«Инициатива Минобрнауки — смелость, основанная на непонимании»
— Эрик Михайлович, почему чиновники от Минобрнауки так скоропалительно затеяли реформирование РАН?
— Скоропалительность была вызвана частными причинами, о которых я не хочу гадать. С трибуны Госдумы нам говорят, что финансирование РАН возросло почти в 10 раз, а должной отдачи нет. Но это заявление ложно. Действительно, госрасходы на науку возросли многократно, но не на Российскую академию наук. Финансировались проекты «Сколково», «Роснано», выдавались мегагранты на отраслевые проекты, в университеты. Именно эти траты оказались непродуктивными. Если здесь были просчеты, то они не относятся к Академии наук, но срочно реформировать решили именно РАН.
— Как вы оцениваете законопроект?
— Это смелый законопроект. Но вот как по аналогичному поводу высказался В.И.Вернадский: «Это была не смелость государственного человека, истекающая из строгого расчета и предвидения грядущих событий, а смелость чиновника, основанная на незнании и непонимании окружающего». Это сказано в 1907 году. Сегодняшняя ситуация не является новой в истории Академии наук. Попытка слияния академий уже была — в 1747 году Академию наук превратили в Академию наук и художеств. Однако уже в 1764 году эти две академии были вновь разъединены. Академия наук стала развиваться по первоначальному замыслу Петра I, считавшего главным назначением Академии «производство нового знания и размножения наук», то есть, говоря языком современным, — развитие фундаментальной науки. И именно этому развитию мы обязаны настоящему прорыву в знаниях об окружающем нас мире, который случился в советский период. Ведь наша Академия наук СССР была тогда настоящим гигантом, равным которому не было в мире.
— Что же способствовало такому прорыву?
— Реальное желание политического руководства страны быстро поднять страну на высокий уровень. Оно поняло, что для быстрого развития страны нужна система специализированных научных учреждений. Оно поняло, что это целесообразней всего сделать на базе существующей Академии наук. Траты на фундаментальную науку правительству приходилось терпеть как неизбежное зло. Время от времени политическое руководство проявляло свои научные вкусы, разгоняя генетику или кибернетику. Но ему приходилось мириться с законами науки. Траты были большими, но правительству приходилось с ними мириться — без затрат невозможно было зажечь воображение и энтузиазм ученых. Именно Академия наук обеспечила создание, с одной стороны, атомного оружия, а с другой — атомной энергетики; с одной стороны, ракетной техники, с другой — фундаментальных космических исследований. В науках о Земле изучение фундаментальных аспектов геологического строения Земли привело к успешному прогнозу нефтегазоносности сначала Волго-Уралья, а потом Западной Сибири, прогнозу алмазоносности Якутии. Там сегодня добывают нефть, газ, алмазы, на которых держится экономика России. Все эти достижения в своей идейной основе рождались в институтах Академии наук.
«Нам нужны и университеты, и академия»
— Возможно ли как-то вернуть утраченную модель управления наукой?
— Я не сторонник возврата к советскому прошлому. В Советском Союзе, несмотря на декларируемую поддержку, работа ученых всегда происходила в трудных условиях, при дефиците научного оборудования и низкой зарплате. Сегодня те механизмы, которые действовали в советское время, неприменимы. Талантливые и инициативные люди могут проявить себя во многих сферах. Если не дома, то за рубежом. Границы сегодня открыты. Поэтому научные центры формируются там, где предлагаются соответствующие условия.
— Академию наук реформируют с 90-х годов. Почему вообще это понадобилось?
— Потому что Россия в 90-х пыталась встать на западный путь экономического развития. Академию стали рассматривать как часть прежней системы — инструмент тоталитарного режима. Западные консультанты указывали на то, что самая передовая наука должна развиваться только в университетах.
— Чем отличается фундаментальная наука в университетах и в Академии?
— Развитие науки в университетах имеет свои преимущества. Это позволяет поставить образование молодежи в условия работы в атмосфере последних научных достижений и, что немаловажно, вовлечь массу студентов в научную работу в качестве исполнителей, экономя фактически на финансировании науки. Конечно, подобные механизмы связи науки и образования следует использовать. Но современный уровень науки требует дорогостоящего оснащения и целевой инфраструктуры, которые могут быть сосредоточены только в специализированных институтах. Такие институты есть во всех странах, где развита наука. Россия благодаря созданию в свое время Академии наук фактически предвосхитила современные тенденции в организации науки. Было бы глупо отказываться от того преимущества, которое мы имеем.
— Как будет строиться ваша работа, если законопроект примут без существенных поправок?
