Карден выбирает Пелевину
Однажды, уезжая из Парижа, она оставила великому кутюрье подарок.
— Я просила передать ему маленькую куклу в русском национальном костюме. С Карденом я еще не виделась и для лучшего знакомства оставила альбом о своем творчестве, изданный в рубрике «Мастера живописи». И вдруг по электронной почте получаю письмо с ошеломляющим текстом: «Пьер Карден приглашает вас на международный фестиваль в Лакосте в июле 2011 года». Его друг и помощница баронесса русского происхождения Галина де Буар предупредила: «Лена, ему очень понравились ваши куклы. Приезжайте с куклами».
До июля сделала я целую коллекцию кукол в русских нарядах. Но меня мучило сомнение: как-то несерьезно — модельер Пелевина приехала к Кардену с куклами! А для меня эти куклы оставались всего лишь увлечением. И, нарушая условие приглашения, я захватила в Париж свои костюмы-образы, двухметровое панно в технике «горячий батик», работы своего мужа Владимира Семенова, не забыла и работы брата Алексея Пелевина и, конечно, упаковала полотна, созданные нашим сыном Платоном Пелевиным-Семеновым и его женой Ангелиной Павловой — они профессиональные живописцы.
— Кардена предупредили, что вы привозите в Прованс огромную экспозицию?
— Я никого не поставила в известность. Все и всех повезла на свой страх и риск. И Карден отвел нам лучшую галерею.
Пелевина привезла в Лакост сценариста и режиссера Валентину Владиславлеву с фильмом «Русский мир Елены Пелевиной». Когда мастер высокой моды увидит этот фильм и экспозицию, он испытает шок — настолько необычен, подвижен, светоносен волшебный дух воскрешенной Руси. В кадрах — крупным планом Пьер Карден. Великий мэтр ощупывает фантастические рукотворные ткани Елены, словно дегустирует их фактуру, склоняется над разноцветьем горячего батика русского художника-модельера. Камера приближает лицо Пьера — в глазах мэтра радость. Он явно удивлен, заинтересован. Готов поработать вместе с Пелевиной.
— Благодаря Кардену я познакомилась с праправнучкой Тулуз-Лотрека — мадам Вероникой Фуркадо, актрисой и певицей, выступающей в театре Кардена. Она мечтает показать в Москве, в Пушкинском музее, коллекцию работ своего знаменитого родственника.
— Великому кутюрье летом исполнится 90. В фильме он вовсе не старец — участлив, любопытен, приветлив. Чем он вас поразил?
— Своей стремительностью. Его интересовало все: и моя технология росписи ткани, и мои красители, и даже стоимость шелка в России. Карден сердечно озаботился, как мы устроились. А нас устроили шикарно: в
Седой господин в спортивной холщовой курточке запросто спускался в подвал, помогал специалисту собирать старинный стол для какой-то выставки. Наблюдать за ним — наслаждение. Счастлива, что в прошлом году я побывала у него четырежды. Мы с ним заключили контракт: создадим совместную коллекцию костюмов. При экспонировании под каждым напишут имена авторов: «Пьер Карден. Елена Пелевина».
Четыре года в Бельгии
— Лена, у вас огромный опыт заграничного обитания. Детство — в Ливии, в семье папы-дипломата, и вдруг Бельгия. Как это? Почему Бельгия?
— С отчаяния. В
— Но, чтобы уехать, надо иметь какую-то связь с другой страной. Чем именно Бельгия вас соблазнила?
— В Москве, на Комсомольском проспекте, у меня был свой «Русский салон». Однажды пришла туда гостья из Бельгии Валентина. Вгляделась в мои работы и призналась: «Хочу, чтобы все это увидели в Бельгии». Я отправила туда коллекцию своих работ, панно и другие предметы прикладного искусства. И без меня там целый год успешно работал бутик. Единственным его поставщиком был «Русский салон Елены Пелевиной».
