Однако американская пресса оценила поступок Салленбергера по-другому — и назвала его подвигом.
7 сентября 2010 г. в аэропорту села Ижма (Республика Коми) совершил аварийную посадку “Ту-154М”, совершавший рейс из Якутии в Москву. Пилот первого класса Евгений Новоселов и Андрей Ламонов сумели посадить самолет в тайге, на совершенно не подготовленную для этого площадку заброшенного аэродрома “Ижма”. Посадку пришлось осуществлять визуально, без приборов и на повышенной скорости, поскольку не удалось выпустить закрылки. Это удалось сделать лишь с третьей попытки, не работало оборудование, позволяющее маневрировать и снижать скорость, отсутствовала связь с землей. Кроме того, полоса была слишком короткой — и при приземлении лайнер выкатился в лес. Однако самолет сел, и никто не пострадал. В этой истории есть еще пара участников — это и работник заброшенного аэродрома Сергей Сотников, упрямо очищавший от ивняка взлетно-посадочную полосу, хотя делать это было бессмысленно, ибо пользоваться этим аэродромом никто не собирался. Это и стюардесса, не допустившая паники на борту, хотя, как только самолет сел, все стали выбивать двери, чтобы быстрее выбраться. Интернет назвал этот экипаж героями. Думаю, не зря.
А последняя история вообще свежая: 29 апреля на подмосковном аэродроме “Чкаловский” самолет Минобороны “Ту-154”, которым командовал полковник ВВС Юрий Родионов, потерял управление — и военным летчикам чудом удалось предотвратить его падение и посадить.
Эти кадры сейчас хит в Интернете — танцующий, заваливающийся самолет, казалось бы, вопреки всем законам физики приближается к земле и скрывается за деревьями — там, где вожделенная посадочная полоса. И люди, снимающие это преддверие катастрофы, не выключая камеры, бегут в направлении посадки. И мы, зрители, ожидаем, что из-за деревьев полыхнет столб пламени.
Но пламени нет, просто чуть поодаль из-за лесополосы выкатывается знакомая “тушка” — как будто обычный самолет без труда произвел обычную посадку в обычном аэропорту.
Я вел утренний эфир на “Эхе Москвы”, и, конечно, новость про танцующий самолет стала предметом обсуждения со слушателями. Я сказал, что, на мой взгляд, все эти случаи — проявления настоящего героизма. И не зря, когда даже обычный рейс без всяких эксцессов приземляется в аэропорту, пассажиры начинают аплодировать.
В ответ звонили разные люди — и простые граждане, пассажиры, и профессионалы-летчики. И мнения, конечно, были разные.
Профессионалы задавали вопросы: почему самолет стоял почти 10 лет, зачем именно сейчас решили его поднять в воздух; объясняли, что в происшедшем виноват экипаж — оказывается, именно он принимает самолет и расписывается (буквально) на различных бумагах, что принимает самолет в исправности.
Простые слушатели — пассажиры — тоже не оставили камня на камне от моей попытки “героизации” экипажа и объяснили, что поступок летчиков — это простое выполнение ими своих обязанностей. И действительно, разве не входит в обязанности экипажа самолета долететь до места назначения без эксцессов? Не умеешь управлять самолетом в нештатной ситуации — уходи из летчиков!
Другие слушатели язвительно спрашивали меня: может, теперь начать аплодировать водителям маршруток и такси за безаварийную поездку, а в метро отвешивать глубокие благодарные поклоны за то, что мы живыми проехали еще одну станцию?
“Время непрофессионалов прошло!” — именно так можно было истолковать мнение значительной части аудитории. Хватит этих поклонов и неуместных благодарностей! Мы платим деньги за билет и требуем обеспечить неукоснительное выполнение “договора оферты”: мы вам деньги — вы нам услугу!..
Так-то оно так, да почему-то даже в наши революционные времена борьбы с коррупцией мы норовим сунуть деньги врачу, который хорошо нам сделал операцию. А ведь он давал, между прочим, клятву Гиппократа, а в ней упоминание взятки за операцию отсутствует.
Мы аплодируем в удачно севшем самолете не случайно, а потому, что если он сядет неправильно, то аплодировать будет некому.
Оказывается, есть ситуации, когда в заложниках привычного “договора оферты” оказывается наша жизнь. Так скажите, разве те, кто берет нашу жизнь в свои руки и под свою ответственность, — неужели они просто выполняют свои обязанности, и не более?
Конечно же нет!
Я не знаю, что испытывает врач, застывший со скальпелем за операционным столом, пусть даже во время своей тысячной рутинной операции. Мне трудно сказать, что испытывает летчик перед взлетом или перед посадкой. Но я знаю точно: даже у того из них, у кого каменное сердце и железные нервы, мелькает мысль: Господи, пронеси!
Человек не должен копаться скальпелем в другом человеке, человек не предназначен для полета, особенно тогда, когда он дерзко поднялся в воздух не сам, а за его спиной пара сотен пассажиров, в новом “А-380” их вообще до семисот!
Эти профессии устроены так, что один отвечает за жизнь другого, а иногда за жизнь сотен других, это ежедневное преодоление собственного страха, концентрация всех жизненных сил и профессионализма.
Я очень уважаю водителей трамваев, метро, такси и маршруток, которые могут попасть в аварию.
Я ценю продавцов супермаркетов, которые могут порезаться ножом, нарезая колбасу.
Мне крайне симпатичны грузчики, которые могут быть злодейски сражены радикулитом от перетаскивания тяжелого мешка.
Я их всех уважаю и люблю — даже себя, потому что в студии меня неожиданно может ударить током микрофон. Но все мы можем сделать шаг в сторону: водители маршруток — ехать помедленней, продавцы — пользоваться безопасным профессиональным ножом, а грузчик может вообще сбросить мешок и передохнуть.
Только пилот ничего этого сделать не может: если самолет взлетел, то остается одно — его посадить, да так, чтобы все остались живы.
Вот почему пассажиры аплодируют летчикам после посадки.
Я бы во всех подобных случаях давал бы их участникам государственные награды.
Как минимум “за мужество”!
Потому что мы, конечно, можем тысячи раз проверять самолет перед взлетом и ставить свои подписи на десятках документов. Но какая-то шальная птица может залететь в “пламенный мотор”, как это было в случае с Чесли Салленбергером, и тогда огромную машину нужно обязательно посадить, например на Гудзон.
Или на давно забытый аэродром, где Сергей Сотников — непонятно зачем — маниакально выдергивал траву и деревья, пробивающиеся между бетонными плитами. Он, кстати, никогда не думал, что ему на голову буквально упадет самолет и своей, как казалось, бессмысленной работой он спасет чьи-то жизни.