В пгт Елатьма больше трех тысяч жителей, в соседнем райцентре Касимове больше тридцати. Это никоим образом не моногорода — согласно официальной точке зрения. Главам этих муниципальных образований точно не пришлось в экстренном порядке выдуривать планы диверсификации.
В Елатьме есть приборный завод со свежеотремонтированным фасадом, больница с новыми пластиковыми окнами, сиротские дома и маслобойня, где делают такое масло, что его хочется есть ложками. В Касимове тоже собирают приборы, льют фигурные ограды, шьют рукавицы и заготавливают древесину. А еще извлекают из сырья четверть российского золота.
В Касимове невероятное количество таксистов. Они неустанно каруселят вокруг автостанции, ловят рейсы из Москвы. Молодой таксист с гордостью рассказывает о школьных успехах сына. В Елатьме, разумеется, тоже есть школы — общеобразовательная и музыкальная, не так давно здешняя школьница стала призером всероссийской олимпиады. Если есть желание и мозги, ребенку помогут вырасти образованным и культурным человеком. Но ответ на главный вопрос — чем кормиться? — в учебниках не прописан.
Таксист отвечает на него просто: “Да вами и кормимся”. Нами — это москвичами. Дачниками. Места здесь красивейшие. Дачники охотно скупают дома над Окой и наполняют Елатьму летней жизнью. Им доставляют молоко, продают шлепанцы и рассаду соседки-местные, работающие в основное время в сиротских домах за сиротскую зарплату. Мужья и зятья соседок возят москвичей в Касимов. Городские вахтовым методом мотаются в Москву. В банно-постирочные дни над дворами елатомцев тянутся дымки. Это бабы запалили “прачки” — большие бадьи над костерками из щепок и разного сора. Выходит экономия.
Не знаю, как там по нормативным документам, но если город кормится “с москвичей”, это — моногород.
Иногда раздаются “трезвые голоса”. Одни, как дама из администрации незабвенного Пикалева, сетуют на безынициативность сограждан. Чем ждать подачек от власти, наоткрывали бы цирюлен да кафе, вот бы зажили! Дама наверняка не пробовала открыть кафе. А то бы знала: для этого надо быть не просто богатым — очень богатым человеком. Цирюльню, наверное, проще, если не регистрироваться, а стричь на дому. Знать бы еще, где клиенты возьмут деньги, чтобы заплатить вам за стрижку. В кафе заработают?
Другие голоса взывают сограждан к трудовой совести: “Наполучали дипломов никому не нужных юристов и менеджеров, а простых работяг не хватает. Хороший сварщик всегда работу найдет”. Голоса звучат в пустоте. Молчит Русь, не дает ответа…
А что она может ответить, чтобы не матерно?
В российском федеральном ядерном центре со славным именем Саров поминает мать сводный хор рабочих двух заводов. Двух — из трех. Что случилось с заводами? Их “развалили”, объясняют мне друзья. Не закрыли, не заперли на висячий замок. Заводы еще есть — работы нет. И трезвые голоса обретают подозрительное сходство с теми, которые, если вдруг зазвучат в голове, требуют визита психиатра.
Старинный купеческий Арзамас овеян двухвековой литературной славой. Здесь живут шесть членов Союза писателей России, в педагогическом институте вовсю выходят литературные сборники. Поезд из Сарова останавливается в Арзамасе ночью. Плацкартный вагон наполняется молчаливыми тенями. Мужики. Они дружно сбрасывают кроссовки, разбираются по полкам без матрасов и белья и засыпают. Их отъезд не сопровождает нормальная вокзальная суета. Дело привычное. Мужики едут работать. В Москву.
В электричках сообщением Клин — Москва бывает очень странный час пик. Неожиданный для тех, кто видел чистенькую, благолепную центральную часть Клина проездом из окна иномарки. А это просто пересменок суточных дежурств. Схемы есть разные: сутки через двое, два через два, четыре через восемь. Можно еще неделями: одна через одну, две через две…
Вариантов много. Все в Москве. Такие электрички ходят по каждому направлению, по всей области. Вплоть до соседних областных центров. Пожилые тетки целыми вагонами ловко ускользают от контролеров. Это консьержки — в Москве много кондоминиумов. Они разводят фантастической красоты цветы у “своих” подъездов и скучают по внукам.
