У нас радость! (а никакая не “Злоба дня”). В Пензе открыли памятник Сталину!
Если что и омрачает радость, то лишь два обстоятельства. 1) Памятник ужасно бедный — убогий бетонный бюст. 2) Открыли в Пензе, а не в Москве. И то и другое ужасно несправедливо.
Во-первых, денег у нас навалом — можем отлить в мраморе, можем из золота с добрыми брильянтовыми глазами. Во-вторых, работал он не в Пензе, а (главным образом) в Москве.
И место есть! На Лубянке должен стоять Он, а не какой-то там Феликс, которого регулярно хотят восстановить.
Эх, назначили бы меня автором — получилось бы грандиозно.
Конечно, во весь рост; в смысле не бюст, а с ногами. И не в натуральную величину, а минимум метров семь. А вокруг внизу фигурки тех, кого он выпестовал, вырастил на радость народу — сталинская гвардия! — Ежов, Берия, Каганович, Жданов (тот самый, который во время блокады ел икру, ананасы и персики в умирающем с голоду Ленинграде).
А все они, вместе с Гением, стоят на костях и черепах поверженных врагов. Во избежание превратных толкований на черепах можно написать имена академика Вавилова, маршалов, писателей, конструкторов…
Поскольку все черепа не поместятся (для этого Лубянской площади не хватит), надо продумать надписи на постаменте. Кроме дат надо золотом по мрамору высечь главные победы.
Победил индивидуальное мелкобуржуазное сельское хозяйство и создал колхозы, вернув крестьян в рабство. Обошлось примерно в 10 миллионов врагов.
Победил бесноватого фюрера, потеряв примерно 35 миллионов человек (против немецких примерно 8 миллионов).
Победил генетику и кибернетику. Поэтому все, кто могут, лечатся там, где их не победили, а все компьютеры — оттуда.
Победил всю мировую философию. Оставил только учение Ленина — Сталина (тупое до безобразия, зато единственно верное).
Вообще постамент должен быть очень большой, а насчёт надписей следует устроить всенародный конкурс…
…А почему народ (пока еще не весь) хочет всюду поставить памятники Сталину? Ведь он уже стоял. В каждом городе был по меньшей мере один памятник. На каждом заводе, фабрике, в каждой школе — бюсты. В каждом классе, в каждом детском саду и, уж конечно, в каждом кабинете начальников — портреты. А потом убрали, и вроде бы никто особенно не страдал.
Теперь Сталина хотят опять. Почему? Что если народ таким образом выражает подсознательное желание расстрелять всех, кто правит сегодня. А местная власть (пошла бы она в Пензу) подыгрывает этим настроениям — то ли не понимая их смысла, то ли в надежде, что успеет убежать.
Откуда эта тоска по палачу? В нормальной стране при нормальной жизни люди должны мечтать о чем-то другом. А тут снизу предлагают памятники Сталину, а сверху — памятники Столыпину (надеюсь, не в виде виселицы) …
…Возвращаемся к проекту монумента. На нижней части ног — сапоги; на верхней части ног (до поясницы включительно) — галифе; на груди (включая живот и спину) — френч; на голове — фуражка с козырьком, на лице — усы! А что в руках?
В правой руке мой Сталин держит рюмку, поднимая ее в торжественном тосте. Текст тоста за здоровье Гитлера (исторически безупречный и документальный) будет высечен на постаменте.
— Я знаю, как сильно немецкая нация любит своего вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье.
А в левой руке мой Сталин держит ребёнка — пятимесячного мальчика Вовочку.
P. S. Тем, кто забыл, как тяжело родная страна освобождалась от памятников вождю, предлагаем знаменитую песню Александра Галича “Ночной разговор в вагоне-ресторане”:
Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога...
Дай-ка, братец, мне трески
И водочки немного.
Я седой не по годам
И с ногою высохшей,
Ты слыхал про Магадан?
Не слыхал?! Так выслушай.
А случилось дело так:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
Кум со всей охраною.
Я подумал, что конец,
Распрощался матерно...
Малосольный огурец
Кум жевал внимательно.
Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии.
“Был, — сказал он, — говны, съезд
Славной нашей партии.
Про Китай и про Лаос
Говорились прения,
Но особо встал вопрос
Про Отца и Гения”.
Кум докушал огурец
И закончил с мукою:
“Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою...”
Полный, братцы, ататуй!
Панихида с танцами!
И приказано статуй
За ночь снять на станции.
Ты представь — метёт метель,
Темень, стужа адская,
А на Нём — одна шинель
Грубая, солдатская.
И стоит Он напролом,
И летит, как конница,
Я сапог Его — кайлом,
А сапог не колется!
Помню, глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа Спасителя.
А это ж Гений всех времён,
Лучший друг навеки!
Все стоим, ревмя ревём,
И вохровцы, и зэки.
Но тут шарахнули запал,
Применили санкции —
Я упал, и Он упал,
Завалил полстанции...
