В Луховицком районе меня встретили на своей «Ниве» местные сотрудники Управления охоты и охотничьих ресурсов Антон Бандурин и Андрей Алексеев. Но не прошло и пяти минут, как машина охотинспекторов неожиданно съехала с обочины в глубокий сугроб (вот и не верь после этого в колдовские чары). Спасибо проезжавшему мимо самосвалу — помог вытащить.
С ходу спрашиваю Бандурина, как будем добираться к «святым» местам.
— Если бы лето было, можно б и на машине, весной и осенью — на лодке, а сейчас — на своих двоих час пешкодралить или на снегоходах, — хитро прищурился Антон, кивнув в сторону скакунов на гусеничном ходу.
И вот мы уже мчимся по заснеженному полю навстречу ледяному ветру. Мотор ревет, мороз продирает до мозга костей и согревает лишь одно желание, что скоро увидим людей, пренебрегших всеми мирскими благами ради какого-то своего особого предназначения. Едем еще минут десять вдоль речки Цна. Затем притормаживаем и сворачиваем в глубину лесного массива, максимально пригибаясь к ветровому стеклу и уворачиваясь от веток. Чем дальше в лес, тем глуше места. Все, стоп машины. Дальше идем пешком, проваливаясь по колено в снег.
— Это место Кремницы называется, — рассказывает Антон Бандурин. — От него неподалеку есть условная граница, где сходятся три района — Луховицкий, Коломенский и Егорьевский. Ну вот, кажется, и дошли до наших героев.
Метрах в десяти среди деревьев не сразу вижу что-то наподобие вытянутого холма выше человеческого роста, сплошь покрытого снегом. Пристально вглядевшись, замечаю наверху конструкцию-скворечник из веток и трубу, устремленную в небо с едва уловимыми признаками присутствия человека — легким вьющимся дымком и ароматом костра. Продвигаемся еще ближе. Любопытство подогревают протянутая возле жилища веревка с развешанными вещами и метнувшаяся к дому тень человека. Очевидно, он готовится к встрече с нами.
Стоит терем-теремок
У входа в дом стоит высокий (ростом более 1,8 метра) мужчина лет 35. Он немного смущен, склоняет голову и улыбается всем своим лицом и даже бородой. Видимо, зимой, да еще в такую ядреную погоду сюда редко кто захаживает. А поскольку намерения наши были самые дружеские, он, похоже, обрадовался возможности пообщаться. Вот встретила бы такого человека на городской улице и на первый взгляд не отличила бы от других прохожих. Одежда — мирская, телосложение — спортивное, разве что длина бороды (впрочем, у Джигурды даже длиннее) да усталость глаз какие-то особые.
Познакомились. Александр оказался родом из Мордовии. В прошлой жизни осталась жена, семейная жизнь не сложилась, и дело закончилось разводом. Теперь он поддерживает отношения только со своими родителями: часто созваниваются по телефону, один раз даже приезжали сюда в гости.
— Они посмотрели, как я устроился, и одобрили. Им все понравилось, — говорит Александр. — Но я здесь не главный. Пусть вам лучше Евгений все расскажет, он скоро освободится, сейчас молитву дочитает и выйдет.
Спрашиваю, надолго ли здесь осели, а он так просто отвечает: «На всю жизнь», — и замолкает. Чувствую, сказать бы многое еще хотел, да слова закончились с непривычки. Пытаюсь разговорить и спрашиваю насчет распорядка дня.
— Да нет у нас как такового распорядка. Бывает, всю ночь спать не ложимся. У нас же звонки постоянные, молитвы, — деловито отвечает отшельник. — Сегодня вот лег в 5 утра, а в 8 — опять на ногах. С утра уже дров наколол (я вспомнила Челентано из «Укрощения строптивого»), печь истопил, за водой к речке сходил, чайник вскипятил, белье рабочее простирнул. Я здесь в основном по хозяйству или на общей молитве стою.
