— Владимир Семенович, сейчас бандиты не так явно проявляют себя, как в 1990-е годы, но очевидно, что криминальные группировки остались. Каковы, на ваш взгляд, основные отличия современных ОПГ от организованной преступности того времени?
— Действительно, ОПГ продолжают существовать, но уже в другом виде. Наверное, главное отличие новых бандитов в том, что никогда — ни в 1980-х, ни в 1990-х — не было такого масштабного присутствия в ОПГ представителей официальных госструктур. Можно с уверенностью говорить о том, что у нас в стране нет ни одной “незапятнанной” госструктуры — будь то правительство, министерства, аппарат губернаторов или мэрия. Особое место в этом “хит-параде” занимают силовые структуры. Даже в лихие 90-е не было такого масштабного вовлечения в ОПГ сотрудников правоохранительных органов. В качестве иллюстрации можно привести совершенно фантастическое дело подмосковных прокуроров, “крышевавших” игорный бизнес. Я, как бывший начальник Интерпола, утверждаю, что в мировой практике аналогов не существует.
— Сложно поверить, что в 1990-е не было подобных коррупционных схем…
— То, чем занимались подмосковные прокуроры, — не просто коррупционная система. Эти люди на себе замкнули функции бандитов. Они лично вымогали, лично угрожали, лично приводили бандитов. Никогда не было такого, чтобы зампрокурора Московской области ушел в бега и находился в розыске. Это беспрецедентно. И если бы только дело прокуроров… К примеру, в мае завершился судебный процесс по “братскому” ОПГ, за которым — рейдерство, незаконный лесной бизнес, убийства, рэкет… Любопытно, что возглавлял “братскую” ОПГ бывший депутат от “Единой России”, известный бизнесмен Вадим Маляков, инициатором заказных убийств был начальник УВД Братска Владимир Утвенко, исполнители — милиционеры и бандиты, координатором был депутат от ЛДПР Александр Загороднев…
— Вы говорите, что такого в 90-е годы не было. Но каким-то образом в политике бандиты все-таки оказывались…
— Двадцать лет назад были только определенные наметки. Во власть прорывались лишь некоторые люди. К примеру, был такой вор в законе по прозвищу Пудель. Он стал общественным помощником Президента РФ Бориса Ельцина. Его кто-то в свое время ему подсунул. Но длилось это недолго. Другой пример — известный бандит Михаил Монастырский. Он в свое время добился депутатского кресла. Но это все единичные примеры. Массового характера это не носило, вот в чем главная разница. Сейчас же происходит некое “огосударствление мафии” — мафиозные структуры фактически стали замещать реальное руководство.
— На чем вообще “специализируются” современные организованные группировки? Можно ли выделить основные направления их деятельности?
— Сейчас организованная преступность представляет полный спектр деятельности. Начиная с рэкета и заканчивая похищением людей. Есть и особенные преступления, которых в таких масштабах, как в России, нет нигде.
— Можете привести пример?
— К примеру, недавний бич — рейдерство. Несмотря на то что этот вид преступления стих, он может быть реанимирован, так же как сейчас реанимируется в провинциях чистый рэкет. Если мы говорим о классическом криминальном бизнесе, то сейчас процветают букмекерские конторы, которые всегда были под мафией. К примеру, недавно в результате спецоперации, которую проводили по всей России, в Санкт-Петербурге была ликвидирована “матка” букмекерской мафии из Татарстана. Оказалось, что этот бизнес приносил сумасшедшие суммы — ежемесячно более 10 млн. рублей. И это только одна преступная структура.
— В станице Кущевской банда Цапков фактически перешла в легальный бизнес. Насколько эта ситуация проецируется на другие города? Это частое явление или скорее исключение?
— Действительно, российская мафия достаточно вольготно чувствует себя в легальных сферах бизнеса. Если в Европе организованная преступность из легального бизнеса постепенно вытесняется, то в России таких процессов пока не наблюдается. Более того, этот процесс идет в регионы. Цапки — тому подтверждение. Когда в станице Кущевской разгорелся скандал, даже губернатор края сказал, что знал Цапков как эффективных менеджеров. Только главное отличие кущевских менеджеров от традиционных в том, что они достигают своих целей криминальными методами — разбоем, рабством, убийствами. Это происходит во всех регионах. Налицо и другая тенденция — клановость.
— “Наследие” кавказских ОПГ?
— Не совсем так. Клан — это особое социальное образование, которое сплачивает людей по национальному, этническому признаку и дает приоритеты своим членам. Если раньше это было характерно для выходцев с Кавказа, то теперь тенденция распространилась по всей стране. Вся Россия в кланах. И во главе этих кланов, как правило, стоят криминальные авторитеты.
— Чем кланы опаснее ОПГ?
— Кланы — очень опасное явление. Потому что ОПГ привлечь к ответственности можно, а клан сломать очень трудно. Оболочка клана, состоящая из врачей, экономистов, учителей, считает преступное ядро авангардом. Поэтому она будет всячески выгораживать ядро в случае опасности. Так было, кстати, в Кущевской. Банда, захватившая всю станицу, — это тоже своеобразный клан. В данном случае Цапки составляли ядро регионального уровня.
— Но почему произошел рост оргпреступности, если борьба с нею постоянно декларируется?
