— Олег, вы по образованию физик-ядерщик?
— Нет, микроэлектронщик.
— Зачем же пошли в политику?
— Я всегда любил физику, химию. Оканчивая школу, долго думал, куда мне пойти. Никак не мог определиться. Также я показывал неплохие результаты по классической борьбе. Мой тренер считал, что мне необходимо серьезно заняться спортивной карьерой. У меня были приглашения в ряд московских вузов. Дело в том, что я выигрывал все олимпиады по физике, химии, программированию. Я рос мальчиком, который много и хорошо учился. И физикой я занимался с удовольствием. В итоге я поступил в МИФИ, был там старостой группы. Впоследствии стал первым студентом, который закончил это учебное заведение экстерном.
— Так вы могли бы стать ученым?
— Да, и с удовольствием бы стал ученым.
— И что же помешало?
— Страна развалилась, физики стали никому не нужны. В итоге я вернулся на Украину. Думал пойти на завод, куда меня распределили после окончания вуза. Приехал, увидел и понял, что завод вряд ли мне будет интересен. Пошел в бизнес. Достаточно быстро освоился. Занимался компьютерной техникой, потом стал директором одного производственного предприятия, которое мы вывели из банкротства. А затем наступили лихие 90-е. И когда меня окончательно замучили правоохранительные органы — в то время на смену бандитам приходили другие бандиты, но в погонах, — я решил пойти в парламент. Думал каким-то образом повлиять на смену законодательства, чтобы дать бизнесу нормально развиваться. В итоге я в парламенте — четыре созыва.
— Недавно вас, вашу жену и несовершеннолетних детей внесли в люстрационные списки (запрет занимать государственные должности). За что вы попали в немилость?
— Мы с коллегами думали, почему именно моя фамилия вызывает такую неприязнь со стороны моих политических противников. Например, на закрытом заседании Верховной рады депутаты целых 30 процентов времени посвятили обсуждению того, что бы со мной такое сделать. У нас по телевидению идут передачи, где собираются юристы и обсуждают, как сделать так, чтобы меня снять с выборов, лишить неприкосновенности и так далее. В отношении меня возбудили три уголовных дела. Но ведь я просто озвучиваю мысли и настроения жителей юго-востока. У нас на Украине — блокада страха. Если человек высказывает свое мнение в Фейсбуке и кому-то это не нравится, то его вычисляют, избивают, снимают на камеру, а ролик выкладывают в Интернет. Это первое предупреждение — чтобы больше ничего подобного не писал в соцсетях...
Ранее Царев рассказывал историю, как в Днепропетровске активисты «Правого сектора» подошли к молодому человеку на автобусной остановке, крикнули: «Слава Украине, героям слава!» Парень промолчал, не поддержал их таким же приветствием. Тогда активисты начали его избивать, отобрали телефон. Зашли с его телефона на страницу в соцсети, а там фотография этого парня с георгиевской ленточкой. Итог — молодой человек оказался в больнице со сломанными пальцами.
Другому мужчине, у которого нашли георгиевскую ленточку, воткнули нож в ногу. В Донецке совсем юный пацан, школьник, писал на антифашистские темы. Его вычислили, поймали, избили и заставили извиниться перед украинским народом на камеру...
— Люди боятся идти наперекор действующей власти, — продолжает Царев. — Но всем бояться нельзя. Наверное, мои действия сильно раздражают противников. Но я не захватываю здания, не руковожу повстанцами, хотя они меня все время принимают в любом здании, в любом коллективе. Мне рады, когда бы я ни явился к ним — днем, ночью. Они делятся со мной продуктами, чаем, ведут откровенные беседы. Но я политик. Я защищаю точку зрения на политической платформе. И тем не менее это вызывает агрессию.
— Вам теперь запрещено занимать государственные должности...
— Я никогда в жизни не состоял на госслужбе. Да, я народный депутат. Но я никогда не был в исполнительной власти и вряд ли туда пойду. Мне не нравится, чтобы мной руководили. Единственным руководителем у меня был Янукович, как президент и как лидер партийной организации. А так я свободный человек. Поэтому мне эти санкции и люстрация кажутся смешными. Я понимаю, что действующая власть временна. И все придуманные законы они не смогут осуществить на деле.
— На вас завели уголовные дела, как же вы вылетели из страны?
— Я во вторник снова улетаю на Украину. В Москве встретился с вашим заместителем главы МИД РФ Григорием Карасиным, чтобы обсудить женевскую резолюцию. Я рад, что в Женеве прислушалась к тому, чего хотят жители юго-востока. Не знаю, будут ли исполняться наши пожелания, но то, что наши предложения вошли в повестку дня, уже о многом говорит.
