Пробираясь через лес, полный комарильи и страшных черных мух-паутов, к деревне Боровики я утешала себя, что когда это место базировалось на едином суперконтиненте Пангея, здесь вообще царили джунгли. И москит был заточен на толстокожих зверюг.
Всего-то несколько избенок. В окне одной из них при виде меня будто сами собой задернулись шторы. Зато у крайнего дома меня встретила абориген Галина, которая и приютила у себя копателей. На чердаке у нее хранится огромный телескоп, вокруг печки — несколько кроватей, по стенам фотографии черепушек перемежаются с мультяшными святыми на деревянных дощечках. Первые сняты на кладбище, вторые — творение рук хозяйки.
— У меня была опухоль в мозгу, а после успешной операции дар рисовать образа открылся, — говорит Галина.
Странные тут люди. Возле дома на завалинке старушка с круглыми глазами образовалась — так та видела инопланетян. Местный алкаш Денис рухнул по зиме прямо в след снежного человека. А Степан из соседнего дома постоянно на берегу об кости спотыкается и дает палеонтологам наводки на очередную “могилку”. Пока из всех местных чудес доказательства представили только парейазавры.
Галина ведет меня к речке перелеском — 25-километровая коса высокого берега и есть кладбище звероящеров. Поиски начинаются здесь каждую весну, когда Вятку разливает. А стоит воде отступить — по всему склону оголяются древнейшие кости. Хотя с этого обрыва можно и самому так загреметь — собственных костей не соберешь.
Галина по привычке скачет с крутой глиняной тропы вниз, словно горная козочка. Мне же приходится передвигаться походкой парейазавра: обеими руками держась сзади за землю. В такие моменты эволюцию отметаешь. А шестеро гомосапиенсов-копателей на берегу и не удивились пришельцу о четырех ногах: “Это что, когда японские туристы приезжали, они со страховкой сюда спускались!”
Болотная нежить
Из глиняной ямы два на полтора метра еле различимо улыбаются вычищенные зубы. Копатели не церемонятся — работают не кисточками, как на раскопках динозавров в пустыне Гоби, а инструментом грубым.
— Обнаружив кусочек реликта в глине, мы кирками и лопатами вырубаем куб земли вместе со скелетом, — объясняет Альберт Хлюпин, директор Кировского палеонтологического музея. — А потом ножами счищаем верхний слой почвы, когда добираемся до костей — заливаем их клеем, чтобы хрупкий материал не рассыпался в прах. Дальше запаиваем сверху скелет в бетон и переворачиваем на него куб с землей. Это единственный способ транспортировки — сначала на носилках до деревни, а оттуда на машине до музея. Но, прежде чем парейазавр обретает презентабельную внешность, мы работаем над ним около года — расчищаем кости, снова закрепляем их клеем… Многие так и остаются распластанными на глиняной плите — все в разной сохранности. Часть удается изъять и склеить в звероящера. Особенно хорошо порой сохранились черепа.
Звероящеров пермского периода можно считать самыми древними животными на планете, до них находили только раковины от моллюсков и отпечатки на окаменелостях всяких членистоногих. Два подобных кладбища есть еще в Мексике и в Африке, но там скелеты совсем усохли из-за жаркого климата. В нашей же красной глине кости сохранились почти в том же виде, что и 260 млн. лет назад.
Странные существа тогда обитали на Вятке: например, парейазавр “завещал” переднюю часть туловища и свои повадки бегемоту, а сзади у него болтался длинный хвост, как у ящера. Сам достигал от 1,5 до 2 метров в длину.
— Это были животные стайные, а на нашем кладбище их много, потому что раньше здесь как раз находилось болото — среда обитания данной парарептилии, — продолжает Хлюпин. — Судя по зубам, парейазавры травоядные, скорее всего млекопитающие, хотя доказательств этому нет. Они могли жить и на суше, и в воде. Интересно, что жабр при этом у них не было: парейазавры, как современные лягушки, могли дышать под водой кожей. Когда мы находим те или иные признаки нынешних обитателей планеты у наших ископаемых, начинаем лучше понимать, как и на ком упражнялась эволюция.
Кроме предка бегемота под Котельничем обнаружили около 20 разновидностей пермских чудищ с головами зверей и хвостами рептилий. Например, маленькая суминия — волосатая ящерица с длинными пальцами и рожей обезьянки, которая лазала по деревьям. За ней охотились два хищника: предок крокодила вятказух, между ребрами которого было найдено много черепушек бедных лохматых ящериц. И саблезубый вяткагоргон — будучи всего около метра ростом, он умудрялся охотиться еще и на парейазавров. Оба названы в честь местности, где откопали их бренные тела. Медлительные децинодонты лицом походили на крыс с клыками.
Говорят, что в глазах покойника можно увидеть его смерть. Но сколько я ни пялилась в печальные пустые глазницы звероящера в яме, он не ответил мне на вопрос: отчего вымер весь его род и, в частности, поселение на столь маленькой территории — между будущим Котельничем и Вишкилем Кировской области.
