— Я работаю в организации под названием «Фонд в защиту демократии», — рассказывает Аммар АБДУЛХАМИД. — Кроме того, у меня есть собственная НКО, которая называется «Фонд Тарва». Мы концентрируемся на проблемах Ближнего Востока и африканских стран. «Фонд Тарва» был учреждён в Сирии в 2001 году. Но в
— Поддерживаете ли вы отношения с Сирийским национальным советом?
— Наша организация не является политической партией, но, тем не менее, мы работаем с СНС, а также с Курдским национальным советом. Но большее внимание мы уделяем работе с активистами на местах.
— Не пытались ли вы наладить взаимодействие с представителями власти?
— Нет. Я всегда был противником режима, никогда не хотел иметь с ним никаких контактов. Мы наблюдаем за заявлениями властей, отслеживаем сообщения в сирийских СМИ, но с режимом мы не работаем.
— А как бы вы оценили нынешнюю ситуацию в Сирии?
— Она, безусловно, очень сложная: 90% того насилия, которое творится — на совести правительственных войск. Революционеры же вынуждены отвечать им после месяцев мирного протеста. С сентября-октября прошлого года они стали вооружаться, но речь не идёт о каком-то серьёзном оружии, которого достаточно для отпора силам Асада. Оппозиция стала более организованной. Что же касается оружия, то оно покупается у представителей правительственных войск, поскольку эта сфера очень коррумпирована. Есть и примеры перехода военнослужащих на сторону оппозиции. То, что сейчас происходит в Сирии, я бы назвал асимметричной гражданской войной.
— Существует версия, что давление на Асада — часть плана по оказанию нажима на Иран. И Сирия в этом случае — последний рубеж...
— Я бы хотел, чтобы был некий план. Поскольку в таком случае процесс был бы управляемым. Но проблема в том, что плана, очевидно, никакого нет. События в регионе стали абсолютно неожиданными для многих людей. Сейчас мы стараемся прогнозировать ситуацию в Сирии. К сожалению, у международной общественности свои расчёты. У Ирана, поддерживающего Асада. У США, которых заботят вопросы их дальнейших взаимоотношений с Тегераном. У России, считающей протесты на Ближнем Востоке подъёмом исламистского движения — что, по моему мнению, не только является упрощением, но и искажает видение полной картины. Именно из такого понимания Россией этих процессов и проистекает поддержка ею Асада. У всех свои расчёты, и все, кто вмешивается — преследуют собственные интересы. Интересы же сирийского народа игнорируются. Это революция людей, уставших от коррупции, от давления. Они лишь хотят правительство, которое бы заботилось об их интересах. И не будем забывать, что в начале выступлений выдвигались именно требования реформ, а не призывы к свержению власти. Я не думаю, что режим может помочь в решении конфликта. У Асада было 15 месяцев, чтобы остановить насилие...
Наша группа хочет собрать всех, кто так или иначе имеет отношение к конфликту в Сирии, для того чтобы разработать стратегию и обозначить цели. Это международное дело. Пока что такого конструктивного диалога не было. Чтобы он стал возможен, необходимо, в частности, чтобы Россия прекратила поставки оружия Асаду и перестала его поддерживать. Это, в первую очередь, в интересах России, у которой давние дружеские отношения с Сирией. Но надо помнить, что речь идёт, в первую очередь, о сирийском народе, а не об Асаде. Если Москва хочет сохранить своё влияние в регионе, ей надо поддержать народ. Тогда она станет частью решения, и с её интересами будут считаться, сказав «Россия не вредитель, она — игрок» — в конструктивном ключе, разумеется. У нас есть не так много времени прежде чем ситуация выйдет из-под контроля.
— Как вы относитесь к ветированию Россией и Китаем резолюции по Сирии?
— Я полагаю, что вето было обусловлено в наибольшей степени ливийским примером. Однако, ситуация в Сирии принципиально отличается. Сирийские люди достаточно настрадались. Прошло уже больше года без вмешательства извне, за это время погибли тысячи людей. Мы заплатили достаточную цену.
— Бытует мнение, что сирийская оппозиция снабжается деньгами и оружием из Турции, Катара. Оттуда также якобы прибывают и боевики.
— К несчастью, это лишь слухи. У оппозиции практически нет денег, СНС не может открыть свои офисы за рубежом. Большая часть оружия в руках повстанцев — из сирийской армии. Что касается наёмников, то это опять же неподтверждённые сообщения.
— Что вы можете сказать о деятельности миссии наблюдателей ООН?
Их очень мало, чтобы миссия была эффективна. Они не могут увидеть полную картину. Кроме того, они могли бы оказывать существенное воздействие на правительственные силы, поскольку у них есть оружие, но они выступают лишь в роли наблюдателей. И поэтому, когда они посещают те или иные места, они сами иногда становятся объектами атак. Существуют видео, где миротворцы благодарят повстанцев, защитивших их от нападений.
— Многие опасаются того, что с победой протестных движений в регионе к власти придут радикальные исламисты.
— Что касается России, то мне понятны эти опасения. Здесь хватает своих проблем, связанных с религиозными фанатиками. Однако усиления исламистов в Северной Африке и на Ближнем Востоке едва ли стоит опасаться. Например, даже если они придут к власти в Египте и Тунисе, это не значит, что эти государства полностью перестроятся. Экономика этих стран зависит в наибольшей степени от туризма, и потому нельзя будет вводить какие-то меры, отпугивающие людей — то есть большинство законов сохранится. Если мы говорим о поддержке таких движений как «Братья-мусульмане», то её нельзя переоценивать. Люди, голосуя за них, отдают свой голос не их идеологии, а, скорее, их имиджу. Поскольку эти движения ещё не успели состояться в большой политике, они не замараны коррупцией и вызывают большее доверие.
— Как бы вы в целом оценили события «арабской весны»?
— Многие люди акцентируют внимание на отрицательных аспектах, я же хочу напомнить и о положительных. Дело в том, что в ходе этих событий люди поняли, какие у них есть проблемы, и с чем надо бороться. Поэтому процесс продолжается. Не стоит думать, что после победы те, кто выходил на улицы, пошли спать.