Интересуюсь, не холодно ли в таком домике зимовать. Александр со спокойной улыбкой отвечает: «Да нет, он теплый». Обходим избушку по кругу, а по пути лесной житель проводит обзорную экскурсию. Когда еще было тепло, на этом месте стояли одни палатки, теперь они расположены внутри дома. Выясняю, что скелет жилища сделан из крупных, толстых веток поваленных деревьев. Благо этого добра после пожаров 2010 года в округе полно. Крупный лес сотрудники лесхоза задаром брать не разрешили, а покупать было не на что. Пришлось обходиться малым. В доме всего два окна, их сделали из полиэтилена, сложенного в несколько слоев. Веточный каркас осенью обложили толстым слоем (около 40 см) просушенного сена. Крышу утеплили старыми коврами и паласами, которые насобирали по помойкам, проложили от сырости полиэтиленом. Внутри дома даже удалось возвести печь.
— В конце лета мы тщательно обкосили берега Цны, что поблизости, и с помощью самодельной телеги навезли скошенную траву к месту постройки. Впрягались в телегу вместо лошади и тащили. Это приспособление нас очень выручило. — Александр показал на конструкцию из деревянных палок, прислоненную к стене дома и похожую на сани. — Это наша телега, а колеса на зиму мы пока сняли.
Голь на выдумки хитра, но все же спрашиваю, кто придумал проект дома и где хранятся продукты.
— Это все идеи Евгения, а продукты мы в риге храним, чтобы защитить их от грызунов, — Александр показал на сооружение-скворечник, что возвышалось на крыше в районе крыльца. — Поначалу в доме завелись мыши, а теперь вроде убежали. По крайней мере, пока тихо, никто не шуршит.
За разговором поведал нам отшельник, как с Евгением познакомился. Случилось это несколько лет назад на Фаустовском подворье Соловецкого монастыря Воскресенского района. Александр выполнял здесь реставрационные работы, а Евгений в этот момент обитал в монастыре. До встречи с ним у Александра не было смысла в жизни. Как обычный работяга, он мог за
— Сегодня, кстати, у нас вареники с картошкой намечаются. Евгений тесто намесил, а я картошки начистил, — говорит Александр. — Будем вас угощать.
Уже очень захотелось познакомиться с незаурядной личностью — Евгением, который никак не выходил на свет божий, и мы попросили разрешения пройти внутрь. Александр не возражал.
Кто в теремочке живет
Стоило мне откинуть полог этого чудного жилища, как я испытала настоящее потрясение. Стены коридора были в буквальном смысле сплетены (как плетут корзины) из тонких веточек. Я представила человеческие руки, которые упорно делали эту нудную муравьиную работу под проливными дождями и ветрами (иначе не успеешь до холодов). Я поразилась настойчивости и кропотливости строителей, колдовавших над каждой деталькой интерьера. Все ведь начинается с вешалки. А впрочем, снимать одежду внутри помещения, как оказалось, вовсе не было необходимости. Температура там очень даже бодрила, присаживаться совсем не хотелось, нужно было двигаться.
От обилия помещений разбежались глаза, но сориентироваться с ходу не было возможности. Тусклое свечение десятка китайских фонариков на солнечных батарейках необходимого количества света и радости не прибавляло.
— Общая площадь дома — 35 квадратных метров. Здесь у нас часовня есть, две кельи, кухня, умывальник и коридорчики, — доносится из полумрака голос Александра.
Иду на голос и попадаю в часовню. Александр подсвечивает дорогу налобным фонариком, а потом направляет луч на иконы, развешанные на фанерной стене, стол с церковной литературой и подсвечниками. Натыкаюсь сбоку на маленькое провалившееся кресло — гордость помоек.
— В эту часовню летом много народу приходило, молились. Здесь все, как в храме, только алтаря нет. Она располагалась раньше под палаткой-шатром, а теперь вот и стены обрела. Площадь ее — 3,5 на 3,5 м, — слышу голос Александра где-то из-за моей спины. — А теперь пройдемте ко мне в келью.