— Ну так как вы все-таки долетели до Москвы?
— Из Киева вылетал с приключениями. Самолет то задерживали на взлетной полосе, то пытались обратно посадить, то думали посадить в Днепропетровской области. Когда я сел в Донецкой области, пытались сделать так, чтобы я вернулся обратно в Киевскую.
— Это обычный самолет был?
— Это был чартер.
«Я легко сниму свою кандидатуру с президентских выборов»
— Вы много лет занимались классической борьбой. Почему не пытались защититься, когда на вас напали в Киеве?
— В толпе это сделать невозможно.
— Была большая толпа?
— Их было много.
— А ваша охрана где находилась в это время?
— Моя охрана сдала оружие. А с той стороны было оружие.
— В любой другой ситуации вы могли постоять за себя?
— Дело не в этом. В тот момент моя главная задача была остаться на ногах. Не упасть.
Смотрите видео «Царева бьют! Кандидатов в президенты испытывают на прочность»
— Вы считаете предстоящие президентские выборы на Украине нелегитимными. Однако вы баллотируетесь. Зачем?
— Я использую эту площадку для того, чтобы донести до народа точку зрения юго-востока. Это во-первых. Во-вторых, я объехал все города юго-востока и встретился практически со всеми лидерами протестных движений. Собрал и объединил их. Одно это стоит того, чтобы теперь участвовать в выборах.
— Допускаете, что вам придется отказаться от участия в выборах?
— Легко допускаю.
— В этом случае кому бы отдали свои голоса?
— Мы решили на координационном совете, что если увидим, что власть абсолютно не прислушивается к нашим требованиям, я отзову свою кандидатуру и напишу заявление о неучастии. Но передавать свои голоса я точно никому не стану. Если выборы сочтут нелегитимными, то нет смысла вообще кому-то отдавать голоса.
— В каком случае выборы могут не состояться?
— Законодательство специально было изменено таким образом, что выборы состоятся, даже если придут два избирателя со всей Украины. Нет, три. И проголосуют за одного и того же. Очевидно, что выборы в таких условиях не должны проводиться, и я об этом постоянно заявляю. Когда армия воюет со своим народом, когда одни кандидаты могут посещать только одну часть Украины, другие — другую, выборы абсурдны. Необходимо для начала решить гражданский конфликт, разоружить людей, вернуть армию в места постоянной дислокации, а уже потом проводить выборы.
— Как вы собираетесь проводить предвыборную кампанию, если не можете приехать на запад Украины, потому что на вас там постоянно нападают?
— Согласитесь, если бы я не попытался приехать в Киев и не показал бы, что это невозможно, никто бы не узнал, что это невозможно.
— В этот раз вас пронесло. Вы живы-здоровы. Но ситуация могла развернуться по-другому. И нужны ли такие жертвы ради президентского кресла?
— Жизнь политика такая же по ценности, как жизнь обычного, любого другого человека. Только ответственность у нас выше. А ценность жизни одинакова.
— Вы готовы погибнуть за Украину?
- Когда меня заблокировали в здании украинского телеканала, куда я приехал для участия в прямом эфире программы «Свобода слова», то мне разъяснили: если я выйду на улицу и встану на колени, то мне сохранят жизнь. Мы отбили два штурма. Охраны внутри у меня не было. Но я понимал, что со мной находятся женщины — группа поддержки кандидата в президенты. И надо было что-то решать — выводить людей и отводить от них угрозу.
Я отдал мобильные телефоны, снял пиджак и пошел в толпу со словами, что никогда в жизни не встану на колени. Предлагали мне и другие варианты. Говорили, мол, сложи полномочия, напиши заявление, что отказываешься баллотироваться. Но в тот момент я понимал, что меня снимают на камеру, на меня смотрит мой сын в прямом эфире. Кстати, так и было, за ту ночь мой 18-летний сын потерял 2 килограмма. И я осознавал, что не могу сдаться. И в этих условиях речь уже не шла о моей жизни. Речь шла о целой стране. И вот, слава Богу, я живой.
— А вы не боитесь за свою семью? Кстати, где они сейчас?
— В Днепропетровске. Куда переехал и «Правый сектор».
— До всех этих событий вы жили в Киеве?
— Я жил на съемной квартире в Киеве. У меня не такой большой бизнес, чтобы позволить себе купить в столице квартиру.
— По слухам, вы совсем не бедный человек?
— У меня производственный бизнес. То есть не у меня. У моей супруги.
— У нее вроде сеть салонов красоты?
