Такова была атмосфера, когда звонок Путина вырвал Обаму из послеобеденного кайфа. Произошел «обмен идеями» по мирному разрешению украинского тупика в обстановке нарастающей конфронтации и взаимного недоверия, растревоживших не только Европу, но и весь мир.
В США считают, что неожиданный звонок Путина может быть «намеком» на возможное мирное урегулирование. Но ни Белый дом, ни Кремль не уточнили, что это может означать. По американской версии, Путин как бы реагировал на предложения Обамы о шагах, озвученных в Гааге министру иностранных дел России Лаврову госсекретарем США Керри. Эти предложения были «обкатаны» Вашингтоном с Украиной и Европой. Керри и Лавров и до этого обменивались рабочими документами, в которых дискутировались проблемы военного отхода России от украинских границ и идеи поддержки конституционных реформ в Украине международным сообществом. Согласно этим «идеям», гарантируется русскоговорящим областям Украины большая автономия, разоружение отрядов «Правого сектора» и определение принципов сотрудничества Украины с такими альянсами как НАТО.
В разговоре с Обамой Путин педалировал угрозу «правого сектора», который в течение последних дней осаждал здание украинского парламента, требуя отставки министра внутренних дел Авакова, обвиняемого украинскими ультра в убийстве одного из их лидеров — «Сашка Билого». Этот инцидент был использован Путиным в разговоре с Обамой как аргумент в поддержку тезиса о том, что свержение правительства президента Януковича было противозаконным переворотом, совершенным экстремистами при «поощрении» Запада.
В ходе телефонного диалога Путин и Обама согласились на встречу глав иностранных ведомств РФ и США с целью нахождения путей «погашения кризиса», который вылился в самую резкую конфронтацию между Россией и Западом со времен «холодной войны». В американской версии диалога говорится: «Президент Обама в разговоре с президентом Путиным подчеркнул, что Соединенные Штаты продолжают поддерживать дипломатический путь, находясь в тесных консультациях с правительством Украины и ее народом с целью деэскалации кризиса». В то же время американская версия диалога настаивает, что «президент Обама ясно заявил — всё это окажется возможным лишь в том случае, если России отведет назад свои войска (от украинской границы. — М.С.) и не предпримет новых шагов по нарушению территориальной неприкосновенности и суверенитета» Украины. В американской версии ничего не говорится по поводу того, как отреагировал Путин на эти условия.
В какой-то степени реакцией российского президента можно считать выдвинутые им контрпретензии о буйстве экстремистов, которые безнаказанно «запугивают мирных жителей, правительство, власти в правоохранительных органах в различных регионах и в Киеве». Именно «в свете этого» президент России предложил «изучить возможные шаги», которые международное сообщество могло бы сделать, «чтобы помочь стабилизировать ситуацию».
В российском изложении телефонного диалога Крым не упоминается, но зато возникает Приднестровье, которое блокирует Украина. Приднестровье не признает над собой молдавского суверенитета и зависит в огромной степени от украинского импорта. Кремль заявляет, что блокада, объявленная Киевом, может «значительно усложнить условия жизни жителей этого региона, помешать их передвижению, нормальной торговле и экономической активности». Путин призвал к переговорам и по этой проблеме. (Россия держит в Приднестровье более 1000 своих военнослужащих – это как бы «отголосок» миротворческих сил, развернутых еще в 1992 году, связь с ними Россия поддерживает сухопутным путем через Украину. Вопрос о Приднестровье должен быть обсужден 10—11 апреля в Вене.) Сейчас в Приднестровье раздаются голоса, требующие вступления в РФ по примеру Крыма. А Молдова по примеру Украины тянется к Евросоюзу. Упоминание Приднестровья Путиным в разговоре с Обамой вызвало в Вашингтоне подозрения, что будет разыгран дебют аналогичный крымскому.