Идти приходится гуськом друг за другом. Проходы-коридоры узкие, периодически встречаются стойки-подпоры, даже чихнуть страшно — вдруг что-то заденешь, и у теремка съедет крыша. Слева из темноты показался серый холмик площадью 2 на 2 м. «Это кладовка?» — спрашиваю. «Нет, келья Евгения, — отвечает Александр. — Это обычная
— Проходите сюда, сейчас кофе вас угощу, — хлебосольно приглашает Евгений в свою келью, уютно разместившуюся прямо за печкой.
От интонации этих слов мне становится заметно теплее, да и печка вот, рядом. Но пробраться в келью не так просто, нужно внимательно смотреть под ноги. Откуда ни возьмись появляется второй уровень пола, и ступать приходится осторожно. Наконец усаживаемся на широкую скамейку, которая одновременно служит Александру и кроватью. Теперь можно оглядеться и попить горячего. В проеме между стойкой и окном из полиэтилена появляется Евгений — высокий человек с пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз, в длинной потертой дубленке. Приветствуем друг друга. Он внимательно и с любопытством изучает нас, только потом присаживается рядом.
— Ну вот, опять пересладил. Александр много сахара в чашку кладет, а я сладкое не люблю, так что опять придется пить, не размешивая, — журит наставник ученика и пьет, согреваясь.
Заговорили. О прошлой, мирской, жизни Евгений рассказывает неохотно. Родился в Уфе 52 года назад. Получил два высших образования — инженерное (Уфимский авиационный институт) и строительное. Закончил аспирантуру, но защитить диссертацию не успел. На вопрос о семье задумался.
— Были у меня жена и сын, да и сейчас, думаю, они живы и здоровы. Только я для них теперь не существую, у меня другое предназначение, — не спеша отвечает Евгений. — Все случилось в 1996 году. В тот день я стоял на вечерней службе в местном кафедральном соборе и в какой-то момент услышал голос Господа. Он мне сказал: «Ты должен ехать в Москву». Вот я и приехал.
Рассказал Евгений, как все эти годы жил близ деревни Золотово Воскресенского района. Сначала устроился в лесу, где смастерил маленькую избушку. Потом ему предложили пожить в доме на садовых участках, чтобы их сторожить. Он согласился.
— А вот память о том периоде жизни. Я теперь все делаю одной рукой, — Евгений поднял левую руку со скрюченными пальцами. — Это случилось в ночь с 8 на 9 апреля 2005 года. Я свою хижину на замочек закрыл и пошел по дороге вдоль садовых участков. Я люблю ходить, так лучше думается. Бывает, похожу, мысль умная в голову придет — сразу ее в тетрадку записываю и опять хожу. А в тот день, помню, иду и вижу — люди в темноте ко мне направляются. Подошли, замахнулись, а я только руку успел поднять, чтобы защититься от удара. Они мне какой-то арматурой весь левый бок пропахали. Я так понял, они пытались в чужой дом проникнуть, а я им помешал. Врач-хирург мне потом рассказывал, как меня привезли в больницу с большой потерей крови. Верхнее давление было на нуле, и он размышлял, то ли сразу меня в морг направить, то ли зашить. А я глаза открываю и прошу меня заштопать, потом добавляю, что об остальном я уж сам позабочусь.
Было время, и милиция Евгения донимала, а потом, когда разбирались, — отпускали.
— У меня при себе всегда документ есть — это советский паспорт, выданный еще в
Вопрос «на что живете?» напрашивался сам собой.
— Живу на то, что люди подают, ведь я им помогаю как могу — молитвы читаю, беседую. Кто-то копеечку подаст, кто-то продукты или одежду. В ближайшей деревне Бор мы мобильные заряжаем и автомобильные аккумуляторы, чтоб хоть какой-то источник электроэнергии иметь, — рассказывает Евгений. — В Радовицком монастыре, что 50 км отсюда, нам тоже помогают. Мы ходим туда за свечами и лампадным маслом. Правда, в последний раз нам ничего не дали. Возможности, наверное, не было. А если деньги у нас появляются, хожу в магазин в деревню Бор. До нее 3 км, я их за час преодолеваю. Сейчас вот речка замерзла, и я управляюсь за 30 минут.
