одновременно с этим были отменены дизель-поезда, перевозившие пассажиров из Калининграда в курортный городок. Официальная версия — срочный ремонт подъездных путей, неофициальная — минимизация огласки всех обстоятельств авиакатастрофы. Несмотря на временные ограничения, связанные с траурными мероприятиями, на кладбище в день похорон собралось, по оценкам очевидцев, свыше семи тысяч человек.
Тихое следствие
По факту авиакатастрофы в Светлогорске уголовного дела не возбуждалось. Ограничились лишь приказом министра обороны, в соответствии с которым с должностей было снято около 40 военных чинов.
И уже тогда появилась основная версия: виноваты пилоты, в крови которых якобы был найден алкоголь. По этой причине родственники погибших детей и персонала детского сада запретили хоронить летчиков на светлогорском кладбище рядом с «их жертвами». По той же причине в храме-часовне в общем списке погибших в авиакатастрофе не нашлось места восьми фамилиям членов экипажа.
Священник местного храма хранит у себя кое-какие архивные документы, касающиеся трагедии. Но главное — сюда приезжали диспетчера, бортмеханики, пилоты того самого отряда. Многие исповедовались… Что говорили? Тайна исповеди не позволяет ему рассказать. Но зато он уверен: экипаж ни при чем.
Были и другие версии, подчас абсурдные. Кто-то утверждал, что летчики плохо подготовились к выполнению задания. Не забыли и про девиц-нудисток, загоравших на пляже (и это в 1972 году, да при температуре плюс 6 градусов!), которых будто бы пытались разглядеть летчики во время очередного снижения над морем. Писали о том, что взлетел экипаж якобы самовольно. В действительности причина была в высотометре…
— Ближайшие к нам скандинавские соседи неоднократно предпринимали попытки нарушения воздушных рубежей, — рассказывает один из работников 263-го отдельного транспортного авиационного полка (того самого, которому принадлежал разбившийся самолет). — В некоторых случаях им это удавалось. И это были отнюдь не военные самолеты. Спортивного класса, одномоторные, низколетящие, ведомые пилотами-любителями. Чтобы выяснить, как иностранные летчики беспрепятственно пересекали границу, советским командованием было принято решение силами морской авиации Балтфлота провести испытательные полеты в зоне ответственности советских радиолокационных станций береговой системы слежения. И в тот роковой день на задание отправился Ан-24 (бортовой номер 05) с экипажем капитана Вилора Гутника. Накануне полета по команде сверху на Ан-24 был переставлен высотомер с Ил-14. Работоспособность прибора не была проверена должным образом. Никто тогда не мог и представить, как высотомер поведет себя на новом самолете.
По легенде, экипаж капитана Гутника должен был играть роль условной цели, то есть самолета-нарушителя. В поле зрения локатора самолет-цель обязан был набрать высоту, удалиться, затем — резко снизиться, чтобы выйти из-под контроля «всевидящего ока». При снижении — отворачивать вправо и влево, чтобы перехитрить оператора станции. Гутник добросовестно делал то, что требовалось. Оператору поминутно сообщали высоту полета, а тот делал засечки на планшете, информируя экипаж борта 05, видна цель или нет. На самых низких высотах локатор не видел цели: самолет выходил из поля его зрения. Именно поэтому не удалось заметить опасности. Экипаж до последней секунды держал связь с берегом, но над морем уже лежал плотный туман.
Первое столкновение с препятствием произошло на 14-й минуте 48-й секунде полета. Бортовые самописцы зафиксировали показания высотомера: 150 метров над уровнем моря. Фактически же от подножия обрывистого берега до верхушки березы — не более 85 метров.
В рассекреченном деле на схеме отчетливо прослеживается весь путь падения воздушного судна и разрушения его конструкции. Но очевидцы событий нарисовали свою карту. Передали ее нам для публикации в «МК». Говорят, что, может быть, это поможет хоть немного залечить их рану… Как? Тем, что жители огромной страны наконец-то сами увидят, как все было на самом деле.