Звонок Путина Обаме и их телефонный диалог — огромная кость, которую немедленно стали глодать американские медиа и комментировать здешние политические гуру. Попытаюсь разобраться в этой какофонии. Во-первых, никто по эту сторону Атлантики не уверен, что Путин пойдет навстречу условиям США, Украины и Европы настолько, чтобы удовлетворить их основополагающие требования. Скорее, считают здесь, он хочет воспользоваться «позицией силы» на границах Украины и разорвать международную изоляцию, в которой оказалась Москва. Если белодомовская версия делает акцент на дипломатии, кремлевская версия акцентирует проблему экстремизма и извлекает из кармана фигуру Приднестровья.
Естественно никто здесь не ожидает заднего хода Путина по вопросу о присоединении Крыма — Крым дело решенное, и Запад это отлично понимает. Крым не может быть фишкой ни в какой дипломатической рулетке. Недаром в российской версии телефонного диалога Путин—Обама слово «Крым» даже не упоминается. Оно предусматривается и так негласно лишь в связи с возможностью признания Западом де-факто включения Крымского полуострова в состав РФ в обмен на демилитаризацию юго-восточной границы Украины и на обещание России не нарушать ее. По мнению западных обозревателей, это дает Путину возможность вести переговоры «с позиции силы». (Термин, введенный в оборот в свое время еще Джоном Фостером Даллесом, бывшим госсекретарем при президенте Эйзенхауере.)
Тем не менее американские официальные лица надеются, что звонок В.Путина отражает и его понимание начавшейся изоляции России на международной арене, хотя принятые против нее санкции никак нельзя назвать действенными…
Практический результат телефонного звонка Москва—Эр-Рияд сказался буквально на следующий же день. Госсекретарь США Джон Керри сходу изменил свой маршрут и вместо Вашингтона полетел в Париж, чтобы в воскресенье встретиться с Сергеем Лавровым. Днем раньше, выступая по телевидению, глава российского МИДа заявил, что Россия не имеет никаких намерений вторгнуться в Украину. В тот же день Керри и Лавров говорили по телефону как и их шефы. Местом встречи они избрали Париж. В своем телеинтервью Лавров утверждал, что обе стороны сближают свои подходы. Он сказал, что его последняя встреча с Керри в Гааге и его контакты с Германией, Францией и некоторыми другими государствами показали возможность совместной инициативы, которая уже принимает форму и которая может быть предложена «нашим украинским коллегам».
Следует напомнить, что несколько дней назад Лавров дал совершенно противоположную оценку итогам своей встречи с Керри в Гааге и категорически оказывался от встреч с «нашими украинскими коллегами», поскольку Москва считает новое правительство в Киеве нелегитимным, а Януковича — всё еще президентом Украины. Но это было до звонка Путина в Эр-Рияд.
Администрация Обамы менее оптимистично отреагировала на телефонный разговор своего шефа с президентом России. Она предостерегла общественность от ожидания «неминуемой сделки» и подчеркнула разницу в тональности в изложении сути разговора Путин—Обама в российской и американской интерпретации. Российский подход к преодолению украинского тупика предполагает федеративное устройство Украины и предоставление большей автономии ее русскоговорящим Востоку и Югу. По мнению Белого дома, федеративное устройство Незалежной отвечает интересам Москвы не допустить превращение Украины в сильную проевропейскую и антирусскую державу.
Лавров в своем интервью отмёл как абсолютно неприемлемую формулу, представленную Западом, согласно которой Россия и Украина будут вести переговоры друг с другом непосредственно под наблюдением Запада. (А как же «наши украинские коллеги»?) Он вменил Западу в обязанность делать больше для ликвидации беззакония в Украине. Белый дом усмотрел в этом завуалированную угрозу интервенции, если Запад не «подтолкнет Украину к стабильности».
Телефонная дипломатия как и телефонное право вещь весьма шаткая.
Смотрите видео: Обама в Брюсселе: Как рухнула берлинская стена