— Нет, у нее бумажная фабрика по производству бумаги и хлебокомбинат. И она всем этим руководит, пока я занимаюсь политикой. У меня еще четверо детей.
— Сколько им лет?
— 6, 10, 14, 18.
«Госохрану у меня отобрали. Частным охранным предприятиям запретили работать со мной»
— Олег, почему вам не выдали госохрану, единственному из всех кандидатов в президенты?
— Мне охрану не то что не дали, ее у меня у меня сразу отобрали, что является грубым нарушением действующего законодательства. Более того, не поленились обзвонить все частные компании, которые занимаются охраной и предупредить — если они будут работать на меня, то у них отзовут лицензию. Этакий способ политической борьбы.
— А как же вы теперь передвигаетесь по Украине?
— Это известие я получил три дня назад. Еще не передвигался.
— Со дня на день вы вернетесь на родину, кто вас будет охранять?
— У меня много сторонников. Я нанял непрофессиональную охрану.
— Что вы можете сказать о Тимошенко? Что с ней происходит в последнее время? Утром она говорит, что надо собирать референдум. Днем заявляет о необходимости ввести войска. Вечером — что отзывает свою кандидатуру с выборов.
— Это чисто по-женски.
— Никакой логики вы в этих заявлениях не видите?
— Она выдает определенные вещи в зависимости от того места, в котором она находится и к кому обращается. Я же всегда и везде говорю одно и то же. Не то что это хорошо и правильно. Я ведь тоже достаточно много ошибок в жизни совершил. Помню студенческие годы. И очень хорошо понимаю сейчас ту молодежь, которая вышла на Майдан. Ведь когда я учился в МИФИ, в Москве происходили значимые события — ГКЧП, Белый дом, и мы с приятелями постоянно норовили куда-нибудь выйти, за что-нибудь постоять.
— Вышли к Белому дому?
— Нет. Что-то сорвалось, не получилось, а так бы я обязательно был в первых рядах. Помню, как мы поддерживали Ельцина. Кстати, вы знаете, его ведь выдвигали в МИФИ, там, где я учился. Он выступал в нашем актовом зале. Очень он мне нравился. Я симпатизировал Горбачеву, потому что он выступал без бумажки. И я помню, как мне нравился Янукович. Это действительно так было. Я связывал с этим человеком большие надежды для страны. Меня недавно спросили: «Вы способны убивать за свои убеждения?» Я ответил: «Нет». Почему? Потому что много раз в жизни ошибался. Но сам умереть за свои убеждения я точно способен. Человек имеет право распоряжаться только собственной жизнью.
— Олег, судя по всему, тему Тимошенко вы не хотите развивать?
— Я не буду обсуждать других кандидатов.
— Тогда ответьте, в чем феномен Порошенко. Человек не ведет предвыборную кампанию, прославился лишь благодаря своим конфетам, за что его так полюбил народ? Почему он занимает лидирующие позиции в рейтинге кандидатов в президенты Украины?
— У него 20 процентов рейтинга.
— Вроде сорок?
— Этот график демонстрируют с учетом низкой явки юго-востока и высокой явки Западной Украины. Вы понимаете, как считали эти проценты. С учетом корректировки явки рейтинг у него не такой высокий на сегодняшний момент.
— Насколько я знаю, вы являетесь сопредседателем антифашистского форума Украины...
— Да, у нас в стране много националистических организаций и катастрофически мало антифашистских. Я давно занимаюсь этой деятельностью. У нас есть свой сайт, мы проводим «круглые столы», издаем определенную литературу, вносим законы.
— Но то, что происходит сегодня на Украине, — это дело рук фашистов?
— Националистов, да.
— Все, что происходит сейчас в Донбассе- это начало гражданской войны?
— Да.
— Война неизбежна?
- Я очень внимательно наблюдал, как долго сталкивали Майдан. Он никак не хотел собираться, не хотел переходить к радикальным действиям. Я видел, сколько было потрачено сил на то, чтобы все-таки он состоялся, чтобы гибли люди, чтобы пошла волна гнева. Есть социологические исследования — при определенном среднем возрасте общества революция невозможна. Украина превышает этот средний возраст.
Конечно, у нас ситуация усугубляется низким уровнем и коротким сроком жизни. Но когда основную массу страны составляют люди постарше и помудрее, революция вообще невозможна. Поймите, были приложены сверхусилия для того, чтобы раскачать Украину. И вот точно так же тратятся сверхусилия для того, чтобы столкнуть Западную и Восточную Украину. Люди этого не хотят. Не хотят стрелять друг в друга, не хотят, чтобы была война, не хотят разрухи. Но всегда в любом обществе найдется определенный процент людей, который готов стрелять, участвовать в военных действиях. Сейчас таких людей пытаются собрать и направить на юго-восток. От успешности решения этой задачи зависит, начнется война или нет. В этом смысле личность днепропетровского губернатора приобретает достаточно серьезное значение.
