— Надежды в последнее время связаны с закрытым письмом, которое помощник президента США по нацбезопасности Том Донилон должен привезти в Москву после инаугурации Обамы. Но, на мой взгляд, каким бы ни было это письмо, и какими бы ни были личные намерения Обамы, больше оснований для тревог, чем для оптимизма. При этом не исключено, что на личном уровне Обама может найти общий язык с Путиным. Хотя с самого начала, как мы помним, контакт не сложился: Обама сделал весьма нетактичное заявление, сказав, что «одной ногой Путин стоит в прошлом» и фактически противопоставил Путину Медведева, которого назвал современным лидером, с которым у него, мол, полное взаимопонимание. И это, конечно, не помогло их отношениям. Сейчас президент США должен нейтрализовать этот неудачный шаг и наладить как минимум неформальный контакт со своим российским коллегой. И до известной степени у него это может получиться.
Но почему при такой перспективе для тревог все же больше оснований? Дело в том, что Обама является заложником целого ряда неблагоприятных обстоятельств, которые ему будет крайне сложно преодолеть.
Первое: «закон Магнитского» привел к серьезному кризису в отношениях России и США. Негативный шлейф от этого закона будет сохраняться еще какое-то время. Можно также предположить, что российская либеральная оппозиция, постоянно апеллирующая к США, будет пытаться расширять «список Магнитского» с целью сведения счетов со своими политическими противниками здесь, в России. Следует учесть, что «закон Магнитского» — довольно хитроумный шаг американских правоконсервативных сил по сдерживанию Обамы в деле сближения с Россией. Его цель — не дать Обаме «заиграться в перезагрузку». Это политическая удавка, которую противники Обамы будут периодически пытаться затянуть на шее его администрации.
Второе обстоятельство связано с ЕвроПРО. То, что Обама обещал Дмитрию Медведеву в Сеуле во время их знаменитого подслушанного разговора, а именно: проявить больше гибкости в вопросе о ПРО после своего переизбрания, — мне кажется трудновыполнимым. Возможности Обамы здесь довольно ограничены. И хотя представители Демократической партии и американские дипломаты уверяют нас, что Обама как президент может пойти на значимые шаги, уверенности нет. В частности, потому что в американском Конгрессе создана обстановка истерии вокруг всей темы ПРО.
Вспомним, как конгресс в течение нескольких месяцев не утверждал Майкла Макфола послом в Москве, обвиняя его в том, что он будто бы предлагал предоставить России «секретные данные» о запусках американских противоракет. Эти данные у российской стороны и так есть, мы их получаем с помощью наших собственных средств слежения. Макфол лишь предлагал — в качестве жеста доброй воли и чисто символического шага — дать нам те данные, которые у нас и так имелись. И это было объявлено «пророссийской позицией», чуть ли не подрывающей безопасность США! В такой обстановке не вижу, как Обама будет проявлять обещанную гибкость, тем более что его критики весьма сильны.
Обратите внимание: Обама не решился поставить перед конгрессом вопрос о том, чтобы «закон Магнитского» не был выборочно направлен против России. У Обамы была возможность поговорить с авторами законопроекта и предложить им принять закон в сенатском варианте, который предлагал вводить санкции за нарушения прав человека не только в отношении России, но и всех стран, где это, на взгляд США, происходит. В этом случае в законе не было бы исключительно антироссийской направленности. Но Обама не пошел по этому пути, хотя и мог, поскольку решил не спорить с конгрессом по этому вопросу. Это показывает, что хотя для Обамы Россия важна, но не настолько, чтобы ссориться из-за нее с конгрессом.
Наконец, сильнейшим раздражителем для двусторонних отношений остается ситуация в Сирии. Причем, заявив, что Асад должен уйти, Обама отрезал себе пути к отступлению. Теперь ему нужно добиваться этого ухода во что бы то ни стало — либо путем поддержки вооруженной оппозиции, либо путем интервенции. Однако внешняя интервенция сегодня в Сирии не просматривается. После того как Франция отправила свои ВВС в Мали, маловероятно, что она решится на военные действия в Сирии. Немцы туда не пойдут, британцы тоже не рвутся. В этих условиях и Обама вряд ли будет расширять зону военных действий также и на Сирию. А значит, речь идет о затяжном конфликте в этой стране, что еще долго будет негативно сказываться на наших отношениях с США. Мы помним жесткие нападки на нас по сирийскому вопросу со стороны Сьюзан Райс и Хиллари Клинтон. Правда, сейчас приходят новые фигуры...