В не менее старинном и красивом Гжатске (ныне Гагарин) грозят закрыть поликлинику. На вопрос, как живут гагаринцы, приятель отвечает: “Тяжело, но достойно”. Это в заграницах тяжело и достойно умирают. У нас — живут.
Свадьбы пляшут по два дня. Живут, потому что хотят жить, а не выживать. Без поликлиники это будет несколько сложнее. Ближайшая окажется в Вязьме, райцентре соседнего района. До Вязьмы 60 километров. Если местные власти не передумают, вяземская поликлиника останется одна на два района.
Вы никогда не слышали о Гжатске? Вы думаете, это деревенька о шести домах и четырех старухах? Это райцентр. Смоленская область, самая что ни на есть европейская часть России. Здесь живут люди числом 25 тысяч. В 96-м было на 6 тысяч больше, с тех пор убыль не прекращается. Но осталось еще много. Это 55,5 Государственных дум последнего созыва. И 22,5 км выстроенных встык автомобилей Ford Focus, лидера российского авторынка по итогам 2010 года, с полной пассажирозагрузкой.
На интернет-форуме Касимова с терпеливой усмешкой обсуждают, самые ли плохие в Касимове дороги или все-таки не самые? Приезжайте в город Александров, что во Владимирской области, почти на границе с Московской! Или хотя бы навестите его форум. Александровцы этот вопрос для себя решили: их дороги — самые бездорожные! Здесь туризм — знаменитая Александровская слобода. Иоанн IV, опричники… “Может, это тень грозного царя накрыла город, превратив его в точку зеро? “— спрашивают друг у друга форумчане. Вряд ли. Грозный царь бардака не любил. Ответ нужно искать значительно ближе во времени и пространстве.
У нас очень большая страна. Несмотря на все усилия, она остается большой. И в ней по-прежнему много лишнего. Кроме “страны Москвы”. Кроме Краснодарского края — последнего недобитого сельхозрегиона с прибрежными станицами, скупленными на корню москвичами. Кроме “нефтянки и газа”. Остается Россия — непрофильный актив.
Тьма населенных пунктов, все разве упомнишь! Может, просто занумеровать эти точечки на карте, чтобы не путаться? Или назвать одним ласковым прозвищем, чтобы великосветский романчик власти с народом стал еще необременительней?
Скажем, “пикалево” — приятное такое слово. Подзабылось уже, а ведь знаменательный вышел казус. Нет, не прилетом волшебника в голубом вертолете!”Чудо Путина в Пикалеве” — лишь повод объявить событие знаковым и спокойно списать в архив. Власть явила себя в славе, не признавая вины и не ища прощения у народа. С мешком золотых динаров в дарующей руке и пучочком розог в грозящей.
Такую власть не проклинают. Как-то неудобно выкрикивать наболевшее в лицо государства, которое так ради тебя расстаралось. К такой власти даже не апеллируют. Ее просто принимают — “каждая погода благодать”.
Премьер с мешком денег, спустившийся из эмпирей, чтобы откупиться и вернуться к своим большим делам, — это победа или поражение? Некорректный вопрос. Для голодного, дошедшего до ручки уже вчера, сегодняшний кусок хлеба — это жизнь. Просто жизнь, которая теперь удлинится еще на день или на год. Для власти это обычная рутина. Пиар-акция, достраивающая привычный видеоряд — все эти подлодки, самолеты, истребители… Плюс задачка на эффективный менеджмент.
Несложная такая задачка. На внимательность. И знаете, ее щелкнули, как орешек. Пикалево не стало именем нарицательным — символом бунта доведенного до крайности маленького человека из российской глубинки. Зачем символ, если бунта нет?
Сотни пикалево не зажглись алыми точками на карте страны. Словно бы в том Пикалеве, что с большой буквы, люди и власть обменялись декларациями о намерениях: первые — пьют, вторая — подкидывает на пропой. И тишина…
Ситуация прямо противоположная революционной. Низы это могут, а верхи не то чтобы хотят, просто согласны. Целесообразность. Власть сигнал приняла и проблему “порешала”. Она у нас по-прежнему богатая, жадная и безответственная, но нищим подает не только перед выборами.
И все улеглось как будто. Россия согласилась делать вид, что она не россыпь болевых точек, а многопиксельный рисунок на дорогом мониторе. Хотелось бы мне знать, на сколько еще ее хватит.