— Кто эти люди, которые готовы стрелять?
— Радикалы, националисты.
— За что? За убеждения или деньги?
— В том числе и за деньги. Например, есть такой Днепропетровский отряд националистов «Днепр». Участникам этой организации платят 15 тысяч гривен в месяц, это чуть больше тысячи долларов. Руководитель зарабатывает от 2 до 4 тысяч долларов в месяц. При условиях, когда у нас в стране многие предприятия остановились, это хорошие деньги.
— По украинской версии, все, что сейчас происходит в вашей стране, — дело рук российских диверсантов?
— Я их не видел. Меня хорошо принимают повстанцы, протестующие на юго-востоке. Пожалуй, никто из кандидатов в президенты не проникал еще в те места, где был я. Меня пропускают и в захваченное здание Донецкой администрации, в здание Луганского СБУ. Так вот, я нигде не видел российских представителей. Хотя я их искал. Интересовался у повстанцев, есть ли среди вас россияне? Нет. Я хорошо знаком с лидерами ополченцев. Я знаю, откуда они, чем занимаются. Мы с ними обменялись телефонами, поддерживаем связь, они рассказывают, каким образом пришли к тому, чтобы захватить то или иное здание, кому пришла идея в голову и почему. Я не вижу российского следа именно в этих точках — имею в виду Донецкую обладминистрацию и здание СБУ в Луганске. Славянск и Краматорск я еще не посетил, не успел. Так что об этих городах ничего не могу сказать.
— Кто эти обычные люди, которые захватили СБУ в Луганске?
— Валерий Болотов — у него небольшой бизнес, дома остались жена, дети. Помогает ему его друг Игорь. После того как закрыли их товарищей, с которыми они организовывали митинги в Луганске, ребята решили захватить здание СБУ. Проникли внутрь, надели ту форму, которая находилась внутри, и взяли оружие. Сейчас там собралась целая команда вооруженных ребят. Но человек с оружием из здания не выпускается. Если кто-то выходит на улицу, он обязан сдать оружие. До сих пор все оружие, которое было внутри здания, у них наперечет.
— Я общалась с человеком, который все это время находился внутри СБУ. По его словам, активисты, захватившие здание СБУ в Луганске, — десантники, «афганцы», чернобыльцы, спецназовцы.
— Да, все верно. Там есть «афганцы», чернобыльцы, отставные военные из Харькова и Запорожья. Есть бывшие спецназовцы. Но руководство там — непрофессиональные военные.
Смотрите видео «Луганский рэп. «Всем нашим братьям...»
«Армия Украины может залить кровью юго-восток»
— Сейчас можно спрогнозировать, как будет развиваться ситуация на юго-востоке в ближайшее время?
— Армия Украины может все-таки залить кровью юго-восток. Это может быть батальон, набранный из радикалов. Могут быть еще какие-то подразделения. С «Правым сектором» действующая власть тоже хочет поработать.
— У ополченцев много оружия?
— Есть оружие.
— Разграбили местные отделения милиции?
— Да. Если из здания СБУ в Луганске не вышло ни одной единицы оружия, то из районных отделений милиции оружие разошлось. Возможно, у ополченцев есть какие-то другие источники поставки оружия. Но я об этом не знаю.
— Как вы думаете, украинскому временному правительству все равно, что думают о них за границей, как выглядит то, что они делают?
— Это так. Но их оправдывают, что бы они ни делали. Когда мы находились в Киеве, внутри здания, которое штурмовали, мои помощники звонили в органы власти, чтобы нам дали подкрепление, спасли людей, которые находились со мной. Так что вы думаете? Нам отказали. Затем мы связались с представителями ОБСЕ. Получили ответ: наша миссия — только наблюдать.
— Как сегодня живут люди на Украине? Они не потеряли работу, им платят зарплату, пенсию?
— Тяжело живут. Люди, которые до сих пор находятся в здании СБУ, думали, что просидят там 3–5 дней, их товарищей отпустят и ситуация разрешится. Но они там задержались гораздо дольше. Конечно, они переживают за своих детей, жен. Они понимают, что их надо кормить, а денег нет. Вообще нет денег. Они же мужчины. Им надо работать. И так повсеместно, по всей Украине.
Прямая гиперссылка на данный материал при его использовании и цитировании обязательна.
