Люди умирают. В том числе и поэты. Но поэтам вообще свойственно умирать как-то не так.
Повесился. Искололся. Застрелился.
Застрелили. Расстреляли. Удушили.
Приличный поэт не имеет права скончаться в своей постели от старости. В России его не поймут. России нужен надрыв. Непонимание. Страдания. Муки. Кругом враги. Наши поэты, как и наша родина, не умеют жить спокойно. Солнце должно светить. Или — взрываться.
Но самому солнцу подчас плевать на окружающих. Слишком ярко взрываясь, оно нередко испепеляет жизнь тех, кто случайно оказался рядом. Рядом с Пушкиным в тот момент оказался француз Дантес.
...Я встретилась с его праправнуком бароном Лотером во французском Сульце, где жил до самой смерти мэр города, а затем и сенатор Франции барон Жорж Дантес.
Лотер кормил меня картошкой «а-ля Пушкин» и все повторял по-французски, что ему страшно жаль. Говорил, что мечтает вместе с компаньоном открыть в бывшем своем родовом замке гостиницу специально для русских туристов. С цыганами, медведями, балалайками.
На досуге барон писал стихи. В том числе и про дуэль своего предка. И еще, пожалуй, он был единственный француз, не считая занудных литературоведов, для которого имя Пушкина не являлось пустым звуком. Пушкин не Достоевский. Признаем честно. Его знают только у нас.
«Помилуйте, но ведь если бы Дантес не убил бы Пушкина, то Пушкин убил бы Дантеса — мой прапрадедушка сделал все, чтобы отказаться от той дуэли, но его самого Пушкин тогда загнал в угол. Пушкин жаждал стреляться, я думаю, по многим причинам не хотел жить».
Проблемы с властью. Проблемы в семье.
Натали Гончарова вышла за Пушкина совсем юной, чтобы только вырваться из отчего дома, от истерички матери, слабовольного отца. Ей льстило, что первый поэт России сделал ее своей Мадонной. Что в нее влюблен сам государь император. Ей было тогда всего 18 лет.
С гением жить гораздо труднее, чем с простым смертным. Пушкина все время где-то носило — она одна справлялась с домашней бухгалтерией, с детьми (каждый год по ребенку), пыталась выдать замуж старших сестер, умоляла брата прислать с Полотняного завода бумаги для стихов. Мужу все время не хватало бумаги. Напишет, скомкает и бросит. Напишет, скомкает. Или разрисует так, что слов не разберешь.
Семья для гения вовсе даже не на втором — на пятом, на седьмом месте. После его самого. И его творчества. Только что и праздник, когда на балу улыбнешься кому-то, разговоришься, пофлиртуешь. Бедная, застенчивая Натали, чью внутреннюю закрытость современники нередко принимали за гордость или глупость.
«Прапрадедушка полюбил Натали. Они ведь были ровесники. Она ровно на семь месяцев его моложе. У них было много общего. Те же мысли, слова, чувства. Они были словно созданы друг для друга».
«Трагедия Натали состояла в том, что она была слишком честной женщиной и так и не отдалась Дантесу... Если бы она закутила бы с ним тайный романчик, как многие в те времена, никакой дуэли бы не случилось, а она обо всем рассказала мужу, кто за ней волочится и как», — рассуждала лишенная российских иллюзий итальянский пушкиновед Серена Витале.
...И вдруг, после очередной бутылки вина из виноградников Дантесов, я стала понимать, что ведь и на самом деле все в этой истории могло быть совсем не так. Как нам всем вместе с вами кажется вот уже 175 лет.
Пушкин — гений и поэтому хороший. Дантес — убийца и посему плохой.
Мы привыкли жить иллюзиями. Наш мозг формирует картину мира, опираясь на с детства внушенные картинки, на мнение большинства. Видим лишь то, что желаем видеть. То, что другие уже увидели до нас и внушили нам. Так влюбленная женщина, говоря о своем избраннике, в упор не желает замечать его недостатки.
Плохой офицер Дантес, для которого поединок на Черной речке оказался первым и последним за всю его последующую
Воспоминания современников о причинах тех событий до того расплывчаты и противоречивы, субъективны, что не дают понять истинной картины последних дней перед дуэлью. Ее действительные мотивы.
На поэта навалились финансовые неурядицы, рейтинг журнала «Современник» упал, пошла первая серьезная критика со стороны читателей: «Пушкин исписался!». Царь, сукин сын, не уважает, заставляет ходить в полосатом мундире. А сам тоже волочится за женой. Четверых детей «мал мала меньше» надо кормить, и две женины сестры, старые девы, приперлись из провинции в гости и не уезжают. Что делать? Кто виноват? Середина жизни. Пора подводить первые итоги. «Пора, мой друг, пора!» — а просто кризис среднего возраста наступил у мужика.
В нынешние времена завел бы любовницу, сменил семью, уехал дауншифтером на Гоа... Во времена Пушкина разрубить такое могла только смерть.
Тайна Черной речки.
