А ведь говорили когда-то… Еще как говорили… Чехвостили напропалую. Умели отбрить, ославить, указать пальцем (хоть это и не воспитано). Но о воспитании в те дни почему-то не думалось.
Обличали, вышучивали, клеймили.
Удивительное дело — молчат в тряпочку, в салфетку, в кулачок. Казалось бы, их время, их козырное, золотое время — столько вокруг идиотов, долболобов, головотяпов. Воров. Казнокрадов.
Коррупционеров. Высмей их — на радость людям и на порицание потомков… Выведи на чистую воду. Пригвозди. Нет, затихли.
— Скажите, ребята, почему? Ведь когда как не сейчас? Свобода слова…
— Нет, спасибо, мы так…
— Что — так?
— Обойдемся…
Невозможно молчать, когда такое творится! Надо криком выть!
— Нет, спасибо, мы лучше того… рассмешим… повеселим…
Удивительное время… Время прямой и бесстрашной публицистики. Публицисты захватили первенство. Расследуют, исследуют, обобщают, выносят вердикты. Их за это убивают.
— А вы, сатирики? Чего затихли? Боитесь, что ли?
— Не боимся. Нет. Но вы же понимаете...
— Что понимаем?
— Конъюнктуру… рынка.
— Какую? Какого?
— Нынешнюю. Нынешнего.
— А что понимать?
— На телевидение не пустят. Дадут по рогам. Спустят распоряжение. И кранты. Прощай, популярность. Гонорары высокие, прощай.
— А без телевидения? От души? Вмазать! Чтоб негодяям тошно стало!
— Невозможно. Нереально. Мы ведь на содержании.
— У кого?
— Догадайтесь.
— Власть? Частные лица?
— Ну, в общем… Те и другие.
— А самим-то — неужели не хочется? Оторваться? Отвести душу, отдуплиться? И вам приятно. И обществу необходимо. Отрывались же раньше. Чуть где непорядок или кто украл копейку, сразу — бац, фельетон. Звон во все колокола. Незабываемое время!
— Верно!!! Еще какое незабываемое… Цензура… Свирепствует… Благодать! Все на нее можно списать. И молчание, и недоговорки, и откровенную лесть, и подхалимаж. А сейчас… Этой проклятой свободой связали нас по рукам и ногам.
— Свободой? Связали? Это что значит?
— Плохо нам. Корпоративы, как назло, кончились. А там платили о-го-го!
— Если все же тряхнуть стариной?
— Пустое. Донкихотство это. Блажь. И потом, все равно никто ни на что не реагирует. Хоть оборись. Хоть камня на камне не оставь. Да, тырят миллиарды. Да, обнаглели до беспредела. Да, менты проклятые замучили. У одного из наших джип угнали, так менты даже разыскивать не стали. Пришлось президенту брать инициативу на себя: такой же точно джип пострадавшему подарил.
— Людям не до джипов. Нищают люди. Олигархи богатеют. И хоть бы кто из вас словечко против такого неравенства брякнул.
— С них как с гуся вода. Как слону дробина. Все нипочем!
— Получается: вы с ними заодно. Покрываете. Умалчиваете.
— Не-е, не стоит овчинка выделки. От добра добра не ищут. Тут дашь два концерта — и карман полнехонек. Развеселишь дополнительно, может, добавят. Доплатят. Уведешь людей от насущных проблем, и они за это благодарны. И наверху довольны.
— Кто?
— Те, кто о нищих и тупых бедолагах заботится. Правительство… Дума. Они умеют быть благодарными. Если оправдываешь доверие. И вообще, зачем злить? Раздражать?
— Но это же ваша обязанность, призвание… Такие вопиющие факты… Сюжеты… Вспомните Гоголя, Салтыкова-Щедрина…
— Еще о Марциале скажите. С его эпиграммами. Это когда было… Сейчас всё сложнее. Трагичнее. Могут лишить…
— Чего? Гражданской позиции? Смелости? Совести?
— Хуже — подачек. Мы без них, без подачек, как без воздуха…
— Кому как не вам?.. Поэзию сейчас не читают. Прозаики — нудят о любви и смерти. О вечном. Драматурги вымерли, их и нет никого. Вот бы взяли да шарахнули… С сатирической непримиримостью! С жаром сердца!
— Вот еще! Это рискованно.
— Так сатира и есть риск!
— Обойдемся. Спасибо за предложение.
— Да чего жметесь-переминаетесь? Блеете невразумительно…
— Привыкли… Чтоб никого не задеть, не обидеть.
— Вы должны обижать!
— Мы критикуем… Если разойдемся, можем далеко зайти. Замахнуться аж на Горбачева, Ельцина… Хрущева… За их волюнтаризм. Пусть трепещут.
— А кого поновее?
— Перебор будет. И без того много негатива. Финансовый кризис, пожары, гречка подорожала.
— А вы бы все же попробовали?
— Как можно? И потом разве только лидеры виноваты? Президент? Премьер? Они хорошие. Вон как трудятся. На износ. Как им дальше жить и работать под огнем нашей критики? Губернаторы? Они нас на закрытые партийные посиделки зовут. Угощают. Конверты пухлые дают. Да и стремно это — их задевать. У нас семьи.
— Где это видано, чтоб сатириков хорошо оплачивали? Разве за критику гладят по головке?
— Гладят, если она объективная. Справедливая. Такая, как наша. За это нас и любят. И ждут. На радио, на днях культуры России в Париже. В концертных залах.
Оказывается, они говорят. Но так, что их не слышно. Уж лучше бы молчали. Нет, вовсю радуются жизни. Веселят, ублажают. И, сами довольные собственными хохмами, счастливо хохочут.
Можно ли чего требовать от тех, кто, кроме застенчивых улыбок и мнущихся поз, ничем не располагает? Надо ли — требовать? Вряд ли. Пусть себе тешатся. А мы запасемся терпением. Не может же быть, чтоб никто не нарушил тишину и благость этого заповедного оазиса?!