Оказалось, очень любят Евгений с Александром вареники лепить, когда муку раздобудут. Александр на начинках специализируется, а Евгений всю душу в тесто вкладывает. Причем самые любимые вареники у них с картошкой, а для разнообразия могут и с капустой заделать. Мясо в их доме бывает очень редко.
— Если кто колбаски даст, так мы с удовольствием принимаем. Мы вообще ни от чего не отказываемся из продуктов, — говорит наставник Евгений. — А про спиртное и не спрашивайте. Не интересно нам все это.
«Я отмаливаю людей»
— Знаете ли вы, сколько сил уходит на молитву! Я беспрестанно думаю о молитве, читаю духовные книги. Из своего кабинетика (так я палатку называю), бывает, и неделю не выхожу. Внутри у меня столик, книжные полки с литературой. Там я занимаюсь изучением Святого Писания. Изредка могу пойти в часовню, чтобы почитать большие молитвы. Вот, допустим, я сейчас с вами разговариваю, а на самом деле молюсь за человека, у которого головная боль и температура не спадает. Это называется беспрестанная молитва.
Я сам составляю свои молитвы, постоянно над ними работаю. Вот у меня сейчас есть молитвы на псалтырь, то есть обращение к Богу-отцу, молитвы Богородице, определенным святым, силам небесным. В общем, на каждую тему составляю по пять молебнов. Потом в зависимости от ситуации их читаю, иногда корректирую свой текст, что-то добавляю. Читаю до тех пор, пока не получаю нужный результат.
У меня, например, есть молитва на трудноизлечимые и неизлечимые болезни. Или, допустим, такая ситуация: человек взял кредит и не может его выплатить. Обращаются ко мне за помощью. Почитали вместе молитву об уплате за долг, и у человека начинает все складываться как надо. То есть он начинает потихоньку рассчитываться. Есть молитва о потере работы. Вот, допустим, кто-то не может найти нужную работу, получает маленькую зарплату или работа не приносит удовлетворения. Почитали вместе молитву раз, другой, и все начинает выстраиваться как надо. Люди получают реальный результат.
Летом история была. Находясь за 1000 км от больного, за три дня и три ночи мне удалось отмолить человеку гангрену. Человек вышел из больницы на своих ногах, а поступил туда с диагнозом гангрена и направлением на ампутацию. Мне позвонила его дочь, когда его уже привезли в больницу. Это был вечер пятницы. Как водится, решение отложили на понедельник, чтобы собрать консилиум врачей. В тот же вечер, после звонка его дочери, я начал читать молитву. В понедельник врачи собираются, осматривают больного и решают подождать до среды. Она мне звонит и сообщает об этом. Читаю опять. Врачи снова собираются и решают еще подождать. В итоге у человека дело пошло на поправку, из больницы он вышел уже на своих двоих.
Иногда приходится выезжать к кому-то домой, чтобы молитву почитать. Обычно приезжают на машине, если дорога позволяет, или пешком до меня идут.
Нередко выезжаю в Москву, пока зима и народу приходит мало. Там приходится решать бытовые вопросы. Был в столице в конце декабря и в январе, потому что возникла проблема с ноутбуком. Подобная техника мне нужна для составления молитв, размножения текстов. Я делаю маленькие брошюры, составленные из молитв на разные жизненные ситуации. Я раздаю их всем, кто нуждается в моей помощи. Вот сейчас компьютер неисправен, и приходится записывать мысли в тетрадь. Но это временные трудности, и я с ними справлюсь.
Я столько лишений терпел — на десятерых хватит! Несколько раз в монастырях мне указывали на дверь, и я опять оказывался на улице. Потому что такие, как я, там не нужны.