И вдруг звонит мне Валентина и признается: «Я не могу всерьез заниматься искусством — это не мое! Я закрываю магазин. Приезжай сама и веди свой бизнес». Так я оказалась в Брюгге. Этот сказочный город называют Северной Венецией. Он вырос на каналах вблизи Голландии. Я просто влюбилась в него — в эту красоту неземную, средневековую. И у меня, матери подрастающего сына, разыгралось воображение: если открою здесь галерею, Платон будет развиваться в этой красоте, научится ценить искусство. Да и мне хотелось самой проверить новую возможность, чтобы потом себя не корить. И мы приехали в Бельгию. У нас были какие-то деньги. Я купила дом трехэтажный — часть в ряду соединенных домов.
— Однако!
— Да он там стоит столько же, сколько в Москве однокомнатная квартирка. У нас был уютный дворик. Открыла галерею, где выставлены одни мои вещи — от ручных сумочек, матрешек до панно и эксклюзивных авторских вещей с баснословными ценами. Мои дела там очень быстро пошли в гору. Меня стали приглашать в Антверпен, в Люксембург...
И однажды зашел в галерею элегантный господин, поглядел, улыбнулся: «Такую красоту надо показать в Брюсселе!» И представился: «Русский посол в Бельгии». И вскоре в Брюсселе на двух этажах разместилась моя выставка. На открытии — послы всех стран. Они дивились русскому стилю... И зачастили ко мне в галерею гости из Франции, из Лондона.
— Но вы оторвали сына от школы. Что он получил взамен?
— 14-летнего Платона приняли в колледж «Институт Святой семьи». Для освоения голландского языка давался год. Наш сын выучил язык за полгода. Мы были удивлены, когда за успехи его дважды переводили через класс. И он стал лучшим в группе.
— Похоже, жизнь в Бельгии вам показалась раем. Неужели ничего не случалось?
— Не без этого. Как-то по делам слетала в Москву. Счастливая вышла из самолета, позвонила домой. У выхода меня ждал знакомый таксист. Подхожу к паспортному контролю, и началось что-то нервное, пугающее, страшное. Чиновник в окошке мне что-то говорит на своем казенном английском. С трудом до меня доходит: что-то случилось с визой. Куда она пропала? Или просрочена? Через три часа ребятки с автоматами повезли меня в тюрьму. От страха у меня мозги зависли. За что меня, как бандита?
— Ну и как выглядит бельгийская тюрьма?
— Почти номер в «Шератоне»: просторный, стерильно-чистый номер. Постель белоснежная. Правда, деревянные кровати привинчены к полу. Ванная, джакузи. В зоне отдыха — телек, ваза с цветами. Но я представила, как страдают сейчас Платоша и мой муж. Ночь просидела без сна. Утром два автоматчика-марокканца в машине с решеткой доставили меня в аэропорт. Там наш консул заплатил 25 долларов за мою новую визу и на своей машине отвез ко мне домой.
— Но Бельгия все-таки в этой беде не виновата. У вас там была хорошая перспектива и с коммерцией, и с выставками. Но вы все-таки возвратились в Россию. Почему?
— У меня была там очень серьезная нагрузка. Давил и языковой барьер. Моего английского явно не хватало: одно дело говорить на нем, и совсем иное — вести финансовую и бумажную обязанность. Замучили бесконечные счета, в которых ничего не понимаешь. Их очередное появление с утра просто пугало: там же налог на все, наверное, даже на воздух. Страна законопослушная.
Но самым серьезным сигналом для нас послужило признание Платона: «Все! Мама, едем домой, на Родину». Он захотел получить настоящее художественное образование.
— А как вы поступили с собственностью в Брюгге?
— Дом продала за копейки. Многое, в частности мебель и какие-то вещи, подарила. Но все мы счастливы, что вернулись в Россию.
К большому небу, в Жарки
— В фильме о вас мелькнул экзотический дом в деревне Жарки, на притоке Волги. Как вас туда занесло?
