С тех пор минуло 12 лет. Но до сих пор в голове мужчины как молотом по наковальне звучат слова диспетчера вокзала, которые эхом разносились над железнодорожной платформой: «Граждане пассажиры, если кто-то видел девочку с рыжими волосами, на вид — 4 года, зовут Оля, просьба подойти в опорный пункт милиции»...
Тогда никто не откликнулся...
И начались бесконечные поиски ребенка, растянувшиеся на долгих 7 лет. Подробности мытарств семьи Менжерес — в материале репортера «МК».
«Частные детективы брали деньги и исчезали, а кредиторы обобрали меня до копейки»
Сегодня мать уже
— Горе настигло нашу семью 6 марта 2000 года, — начала Татьяна. — В тот день Оля с папой собирались поехать в село к бабушке. Приехали на Киевский вокзал, взяли билеты на загородную электричку. На платформе было зябко, и они спустились в зал ожидания. То ли ребенок пить захотел, то ли кушать, короче, мой супруг отлучился к ларьку. За девочкой попросил присмотреть кого-то из пассажиров, как это часто бывает. Поймите, мы — люди сельские, мой супруг родом из глухой деревни. Это городские жители с младых ногтей вдалбливают своим детям: «К тому не подходи, с этим не разговаривай...». А наша Оля росла простой, наивной девчушкой и посторонних людей не чуралась. Поэтому чужой женщине не составило труда заговорить мою девочку и увести за собой.
Не обнаружив дочь на месте, отец Ольги рванул в опорный пункт милиции. По громкой связи в течение нескольких часов на весь вокзал объявляли о пропаже ребенка. Но девочка как сквозь землю провалилась.
— ...Я тут же приехала на вокзал, носилась по перрону, теребила людей расспросами, показывала фотографии. Но ни один человек не заметил, как маленькая девочка с кем-то уходила, — продолжает Татьяна. — На следующий день я написала заявление в службу розыска детей. Так начались бесконечные поиски дочери. За 7 лет я объездила пол-Украины. Пришлось влезть в долги, набрать кредитов — у меня ведь еще двое детей росли, их надо было содержать. Первое время я искала дочь по электричкам, автостанциям, подвалам. Почему-то решила, что Олю могли прибрать к рукам попрошайки. Она ведь хорошо пела — и на этом можно было неплохо заработать. Каждый день я садилась в электричку и ловила нищих, цыган, бомжей. Но все оказалось впустую. Тогда я обратилась к частным детективам. Боже, меньше 1000 гривен (3800 рублей) за прием никто не брал! Для меня это были неподъемные деньги — но я как-то выкручивалась. Большинство из тех детективов оказались обыкновенными мошенниками, которым легко удалось заработать денег на чужом горе. Забирали деньги, а потом исчезали, на телефонные звонки не отвечали, даже фотографии дочери не вернули. Наверное, я была дурой. Но в тот момент я цеплялась за каждую соломинку.
Все 7 лет Татьяна жила одной мыслью: «Дочь обязательно вернется». Она ждала ребенка каждый день, хранила все ее игрушки, покупала новые на праздники, тратилась на одежду девочки. От каждого телефонного звонка вздрагивала: «Оля?».
— Я ведь не думала, что дочь все забыла — и имя свое, и родную деревню. Почему-то надеялась, что она сама тоже ищет меня, просто не может найти, — добавляет собеседница. — А знаете, почему у меня за все эти годы ни разу руки не опустились? Я расскажу. Когда в нашей семье случилось несчастье, ко мне пришла подруга, сказала, что обращалась к мощному экстрасенсу — и тот выдал: «Девочка жива, вы ее найдете, но нескоро. Она в хороших руках». Это я позже поняла, что подружка выдумала легенду, чтобы поддержать меня. Но ее слова так запали в душу, что я поверила. Все разговоры в нашей семье сводились к тому, что Оля найдется, мы поедем отдыхать. Мои старшие дети говорили о ней так, как будто она ушла в детсад и скоро должна вернуться. Сейчас моей старшей дочери — 29 лет, сыну — 24. Когда пропала Оля, им было 17 и 12. Они все помнили. И поддерживали меня.
В семье Менжерес сдался лишь один человек — отец Ольги.
— Мой муж, конечно, и раньше не был святым. А после исчезновения дочери как с цепи сорвался. Он пил день и ночь. В итоге опустился на самое дно. И когда нашлась Ольга, я приняла решение уйти от него.