А была ли она, эта тайна? Доказательств того, что подметные письма о неверности Натальи Николаевны и ее романе с царем, присланные поэту (что послужило причиной первого вызова Пушкиным Дантеса), написало именно окружение француза, — нет. Барону Геккерну, приемному отцу Жоржа, нидерландскому посланнику в России, незачем было сочинять Пушкину эти гадости. Черная речка к тому же поставила крест на его дипломатической карьере.
Причиной второго и последнего вызова теперь уже Дантесом Пушкина на дуэль было вполне конкретное обвинение Пушкина его с бароном Геккерном в педерастии. Разве Дантес должен был выслушать обвинения и ради процветания русской поэзии, которой он вовсе не знал, утереться? А вы бы простили публичную обиду, если бы вас обидел человек известный и великий, только за его талант?
«Надо признаться, что, при всем моем уважении к высокому таланту Пушкина, это был характер невыносимый», — много десятилетий спустя свидетельствовал старик Трубецкой. Знавшие русский язык современники Пушкина за гений терпели. Но Дантес «великий и могучий» просто не знал. Он был разжалован и выслан из России. Уехал навсегда с нелюбимой, навязанной ему женой — старшей сестрой Натали.
«Он женился на ней за десять дней до поединка только для того, чтобы от него отстали. У моего предка тоже была честь, понимаете?! Он тоже имел право жить и защищаться. Он убил Пушкина в честной схватке. Не из-за угла. Не исподтишка. Сам же Пушкин сделал все, чтобы последняя дуэль оказалась неизбежной. Или вы думаете, что мой прапрадед должен был встать под его пулю?»
Барон Лотер пил французское вино и все говорил, доказывал — в моем лице, видимо, всей России, что-то свое в ту ночь. О первом водопроводе и канализации в маленьком Сульце, который построил прапрадедушка Жорж. До этого горожане пользовались выгребными ямами. О том, что прапрадед был хорошим мэром и стал отличным сенатором. О том, что после смерти жены так никогда больше и не женился. Воспитывал четырех детей, в том числе и несчастную душевнобольную дочку Шарлотту.
«Его жена Катрин умерла, едва Шарлотте исполнилось два. Это был такой удар для крошечной девочки, сказали бы сейчас психологи. Она винила во всем отца. Назло ему повесила в спальне портрет Пушкина. Называла отца убийцей. Прапрадедушка страдал».
За без малого две минувшие с тех пор сотни лет имя Дантеса в России склоняли все кому не лень. И не важно, был ли он так уж виноват или мы сами себе все это вслед за Пушкиным напридумывали. Дантес, Екатерина, Натали, Николай, были ли они на самом деле такими, какими видел их Пушкин, или их пороки и добродетели существовали только в воображении его мятущегося от тоски гения?
Царь Николай, якобы ненавидящий и преследовавший поэта, после гибели Пушкина оплатил все его долги, выпустил за свой счет его собрание сочинений, устроил будущее его детей. И Пушкин перед смертью попросил у царя прощения. Сказал, что умирает христианином.
«Как думаете, Россия могла бы это понять? — произнес барон Лотер. — Я хотел бы встретиться и поговорить с потомками Пушкина, попробовать объяснить им... Все-таки мы родственники по линии прапрабабушек Екатерины и Натальи».
Я пообещала, что постараюсь это выяснить. Я обманула его. Потому что к тому времени уже точно знала — общаться с Дантесами Пушкины не хотят. Я звонила.
Выше справедливости бывает только прощение. Но не у каждого из нас найдется столько душевных сил и мужества, чтобы понять и простить.
Серия моих статей о потомках Дантеса наделала пять лет назад фурор. Большинство ругали и меня, и моего героя. Меня обвиняли в том, что я предала русскую культуру: «Как можно по-доброму написать про того, кто убил нашего Пушкина?».
Потом журналисты гонялись за бароном Лотером, чтобы взять у него интервью. Он был горд и счастлив этим, показывал газетные вырезки своей семье. А однажды, это тоже было в феврале, в следующем году после моей публикации, ему позвонили с одного телеканала и сказали, что его ждут в России. Пушкины. Они хотят примириться и пожать ему руку.
И он поехал. Не сказал никому и поехал. Доверчивый. Его привели к какому-то дому, где шло торжественное собрание потомков поэта. Была очередная годовщина дуэли. Прислуга распахнула перед ним тяжелую дверь. Мела пурга. Он назвал свою фамилию.
«Пушкины Дантесов не принимают!» — дверь захлопнулась перед ним, как выстрел.
Я не уверена, знали ли заранее Пушкины о том, кто стоит у входа. Почувствовали ли они фамильную гордость за свое гордое «нет»? Но тот, кто делал этот сюжет, просчитал все. До какой степени подлости надо дойти, чтобы так поступать с живыми людьми. Ради красивой телевизионной картинки.
Я ничего не знала об этом сюжете. Пока на мое имя от него не пришло его прощальное письмо. «I am really angry» ничего больше последний Дантес не хотел слышать ни обо мне, ни о Пушкине, ни о России.