— Однажды я познакомилась с замечательной семьей филологов-профессоров Авдеенко. Одухотворенные люди, они мне рассказали о своем друге Викторе Салтыкове, священнике храма Казанской Богоматери в деревне Жарки Ивановской области. Это в пятистах километрах от Москвы. И как-то по программе просветительской работы я съездила туда с сыном. Нас покорила река Ёлнать, красивая, большая, через два километра она свободно сливается с Волгой. За триста долларов я купила домик в Жарках для батюшки Виктора. У него 20 послушников, которых он воспитывает и учит. В деревне всего четыре домика.
— А откуда же берутся прихожане храма?
— Место это настолько магнетическое, что люди к нему тянутся со всех концов. Деревенский батюшка Виктор уникален, от него исходит невероятная силища — он увлечен мыслью спасти русские деревни от вымирания. Места там благодатные, а людей не осталось. Мы с ним создали фонд «Спасение русской деревни». Подумать только: в одном Юрьевецком районе 40 деревень стерто с лица земли! По инициативе батюшки мы сейчас делаем кресты и ставим на пустырях погибших деревень.
— Дай вам бог возродить хотя бы свою деревню. Что лично вам удалось?
— По мере возможности даю деньги для улучшения дорог. И для поддержания 12 детей, бывших сирот бездомных. Батюшка взял их из детских домов. Жена его Наталья — учительница. Она и добра, и талантлива. Написала книгу «Святыни Отчества» об этике православия! Они подвижники, у них собственное натуральное хозяйство: коровы, куры, гуси, овцы, лошади. Нам всем очень нравится чистота и естественность сельской жизни. Наш дом придумал и построил мой Володя. Работал и как плотник, и как художник. Он, кандидат технических наук, с юности увлеченный рисованием, за годы нашей совместной жизни стал профессиональным художником.
— На благодатной земле вы что-то выращиваете?
— Муж посадил 150 саженцев: сосны, елки, березы... и даже кедр! Собираемся яблони и груши посадить. Одичали просторы, зарастают бурьяном. Теперь по полям, по дорогам ходят не крестьяне — носятся лисы, зайцы...
— Свое деревенское хозяйство не окружили высоким забором?
— Ни от церкви, ни от мира, ни от природы не хотим прятаться. Боже упаси нас от этих страшных ограждений. Люблю вглядеться в небо, в оттенки и переходы цвета. Глаз художника учится этой небесной тонкости и выразительности. Невероятные природные картинки на небе для горожанина — просто фантастика. В Жарках я начала писать прозу, издала книгу.
Книга «Елена Пелевина» — в драгоценной одежде. Обложка представляет и писательницу-новичка, и ее творение: возвышенное и чисто пелевинское панно «Собор Василия Блаженного».
Труден и интересен путь любого человека к самому себе. Пелевина в книге хорошо общается с читателем. На ходули автор не становится. Тяжеловесных суждений себе не позволяет. Она в этой книге живет! Прежде чем навострить перо, Елена мучилась сомнениями — браться ли ей за литературное ремесло? И первые слова — щелчки по самолюбию: «Дура. Была и есть. Смелая, видите ли, она — книгу писать... Чукча теперь писатель. Да кто ты, чтоб книгу? Сиди, рисуй, мазней занимайся. Ненормальная... Шаманка монгольская...»
Пелевина сразу отняла голос у завистников и глупцов. И заговорила откровенно и незаурядно.
— Елена, свои Жарки вы называете символом очищения. Процесс очищения — медленный и тайный. Какое ваше создание стало свидетелем личного душевного обновления?
— Панно «Гимн жизни». Оно монументальное — 4 метра на 10. Трудилась над ним 5 лет. Оно из девяти тысяч законченных миниатюр, клеток живого организма. По воле автора миниатюры могут менять свое положение и смысловой акцент, созвучный времени. В этом полотне стремилась выразить праздник и ликование души. Так ощущаю себя в этом святом месте.