«7 лет Оля жила в подвале с сумасшедшей старухой»
Осенью 2007 года милицейский патруль заприметил на выезде из Одессы юную цыганку, просившую милостыню. Рядом с ней находилась девочка славянской внешности с роскошными рыжими волосами.
— Оля привлекла внимание сотрудников милиции, — добавляет Татьяна. — Когда в отделении ее попросили назвать имя, она пожала плечами: «У меня было три имени и три фамилии». Но свои настоящие имя и фамилию она не помнила. Вот почему я не могла разыскать ее столько времени — запрос рассылался на Ольгу Менжерес. А к тому времени она была и Надей, и Катей... Тогда стражи порядка обратились в службу розыска по Украине. Вскоре по телевизору показали видеоролик про Олю. Передачу случайно увидела наша односельчанка. Она сразу признала мою дочь, тут же связалась с сотрудниками разыскной службы: «Я знаю женщину, которая ищет эту девочку»... Когда мне на монитор вывели фотографию Оли, я разрыдалась. «Вы уверены, что это ваша дочь?» — спросили в службе розыска. «На 200 процентов!». А потом меня повезли в Одесский интернат на встречу с Ольгой. Но меня не предупредили, что дочь совсем не помнит своих родителей. Когда я кинулась к ней, Оля смотрела на меня широко распахнутыми глазами: «Кто эта тетя?». Она меня не узнала...
Чтобы вернуть дочь домой, Татьяне понадобилось еще два года. Бюрократические требования оказались слишком жесткими — сначала Татьяне пришлось пройти ДНК-экспертизу, чтобы доказать родство, а затем потребовалось через суд отменить новую фамилию Ольги.
— Если бы у меня были деньги, все закончилось бы гораздо раньше, — говорит Татьяна. — Деньги на экспертизу я собирала по крупицам. Одна женщина предложила вложиться в какой-то коммерческий банк под 50 процентов годовых. Я отдала все, что было. И женщина исчезла. Конечно, я поступала опрометчиво, но в тот момент я не задумывалась, ведь мне необходимо было вернуть дочь в семью. В итоге я осталась у разбитого корыта. Но мир не без добрых людей. Проректор Одесского мединститута согласился бесплатно провести ДНК-экспертизу в их бюро медэкспертиз. Через 3 дня были получены анализы. Потом состоялся суд. Все эти два года, пока тянулась бюрократическая волокита, я каждую неделю ездила в Одессу в интернат к дочери. Привозила гостинцы не только Оле, но и другим детям.
В 2009 году суд официально признал Ольгу дочерью Татьяны Менжерес.
— Уже на второй день она стала называть меня мамой. Сегодня мы живем так, как будто никогда не расставались, — улыбается Татьяна.
— Оля рассказала вам о похищении?
— Она помнит себя с шести лет. Женщина, которая ее украла, состояла на учете в психдиспансере, ей далеко за 70, поэтому она неподсудна. Вроде у нее в семье случилась какая-то трагедия — и она решила, что Оля ее внучка. Она увезла девочку в Одессу, где поселилась в подвале жилого дома. Из Киева они добирались в переполненном общем вагоне, где документов не спрашивали. Несмотря на то что старуха была лишена разума, она отлично соображала, что Олю ищут. Поэтому тщательно прятала ее от посторонних глаз.
— Вы встречались с этой женщиной? Посмотрели ей в глаза?
— О чем вы говорите! Если бы я только столкнулась с ней, я выцарапала бы ей эти глаза. Ведь она искалечила мою жизнь. Я была счастлива, что нашелся мой ребенок, а больше меня ничего не интересовало. Никаких компенсаций мне от нее не надо. Да она вряд ли смогла бы компенсировать мне все эти годы.
— Эта женщина занималась воспитанием Ольги?
— В школу она не могла ее пристроить, так как на руках не было документов. Но она отдала дочь в музыкальную школу и на курсы актерского мастерства. Хотела сделать из нее профессиональную нищенку. Но как только преподаватели требовали принести документы, женщина тут же забирала Ольгу из школы. Кстати, деньги на это образование Оля зарабатывала сама все той же милостыней около церкви.
— Выходит, за все эти годы женщина ни разу не обращалась к врачам?
— Однажды Олю сбила машина. Она попала в больницу с переломом. На ногу наложили гипс. И когда врачи стали требовать документы девочки, бабка выкрала ее из больницы.
— Как Оля попала к цыганам?
— Оля познакомилась с цыганской девочкой на улице. Однажды поссорилась с бабкой и сбежала к новой подружке. Та цыганская семья жила недалеко от Одессы. Ее там приняли как родную, во всяком случае, не обижали. Месяц она прожила в этой семье. Все это время занималась попрошайничеством, пока ее не обнаружили сотрудники органов.