— К сожалению, в проекте отменяется главная задача, записанная в Уставе РАН: проведение фундаментальных исследований в области естественных, технических, гуманитарных и общественных наук, способствующих экономическому, социальному и духовному развитию общества. Вместо этого первоочередными задачами новообразованной академии в проекте объявляются: разработка предложений по формированию и реализации госполитики, экспертиза крупных научных проектов, участие в организации и координации научных исследований. Кто будет принимать решения по поводу необходимости того или иного исследования, руководить им, распределяя необходимые средства, и отвечать за выполнение работы, непонятно. Решая судьбу РАН, чиновники отождествляют Академию с несколькими сотнями академиков. Но особенность Академии наук состоит не в том, что в ней работают академики, а что это система специализированных научных институтов.
«Готовы ли «белые воротнички» утилизировать отходы?»
— Насколько я помню, функция управления средствами, выделяемыми на новую РАН, и ее имуществом отводились новому Агентству по управлению имуществом.
— Попытки реформирования Академии наук постоянно выявляют стремление к отъему имущества. Поэтому академическое сообщество с недоверием относится к предложениям правительства, подозревая, что единственная забота реформаторов — это в очередной раз захватить, приватизировать и распродать имущество.
Академия наук не получает достаточных средств не только для научных исследований, но и для поддержания зданий, сооружений, служб. Она вынуждена сдавать в аренду помещения, чтобы использовать эти крохи на ремонт, на обеспечение хотя бы на минимально безопасном уровне эксплуатацию своего имущества, точнее, имущества, которое принадлежит государству.
В то же время я могу сказать, что директора большинства институтов заинтересованы в том, чтобы снять с себя заботу об управлении имуществом. Однако инфраструктура научного учреждения физико-химического направления — это не инфраструктура жилого дома. Здесь должна быть специфическая система проточно-вытяжной вентиляции, защищенная от коррозии система слива отходов, в том числе иногда радиоактивных, специальные коммуникации для подачи газов и реагентов, система хранения и утилизации химически активных веществ и т.д. и т.п. Предусмотрены ли у Агентства соответствующие финансовые средства и имеются ли у Агентства реальные инженерно-технические кадры для исполнения этой работы — не чиновников-менеджеров, а специалистов, рабочих и инженеров?
— Чтобы помочь вновь создаваемому Агентству по управлению имуществом интегрироваться с новой РАН, его предложили возглавить Владимиру Фортову.
— Я бы не рекомендовал Владимиру Евгеньевичу соглашаться на роль руководителя Агентства. Это означало бы сохранение ответственности при отсутствии реальных возможностей. Пусть уж назначенное от правительства лицо занимается вопросами обеспечения работоспособности инфраструктуры новой РАН.
— Почему в Академии наук совсем нет молодежи?
— Молодежь есть. У нас скорее проблема среднего возраста. Молодые люди, получив опыт, защитив иногда диссертацию, уходят из академической науки из-за отсутствия перспективы реализации себя в отечественной науке (нет современного оборудования), а также из-за низкой зарплаты. Сегодня главная проблема Академии — отсутствие средств на научную работу, эксперименты, приборы и материалы. Можно только удивляться тому, что при этом 60% публикаций в стране исходит от Академии наук, от тех самых пожилых людей, сохранивших знания, опыт, энтузиазм.
«За 600 тысяч качественную науку купить нельзя»
— У вас есть предложения, как изменить сложившийся порядок вещей?
— Прежде всего надо дать возможность реализовывать первоначальный замысел Академии — развивать фундаментальную науку. Я с осторожностью отношусь к призывам некоторых академиков немедленно сосредоточиться на прорывных технологиях. Конечно, это звучит привлекательно. Но если развивать Академию наук с практическим прицелом, то останутся без должной поддержки те области, в которых создание прорывных технологий не видно. Изучение внутреннего химического строения Луны или решение вопроса о механизме аккумуляции планет в период формирования Солнечной системы не обещают немедленных практических применений. Между тем работа в этих направлениях требует использования дорогих приборов, космических экспериментов и пр. Поэтому дальновидной политикой является не адресная поддержка перспективных групп, а поддержка фундаментальной науки в целом. Главное — обеспечить базис.
— Что вы под этим понимаете?
— Ответ на этот вопрос очень прост. Существует рыночная цена науки, такая же, как цена на газ и нефть. Мы же не можем экспортировать нефть или покупать мясо, птицу по цене ниже рыночной, если хотим купить качественный продукт. Так же и с наукой. Если ваши измерения сделаны с меньшей точностью, чем достижения других, ваши данные не примут даже к публикации в уважаемых журналах. Если вы изучаете вещество размером с пылинку, то вокруг не должны носиться другие пылинки. Наконец, нужны высококлассные специалисты, которым нужно платить соответствующую зарплату.
