Теперь я должен его ненавидеть? Ну, как Захар Прилепин. Вот он пишет: «Я мечтаю ворваться за стекло голубого экрана и эдак по-булгаковски, по-мастер-маргаритовски в прямом эфире оторвать Сванидзе голову. Живой Николай Карлович пусть живет, а экранному голова не нужна, пусть она под столом валяется и шевелит активными губами».
Лимонов тоже видит в нем символ либерализма, и тоже ненавидит. Сванидзе подозревают как с той, так и с другой стороны нашей выгребной ямы, свой среди чужих. Не верят, что человек просто так думает, так анализирует и так говорит. Что и в телевизионной госсистеме тоже можно быть свободным, ну хотя бы относительно. По крайней мере сохранить себя и оставаться собой.
Он заканчивает свой неимоверный труд (но никак не сизифов!) под названием «Исторические хроники», еще одна-две серии — и стоп, машина. Дальше — минное поле, сиюминутная политика, а это дико больно, порой страшно, потому что взрывается на каждом шагу.
Когда он только начинал с 1901 года, казалось — неподъемно. Этот цикл сравнивали с парфеновским, а зря. Тут все разное: два мира — два Шапиро. Стиль, характеры, отношения к стране, да и к телевидению — кругом развилка.
Хотите знать, какой Сванидзе, — посмотрите все серии. Он там весь. Серии могут быть неровные, даже проходные. Но были лучшие моменты, самые лучшие: когда рассказывал о Нагибине, Ефремове, Товстоногове. О времени через культуру. И время оживало сразу, произрастало, наполнялось трагизмом, неоднозначностью…
Но перестройку Сванидзе забил насмерть. Уничтожил последние надежды, свет в окошке, куда я все время оглядывался ради поднятия собственного сильно упавшего духа. Но нет ненависти во мне, как у Прилепина с Лимоновым, писателей земли русской, да и у многих-многих других.
Вот он стоит на каком-то возвышении в окружении ментов — это несогласованный митинг на Лубянке декабря-2012. Зрелище не для слабонервных, это не Ельцин на танке. Ему кричат: «Предатель! Уйди!», — а он просит не толпиться, возложить цветы к камню и проходить дальше. Свой среди чужих…
Но все, что хотел, он сказал и показал. Да, эзоповым языком, не впрямую. Вот вам Москва конца 80-х и самого начала 90-х, митинги в 200 тысяч, в 500 тысяч. Полмиллиона человек — и все против власти! А вот следующая серия и холодный жесткий анализ: все та же сырьевая игла, в момент спущенные цены на нефть — и страна крахнулась.Это он о прошлом? Ждите!
Отчего же на госканале столько документальных и художественных антитоталитарных фильмов, показывающих Сталина убийцей своего народа, а Солженицына, наоборот, героем? На самом деле «Россия» — главный антисоветский канал страны. Это потому, говорят «понимающие», что существует заказ сверху на подобный тренд. Ведь нынешние «кремлевцы» должны дико ненавидеть СССР хотя бы за то, что там, несмотря на всю мерзость, были великие свершения, была Победа, космос, а сейчас ничего. То есть абсолютно. Вот и поступил заказ «подчиненным»: по полной программе дискредитировать нашу советскую родину.
Не верю! Нынешние «наследники Сталина» совсем не кровожадны и все-таки не хотят (и не могут!) быть похожими на кумира миллионов. Но совок, его стиль им нужен для другого — чтобы приручить народные массы. Поэтому у меня другая версия: люди, работающие на госканале, все-таки патриоты. Они видят свою миссию, чтобы раскрывать глаза общественности и власти на ужасы нашей истории. Чтобы эти ужасы больше не повторялись никогда.
Нельзя напрямую — пойдем другим путем, нормальные герои всегда идут в обход. Говорить про вчера, но намекать про сегодня. В этом — позиция.