— Оле пришлось с нуля проходить школьную программу?
— Она начала заниматься уже в приюте, где провела два года, пока я занималась ДНК-экспертизой и судом. В итоге 7 классов она осилила за 3 года. Оля оказалась девочкой развитой. Конечно, к нормальной жизни ей было непросто адаптироваться. Например, когда я ее первый раз увидела, она разговаривала только на украинском языке. Сейчас полностью перешла на русский. Но даже не в этом проблема. Самым сложным оказалось для Ольги научиться что-то спрашивать. Например, для нее стало в новинку, что перед уходом из дома надо предупреждать мать, куда пошла, во сколько вернешься. Первое время я возвращалась домой после работы, а Оли нет. Причем никто не знал, куда она делась. А я уже на нервах. После случившегося я теперь и на холодную воду дую. Вот думала отправить ее после
— Вы рассчитались с долгами?
— Какой там! Не один год уйдет, чтобы расплатиться с людьми. Я ведь одна содержу весь дом. Работаю в киоске продавцом, зарплата копеечная, да разве в 52 года еще куда-нибудь возьмут? Сейчас возникла очередная проблема: дом наш старый, глядишь, не сегодня-завтра рухнет. Собиралась ремонт сделать, но последние деньги ушли на возвращение Оли.
«Женщина, с которой я жила, еду не покупала, на одежду не тратилась»
— Вы знаете, я ведь до сих пор и не знаю, кем была та женщина, с которой мы прожили бок о бок 7 лет, — начала разговор Ольга. — Она ничего мне не рассказывала о себе, о своей семье, о своем прошлом. Представлялась разными именами. Первое время называла себя Тамарой. Потом неожиданно стала Ксенией. А по паспорту оказалась Валентиной.
— Ты наверняка спрашивала у нее, где твои родители?
— Она говорила, что мой отец живет в Ленинграде, где работает адвокатом. А мать погибла в автокатастрофе. Вот и все. Никаких подробностей.
— Ты понимала, что она ненормальная?
— Я столько времени жила с ней, но даже не задумывалась над этим.
— Где вы жили?
— На окраине Одессы в подсобке многоэтажного дома. Но мы там только ночевали — уходили оттуда рано утром, возвращались ближе к ночи. Люди, которые жили в том доме, даже не подозревали, что бабушка не одна.
— А где вы днем были?
— На улице просили милостыню. Зимой все чаще грелись по церквам.
— Она учила тебя читать, писать?
— Учила. Моей первой азбукой стали журналы, найденные на помойке. А вот телевизора у нас не было.
— У нее деньги были?
— Да, ей кто-то присылал деньги, но она их не тратила. Еду не покупала — что-то находила на помойках, иногда люди на улице нас подкармливали, также мы могли в церкви перекусить. Помню лишь на день рождения своего сына, якобы моего отца, она потратилась на какую-то скромную еду. Одежду она тоже мне не обновляла. Я долго донашивала старую, в которой она меня украла. Например, когда ботинки стали совсем малы, она обрезала носок. Так я и ходила в рваных башмаках. Какие-то вещи нам отдали прихожане одного храма.
— Когда тебя определили в приют, та женщина пыталась тебя вернуть?
— Перед тем как определить меня в приют, у нас с ней состоялась очная ставка в отделении милиции, где меня спросили: «Вы бы хотели вернуться домой или остаться в приюте?». Я выбрала приют. В последнее время бабка стала поднимать на меня руку, постоянно оскорбляла. С ней тяжело было находиться рядом...
— Это была ваша последняя встреча?
— Нет. Когда я уже переехала к маме, та женщина каким-то образом разыскала меня. Приехала в наше село. Караулила меня около школы. Я тогда страшно испугалась, пожаловалась классному руководителю. А потом она нашла мой номер телефона и позвонила мне, сказала, что ей нужно со мной поговорить, она ждет меня в машине на автобусной остановке около вокзала. Вместо меня на вокзал пришла мама. Но как только она приблизилась к машине, бабка уехала.
— Когда ты вернулась в свой дом, узнала что-то из своих вещей?
— Я вспомнила лишь плюшевого коричневого мишку, которого мне подарили родители на
— Когда ты узнала свою историю, тебе не захотелось отомстить той женщине, которая так изменила твою жизнь?
— Отомстить? Нет. Я просто хочу забыть о ней. Вот и все...