— Чтобы понять причины, нужно вспомнить историю. Я как практик могу утверждать, что уже в 80-х годах, когда появились первые признаки преступной организованности, в силовых структурах начали заниматься этим вопросом. К середине 80-х годов руководство МВД направило на места секретные директивы о борьбе с особо опасной формой организованной преступности — организованными группами. Потом, в 1988 году, начали создаваться спецподразделения по борьбе с оргпреступностью. В итоге преступность удавалось сдерживать. Однако с 2008 года ситуация резко изменилась. Подразделения по борьбе с оргпреступностью — УБОПы — были ликвидированы.
— Тогда говорили, что эти подразделения — лишние в системе МВД.
— Специалисты считают, что в 2008 году, после ликвидации этих спецподразделений, ситуацию одним махом вернули на 20 лет назад. В результате этого необдуманного шага мы потеряли структуры, которые должны заниматься оргпреступностью, а вместе с ними большое количество профессионалов. Кроме того, дела оперативного учета в отношении организованных бандитских группировок были потеряны или уничтожены. Хотя общественность уверяли, что все сохранено. В масштабах страны бесконтрольными остались до 80 тысяч активных членов организованных преступных групп.
— Откуда такая внушительная цифра? Ведь в 1990-е якобы пересажали всех?
— Бывшие члены ОПГ никуда не делись. Они прошли через суд и уже успели выйти из мест лишения свободы.
Я недавно проанализировал статистику Верховного суда за период с 2004 по 2009 год. Получилась страшная картина. К примеру, из совершивших умышленные убийства пожизненное наказание было назначено всего 0,2%. На 25 лет из них были осуждены только 3–4%. Из 234 тысяч осужденных за нанесение тяжкого вреда здоровью, в том числе повлекшего смерть, максимальный срок получили только… двое бандитов. Из этой же категории осужденных 37% получили условный срок и остались на свободе. За бандитизм за этот же период привлекались 1180 человек. Из них только три получили максимальный срок. За разбойные нападения были осуждены 147 тысяч человек. Из них максимальный срок получили только семеро. За достаточно редкую статью “организация преступного сообщества” были осуждены 440 человек. Из них только 37 мафиози получили максимальный срок. Но даже те, кто получает максимальные сроки, особо не расстраиваются. Они выходят на свободу по УДО (условно-досрочно) спустя полсрока. Поэтому весь контингент 1990-х годов, который, как нам кажется, сидит, уже давно вышел. Тем более все условия для этого есть.
— Какие условия вы имеете в виду?
— После решения президента гуманизировать законодательство и принятия поправок в УК и УПК у осужденных есть возможность выходить по условно-досрочному освобождению независимо от того, есть ли у них нарушения во время отбывания наказания или нет. К примеру, если человек отказывался во время отсидки работать, нарушал режим, совершал правонарушения, это не значит, что он не выйдет по УДО. Поэтому преступники прекрасно сейчас себя чувствуют.
— Что сейчас происходит с бандитами 1990-х? Чем они занимаются? Они вливаются в новые банды или возвращаются в те же группировки, что и были?
— Никто из старых бандитов не стал законопослушным гражданином после отсидки — каким был бандитом по духу, по связям, таким же и остался. Более того, по закону криминального мира — если был лидером, то он им и остается. Его как “грели” на зоне — создавали условия, подкидывали продукты, деньги, добивались освобождения по УДО — так и сейчас уважают. Генерала МВД могут отправить на пенсию и забыть, а у мафии генералов преступного мира на пенсию не отправляют.
— “Старую гвардию” как-то контролируют или все настолько плохо?
— Слава богу, в этом году принят закон об административном надзоре за теми, кто освободился и возвращается из мест лишения свободы. Сейчас хотя бы есть правовой механизм — организован контроль, профилактическая работа. Раньше никто не обязан был этим заниматься. Сейчас создана правовая база. Как только этот механизм освоят, возможно, ситуация улучшится.
— Очень много говорят о “русской мафии” за рубежом. Действительно ли она так сильна?
— Нельзя утверждать, что российская мафия превалирует в Европе. Это, конечно же, не так. Всем известно, что героин, например, распространяется албанскими группировками, контрафактный табак, алкоголь поставляются из Польши, стран Балтии. В распространении синтетических наркотиков кроме стран Балтии и Польши задействована еще и Германия. А поставки контрафактных лекарств идут из Индии.
В то же время говорить, что русской мафии в Европе нет вообще, тоже нельзя. По степени влияния “русская мафия”, под которой там имеют в виду всех русскоязычных бандитов, не преобладает, но участвует во многих процессах. Это может быть торговля людьми, наркобизнес. Кроме того, “русской мафии” Европа нужна для отмывания денег. Постоянно идут аресты. Время от времени мы слышим о спецоперациях.
— Какие меры необходимо предпринять, чтобы разорвать порочную связь госструктур с ОПГ?
— В первую очередь нужно выработать механизмы для борьбы с коррупцией — одного из элементов организованной преступности. Для сдерживания “бытовой” коррупции мер, которые предпринимаются, достаточно. Зато ситуация с системной коррупцией, которая представляет наибольшую опасность для России, выглядит критической. Чтобы ее изменить, необходимо восстановить спецподразделения по борьбе с организованной преступностью.
Многие эксперты по этому вопросу, в том числе и бывшие силовики, считают, что при МВД нужна федеральная служба по борьбе с организованной преступностью, терроризмом и коррупцией. Региональные структуры этого подразделения должны быть во всех федеральных округах. При этом они не должны подчиняться местным органам власти. Это может быть новая структура МВД — оперативные подразделения, которые бы дополнили Следственный комитет. В законодательном плане у нас все для этого есть. Нужен только указ президента.