Да, там есть Аркадий Мамонтов и Дмитрий Киселев, отличные пропагандисты, которые и на советском ЦТ бы не затерялись. Есть фильм, разоблачающий Бориса Березовского во всех политических убийствах последнего времени и показанный трижды!
Но включишь «российскую» дочку — «Культуру», там тоже Борис Березовский, только совсем другой. Очень талантливый и виртуозно играющий на рояле. Там же «В круге первом», «Штрафбат»… Там Сванидзе, наконец. Чужой среди своих, но даже на госканале пытающийся быть свободным. Ну хотя бы относительно.
Сердечная недостаточность
Глупо подозревать, когда вполне уверен. Это Станислав Ежи Лец сказал. Могу положить голову на рельсы, дать руку на отсечение и еще кое-что на обрезание, но выступление режиссера Юрия Норштейна на премии имени Высоцкого «Своя колея» нам не покажут. Зуб даю!
Он там сказал про «сердечную недостаточность» президента. Об этой новости неделю говорит вся Москва, ну и еще несколько «продвинутых» городов. Но по телевизору нам все равно ничего не дадут.
По ТВ это будет в субботу, смотрите, ждите сенсаций. Но не будет сенсаций! Так устроен телевизор, он не имеет права. Он боится — из самых благих побуждений. Он не хочет нас расстраивать. И расстраивать тех, кто управляет голубым экраном. И того, кто управляет ими.
В советское время такое проходило на раз. И никто ничего не знал, поэтому жили спокойно, припеваючи, делая вид, что верят в программу «Время». И лишь некоторые по вражьему радио через «глушилки»…
Но теперь время другое, без всяких кавычек. Новое время. А телевидение старое. Работает по-старому, как страус или маленький ребенок: зарой голову в песок или закрой глаза ладошками — в Багдаде все спокойно!
Только получается глупо и смешно. Тебе еще не успели показать, а ты все знаешь. А потом смотришь опаздывающий телевизор и заливисто хохочешь. В лучшем случае. Или плюешься — в худшем. Но уже совсем не веришь в этот безумный ящик.
Стейк с кровью
Я точно знаю, что они любят Высоцкого, что они это делают из лучших побуждений. Из самых лучших. Художественный фильм, море документальных. Это память, конечно.
Но вот кулинарная программа на Первом. Наташа Королева с Олешко что-то радостно готовят. Вдруг кадр из «Места встречи» — и Владимир Семенович как живой: «Эх, сейчас бы супчику да с потрошками!» А потом знаменитая сцена в ресторане, ну там, где Фокс выбрасывает в окно официантку. Но тут главное — ресторан. Еще какие-то фрагменты, где юбиляр ест. Или говорит о еде. А потом закадровый голос: «Владимир Высоцкий первым изготовил стейк с кровью».
Они хотели как лучше. Они чтут Высоцкого, да. Но они еще работают на ТВ. Поэтому вынуждены зарабатывать деньги. Им, наверное, очень не хочется, но приходится. И тогда — эврика! — в чьей-то умной голове возникла гениальная идея: ну раз мы тут едим во все пузо и готовим в неделю Высоцкого, так почему бы не совместить! Два в одном, а какое удовольствие. И сплошная экономия при этом.
Вы обалдели, ребята? У меня больше нет слов. Но они есть у поэта:
Бок о бок с шашлычной,
шипящей так сочно,
Киоск звукозаписи около Сочи.
И голос знакомый с хрипинкой несется,
И наглая надпись:
«В продаже — Высоцкий».
Володя, ах, как тебя вдруг полюбили
Со стереомагами автомобили!
Толкнут прошашлыченным
пальцем кассету —
И пой, даже если тебя уже нету.
Торгаш тебя ставит в игрушечке «Ладе»
Со шлюхой, измазанной в шоколаде,
И цедит, чтоб не задремать за рулем:
«А ну-ка Высоцкого мы крутанем!»
…Киоск звукозаписи около пляжа.
Жизнь кончилась. И началась распродажа.
Евгений Евтушенко —
на смерть Высоцкого. 1980 г.
