Алексей Венедиктов: «Я хочу, чтобы мой сын был в безопасности»

— Я предложил создать рабочую группу по массовым уличным шествиям, митингам и демонстрациям с тем, чтобы изучить события 6–7 мая, когда были первые за полгода массовые столкновения и беспорядки; рассмотреть проект закона, который сейчас находится в Государственной думе, и выработать свои рекомендации. И, наконец, рассмотреть деятельность Общественного совета, члены которого должны участвовать наблюдателями во всей этой истории.

— А разве подобных полномочий у вас не было?

— Дело не в полномочиях. Мы имеем право принять к рассмотрению любой вопрос, который касается взаимоотношений полиции и граждан. Но я предложил сначала подготовить предложения от рабочей группы. Тогда Костина сказала: «Хорошо, Алексей, вот вы ее и возглавите».

— И кто же вошел в рабочую группу?

— Принцип такой: кто хотел — тот записался. Записалось 15 человек. А поскольку закон принимается совсем быстро, мы тоже решили быстро собраться. На заседание группы мы пригласили советника президента Федотова, председателя Мосгордумы Платонова, Александра Музыкантского и Владимира Лукина. Лукина не было, остальные пришли.

— Вы пригласили на совет уважаемых людей, но от которых, по-моему, не слишком много зависит.

— Это неправда. Михаил Федотов не только известный юрист, он теперь переназначен президентом и вновь возглавил Совет по правам человека. В случае, если закон будет реакционным, он будет просить президента наложить на него вето. Дума рассматривает сейчас федеральный закон, а затем должен быть принят еще и закон московский, поэтому мы пригласили Платонова и Музыкантского. Мы собрались на нейтральной площадке — в агентстве «Интерфакс»; из 15 членов совета приехало 13.

— Кто еще входит в совет?

— Из главных редакторов — Павел Гусев, Маргарита Симоньян, Михаил Комиссар, я, а также Светлана Миронюк, возглавляющий Союз офицеров России Антон Цветков, представитель ГУВД в Совете Виктор Бирюков... Мы обсуждали это полтора часа, довольно бурно и напряженно. Но все решения были приняты консенсусом, то есть единогласно. Мы считаем, что вообще нужен новый закон. Ведь такие новые формы массовых протестов, как «Оккупай», есть во всем мире. Люди садятся, и никто не знает, что с этим делать. Во всех странах к этому относятся по-разному: в Квебеке — так, во Франкфурте — по-другому, в Москве — и так и сяк. Вот недавно в канадском Квебеке приняли новый закон. В результате 15-тысячная демонстрация студентов, которую запретили, превратилась в 120-тысячную. Туда стали выходить еще и родители этих детей. А мы не хотим, чтобы российский закон повторял ошибки квебекского.

— То есть мы в мировом тренде?

— Абсолютно точно. Но мы вторые после Квебека, так как бежим менять законодательство. Может быть, мы слишком быстро бежим? Сразу возникает вопрос: когда город выходит праздновать победу нашей сборной по хоккею, это будет подпадать под закон или нет? Вот в нынешней формулировке, которая вносится, люди под это попадают. То есть по новым правилам болельщиков надо будет хватать и тащить.

— А в предыдущем законе, пока еще действующем?

— Эти формулировки были размыты. Новый закон не должен быть реакционным и репрессивным. Но он будет таковым, так мне кажется, если нам не удастся что-то изменить. Мы дежурим на этих манифестациях уже три года, начиная с Триумфальной, знаем изнутри, как это варится, и понимаем, какие угрозы представляет неверно принятая формулировка закона. Вот хотят сделать поправку о массовых гуляниях — таких, как прогулка писателей. Теперь это будет невозможно, и организаторы будут наказаны. А если вдруг Борис Акунин напишет у себя в «Твиттере»: «Я завтра гуляю с собачкой» — и к нему люди придут? Он же никого с собой гулять не приглашает — и что с этим делать? Точной формулировки все еще нет.

— Получается, что новый закон может быть гораздо более жестким, чем предыдущий.

— Вы правы, но мы этого не хотим. Новый закон должен быть, потому что есть новые вызовы, от этого никуда не деться. И еще мы хотим разобраться, почему 6–7 мая задержали несколько сотен человек. За что? Почему задерживали людей в «Жан-Жаке»? Почему в воскресенье на Красной площади и на Манежной можно было ходить с белыми ленточками, а на Арбате — нельзя? Вот пусть нам кто-нибудь объяснит.

— А еще полицейские, которые винтили людей, были без бейджика. Это же прямое нарушение! Вы будете к этому возвращаться или хотите начать жизнь с чистого листа, с нового закона, а то, что было, — прошло, ну и бог с ним?

— Ничего подобного! Внутри нашей рабочей группы будет создана еще одна группа, которая займется событиями 6–7 мая. События 6 мая, 5 декабря являются примером того, чего нельзя делать. Ведь между этими датами проходили митинги, где не было ни одного задержанного, ни одного оскорбления полицейского, ни одного пострадавшего. Что же случилось 6-го и как сделать так, чтобы это не повторилось? Вот взяли девушку, которая якобы кидалась кусками асфальта, — а где еще 12 в масках с заточками, которые шли на прорыв, душили полицейских? Так что поправки очень важны. Документ с ними я только что вручил в Администрацию Президента и депутатам Госдумы. Ну а г-н Платонов забрал его для Мосгордумы.

— Насколько ваш совет, члены рабочей группы могут оставаться объективными в этой чрезвычайной ситуации, быть над схваткой?

— Я не могу быть объективным, я же человек. У меня есть один термометр — 11-летний сын, с которым я хожу на Чистые пруды, просто по Москве погулять. Вот он захотел пойти на «Белое кольцо» — мы пошли. Я хочу, чтобы мой сын был в безопасности и мог ходить туда, куда хочет. Моя красная линия проходит именно между свободой и безопасностью, а не между властью и оппозицией. Сиюминутная политика тут ни при чем.