— Да, Обама прочит в госсекретари Джона Керри, а на пост главы Пентагона Чака Хэйгела. Чего ждать от их прихода?
— С точки зрения взаимодействия Москвы и Вашингтона, приход Керри и Хэйгел — позитивный фактор. Керри — прагматически настроенный политик, Хэйгел тоже. Но по Сирии вряд ли их появление может что-либо изменить. США заняли слишком крайнюю позицию, чтобы они могли отойти от нее. Маневры будут, но ни при каких обстоятельствах президент США уже не откажется от требования ухода Асада. И я не вижу, как Керри и Хэйгел могли бы повлиять на эту позицию.
И последний момент: какие бы предложения ни содержались в письме Обамы (а в нем могут быть, например, предложения о новых соглашениях в области контроля над вооружениями или обещания не мешать России в тех странах, которые с ней граничат и где у России есть значительные интересы), по всем остальным пунктам возможной повестки дня Соединенные Штаты и впредь будут пытаться навязать нам свой подход скорее, чем искать компромисс. И по ПРО, и по Сирии, и по Ирану. Здесь у нас общая цель — не допустить появления у иранцев ядерного оружия, но разные методы: мы вообще исключаем военный метод, а американцы его рассматривают, и всерьез. Да и по Грузии: возможно, администрация Обамы и не будет пытаться спешно включить ее в НАТО, но стратегическая цель приема Грузии в альянс сохраняется.
Таким образом, Обама может лишь предложить некую общую платформу, чтобы снять напряженность, возникшую в отношениях с Россией к концу его первого срока. Но стратегически США будут по-прежнему упорно отстаивать «американское лидерство», т.е. доминирование в современном мире. А именно с таким доминированием Россия сегодня уже не хочет мириться.
— Но значит, у Америки есть потенциал и инструменты для лидерства и гегемонии...
— Потенциал США часто переоценивают. Да, это по-прежнему держава №1. Я, кстати, всегда был противником скороспелых умозаключений, будто кризис приведет к падению Америки, что, мол, считанные годы остались до перехода лидерства к Китаю, что доллар скоро рухнет и т.д. У США огромная накопленная мощь. Но это не значит, что США всесильны. Когда министр обороны в администрации Буша-младшего Дональд Рамсфелд говорил, что США могут вести две с половиной войны одновременно: одну на Ближнем Востоке, другую — на Дальнем, и где-то еще участвовать в ограниченной военной акции, и он, и Буш переоценили силу США. Момент истины наступил, когда США завязли в Ираке. Курс Обамы на уход из Ирака и Афганистана показывает, что нынешние руководители США осознают: потенциал Соединенных Штатов не бесконечен.
— И все-таки американское лидерство/гегемония существует — и не только за счет военной мощи, но и за счет «мягкой силы». Но если говорить о России, видите ли вы те сферы, где она могла бы применить soft power?
— Убежден, что такая сфера есть. И касается она международных отношений. На международной арене у России есть важнейший инструмент soft power — это роль балансирующей силы в современном миропорядке, который перекошен в пользу США и их союзников. В силу этого Россия выступает точкой притяжения для очень многих государств, которых не устраивает существующее положение дел, которые не хотят видеть одну державу, правящую миром, а нас рассматривают как естественный балансир. Тем более что мы отказались от коммунистической идеологии. Да, у нас есть недостатки, но свои недостатки есть и у других стран. Учитывая, что Россия — ключевая страна главного континента современного мира с точки зрения геополитики – Евразии, ей принадлежит роль естественного балансира. И, насколько я понимаю, она готова играть — и уже играет — эту роль.