— Есть ли формула, по которой оценивается рыночная цена науки?
— Да, в обобщенном виде это бюджет научного учреждения, отнесенный к числу сотрудников. Я обратился к своим зарубежным коллегам, занимающим руководящие позиции в науке, с просьбой снабдить меня информацией о размерах финансирования их институтов.
Полярный институт им. Альфреда Вегенера (АWI, Германия). Это очень известный институт, располагающий своим научно-исследовательским судном Polar Stern. Бюджет 120 млн евро, число сотрудников — 900 человек. Цена науки (в переводе на рубли): 5,9 млн руб., приходящиеся в расчете на одного сотрудника в год. Это не только зарплата. Сюда входят расходы на содержание института, затраты на приобретение оборудования и средняя зарплата.
Институт Geomar (Германия). Это крупный институт в Киле, который в отличие от AWI имеет не только бюджетные, но и частные источники финансирования. Бюджетная часть составляет 60 млн евро, персонал — 800 человек. Цена науки: 3,2 млн руб. на сотрудника в год.
Институт исследования недр Земли (Мисаса, Япония). Недавно выполнил уникальные исследования пылинок внеземного вещества, доставленного с астероида Итокава японским космическим аппаратом «Хаябуса» (Hayabusa). Бюджет: 6,04 млн долларов в год, персонал — 40 человек (из них 15 докторов наук). Цена науки: 4,65 млн руб. на одного сотрудника в год.
CNRS (Национальный центр научных исследований, Франция). Это аналог по структуре и задачам Российской академии наук. Бюджет: 2,1 млрд евро, персонал: 26 000 человек. Цена науки: 3,47 млн руб. на одного сотрудника в год.
Британская геологическая служба (только бюджетное финансирование). Бюджет: 50 млн фунтов стерлингов, персонал: 640 человек. Цена науки: 3,9 млн руб. на каждого сотрудника в год.
Вейцмановский институт (Израиль) — основное академическое учреждение Израиля. Бюджет: 532,2 млн шекелей (146 млн долларов), персонал: 500 человек. Цена науки: 9,1 млн руб. на сотрудника в год.
Кстати о зарплате. У меня в руках зарплатный лист профессоров канадских университетов. В столбце «годовая зарплата» нет ни одного случая, когда она была бы меньше 100 тыс. долларов в год. Большинство профессоров там получает на наши деньги 300–400 тыс. руб. в месяц. И это вовсе не лауреаты Нобелевской премии — обычные высококвалифицированные ученые и преподаватели. Встречаются и русские фамилии.
Теперь, для сравнения, данные по отечественной науке. Раскрою бюджет нашего института. Это один из передовых институтов РАН. Бюджет: 257 млн руб., персонал: 514 человек. Это 0,5 млн руб. на одного сотрудника в год. С учетом внебюджетных поступлений: 391 млн, или 0,76 млн руб. Если взять РАН в целом, то ее бюджет 60 млрд руб., численность персонала 100 тыс. человек, это все те же 0,6 млн рублей на сотрудника в год. За такие деньги качественную науку сегодня не купишь.
«Бизнес нужно принудить к честной конкуренции»
— 100 тысяч сотрудников — не много ли? Может, стоит все-таки сократить неэффективных сотрудников?
— Просто сократить неэффективно работающих нельзя. На оборудовании, приборах нужно, чтобы кто-то работал. Их просто надо заменить. Но чтобы заменить, нужны совсем другие условия, чем те, в которых соглашаются работать непритязательные, но малоэффективные работники. В любом случае реформирование Академии наук должно включать такую модель ее структуры, состава и прочее, которая бы отвечала рыночной цене науки. Все остальные идеи: сливать три академии в одну, сделать всех членов-корреспондентов академиками и т.п. — без этого основополагающего условия пустое дело.
— Большую, фундаментальную науку часто упрекают в том, что она не выдает конкретного продукта. Что надо сделать, чтобы сдвинуть это дело с мертвой точки?
— Фундаментальная наука — это предмет заботы правительства. Фундаментальная наука обеспечивает не только запросы производства. Она определяет уровень цивилизованности нации, ее будущее, ее место в мировом сообществе. Бизнес здесь может помочь лишь в порядке спонсорства и меценатства. Локомотив, который тянет развитие науки, в том числе мотивируя и фундаментальную науку, это наука прикладная. Чтобы прикладная наука развивалась, она должна быть востребована экономикой и бизнесом. Сегодня наука не востребована. Коррупция, лоббирование, силовые приемы дают более быстрый и ощутимый результат, чем вложения в науку. Поэтому необходимо создание налоговых и прочих рычагов, понуждающих бизнес к честной конкуренции, без которой он обращаться к науке не будет.