— Есть несколько версий, почему такое кладбище находок образовалось именно на нашей земле, — говорит директор Палеонтологического музея. — Судя по тому, что кости разной давности, они могли наслаиваться здесь постепенно, пока не настал конец пермскому периоду. Бытует мнение, что виной этому была глобальная экологическая катастрофа. Другая версия такого количества именно парейазавров гласит: эти неповоротливые животные банально тонули в болотной грязи. Скорее всего здесь были участки с зыбучей глиной: парейазавр, попав в западню, не мог выбраться из нее, а пока он греб и кричал о помощи, к нему подходили “зеваки” из его стаи и тоже увязали. Может, поэтому мы часто находим по 3—4 скелета рядом, расположенных в земле головой кверху, будто звероящеры пытались глотнуть спасительного воздуха…
Охотники за скелетами
Альберт Хлюпин утверждает, что может узнать “в лицо” каждого вятского звероящера: “Вроде все одинаковые, а приглядишься — у каждого своя индивидуальность”. Не зря же всех найденышей сотрудники музея как-нибудь окрестили:
— Вот Пашка, у него характер нордический, взгляд серьезный. А это красавица Катюша с голливудской улыбкой, мы ее 9 мая обнаружили. Наш любимчик — Диванный ящер: этот долго у нас на диване пролежал, пока мы его обработали, — знакомят меня с подопечными сотрудники музея.
И вот иногда по телевизору идет репортаж о какой-нибудь заграничной частной коллекции палеонтологических находок, а среди них вдруг мелькнет до боли родное лицо парейазавра…
— Я сразу узнаю “земляка”! — негодует Альберт Хлюпин. — Как же он оказался за кордоном, ведь вывоз и продажа ископаемых за границу запрещена? Я уверен, что это последствия того беспредела, который творился в стране в туманные 90-е…
Дело в том, что до перестройки все подобные кладбища в СССР были предоставлены сами себе. Например, на Кундурском плато недалеко от Благовещенска, где найдено огромное количество костей динозавров, сначала промышляли жители ближайшей деревни: они даже свой палеонтологический музей устроили в одной из избушек. Со временем все экспонаты самопальной выставки были перевезены в Москву и исследованы. В пустыне Гоби раскопки происходили, только когда туда выписывали экспедицию. На Вятке первый парейазавр был найден еще в 33-м году прошлого века, причем гидрогеологом, который решил исследовать глину на побережье, а вместо этого наткнулся на древнее захоронение.
— После этого здесь несколько раз производились раскопки, но власти явно недооценивали их важность для науки: кладбище было заброшенным, — продолжает Альберт. — В 90-м году появилась фирма “Каменный цветок”, которая занялась поиском скелетов совместно с Палеонтологическим институтом РАН. Еще в советское время сюда наведывались ученые со всего мира, а уж после падения железного занавеса прямо-таки паломничество иностранцев началось.
Особенно ценным наше захоронение казалось англичанам, американцам и немцам. Один бизнесмен из Лондона сначала изображал любопытного туриста, участвовал в раскопках, а как узнал, сколько здесь богатств, попытался купить все 25 километров кладбища. И ведь мог подсуетиться под сурдинку: после перестройки никакие законы нам были не писаны. И все же афера ему не удалась: иностранец юридически не мог приобрети участок российской земли.
— Зато начальство фирмы, где и я начинал свою работу, видимо, успело нажиться на этой земле… — считает Хлюпин. — Мы находили парейазавров, обрабатывали их, а потом скелеты якобы отправляли в Москву, однако в зале пермского периода Палеонтологического музея столицы хранится одинокий представитель парейазавров. Из-под моего носа же тогда исчезло не меньше десятка. До меня дошла информация, что один иностранный частный коллекционер приобрел на черном рынке череп звероящера за миллион долларов. Представляете, сколько стоит целый скелет! И в 1998 году в “Шереметьево” была задержана крупная партия реликтов, которые пытались вывезти за границу контрабандой, — среди них тоже был наш парейазавр. Как и откуда он утек, доказать было невозможно… Но он явно наш, чей же еще! Кстати, бывшие сотрудники “Каменного цветка” давно пропали из моего поля зрения…
Палеонтологический музей в Котельниче открылся в 1994 году, и с тех пор все звероящеры встали на учет: это небольшая экспозиция в двух залах, денег на раскопки почти не выделяли, так что велись они на голом энтузиазме. А в Киров экспонаты смогли переехать лишь в этом году: выбрали нового мэра, который шибко заинтересовался старинным кладбищем — оказывается, он еще школьником ходил на него с экскурсией. Тогда Хлюпину позвонили из администрации области и сообщили: “Через два дня открываем палеонтологический музей в городе, готовьте выставку”, — так проблема была решена в рекордные сроки. А на туристическом рынке даже появилась услуга — путешествие в “парк пермского периода”.
— Из Финляндии, Литвы, Германии к нам приезжают целые группы туристов, задумчиво стоят на холме из красной глины, и перед их воображаемым взором по берегу гуляют парейазавры... А вот из русских все больше местные приходят, остальные жители необъятной родины мало интересуются историей своей земли — им могилы с крестами подавай: “Где кладбище-то?” — иначе удивляются они, — жалуются сотрудники музея. — Посему если вы не идете к парейазаврам, то они пойдут к вам. Наш следующий шаг — поход звероящеров по городам России с экспозициями.
В подвалах Кировского музея пылится целый полк — аж 300 парейазавров, найденных за последние 20 лет. Откопать откопали, а смысла такой жизни для них не обнаружили: российским музеям столько не нужно. На иностранные же экспозиции звероящеры в основном попадают “по обмену”: продажа реликтов запрещена. Но ведь, учитывая их стоимость, все насущные проблемы той же палеонтологии могли бы разрешить. А нам куда приятней чахнуть над своими богатствами в закромах Родины — вот и держимся за “милые кости”.
Кировская обл.—Москва.
