Депутаты и сенаторы приняли закон о запрете пропаганды гомосексуализма. Приняли решительно, резко, единогласно. Нажали на кнопки – и все. И запретили. Молодцы.
Что дальше?
А дальше то, что в получасе езды от тех мест, где роятся парламентарии, горит абсолютно свободный очаг пропаганды гомосексуализма, которому позавидует самая уважающая нетрадиционные ориентации страна – нудистский пляж Серебряного бора.
Ему уже лет пятнадцать, наверно. С каждым годом он расширяется, и по площади приближается к обыкновенному пляжу. Загорают там главным образом мужчины. Женщины тоже есть, но мужчин несравнимо больше. Они приезжают парами, компаниями, в поисках новых знакомств, и об этом знает вся нетрадиционная Москва.
Граждане, которые не ищут острых ощущений, стараются этот пляж обходить по самой дальней дуге. У него нет ни границ, ни забора, ни объявлений типа «осторожно, мы голые и горячие». Если на обыкновенных пляжах отдыхающие стараются устроиться поближе к воде, то здесь они, наоборот, расползаются подальше от берега. Поэтому в них можно вляпаться случайно, как в коровью лепешку. И будет крайне неприятно. Особенно если с детьми.
Закон, который приняли парламентарии, и этот интересный пляж находятся в не пересекающихся плоскостях.
Закон не слыхал про пляж. Пляж не слыхал про закон.
И я понимаю, для чего такие пляжи. Но не понимаю, для чего такие законы.
А ведь сколько визгу было из-за этой пропаганды гомосексуализма! Всю зиму-весну либеральная общественность изобличала фашистский закон. Возмущалась попиранием сексуальных меньшинств. Ратовала за их право заключать браки и воспитывать детей. Сетовала, что не пускают друг другу в больницу, когда они болеют.
По «гомофобному» закону уже стали опознавать своих и чужих. Если ты против него – ты свой, демократ, открытый новым веяниям, зритель телеканала «Дождь». А если за – тогда ты чужой, обдуренный православным опиумом, дикий и несовременный человек.
В итоге формально победили дикие люди. Мне жаль. Кому кого любить – очень личная штука, поэтому я сочувствую меньшинствам. Хотя в реальной жизни ничего катастрофического с ними, по-моему, не происходит.
Они прекрасно могут ухаживать друг с другом в больнице, потому что в наших больницах давно ни о чем не спрашивают, а если даже вдруг спросят, ста рублей хватает с лихвой на ответ. Имущество они могут друг другу завещать, официальный брак для этого не нужен. Детей они имеют и воспитывают, у меня есть такие знакомые, у них свои дети – кто им запретит? Есть гей-клубы, кафе, магазины, салоны красоты. Есть вот этот пляж в Сербору, где они откровенно царят. И им не нужны для этого никакие разрешения властей. Пришел, снял трусы, и в гробу он видал депутатов с их законами.
И если я забреду на этот пляж – а это вполне возможно, я уже говорила, там нет ни заборов, ни предупреждений – я чувствую себя идиотски. Как если бы я защищала беспризорных собак, а потом они меня где-то окружили. Целой стаей.
По случаю жары мы тут, кстати, с друзьями и детьми отправились на днях в Серебряный бор. Устроились на цивильном пляжике, но там неширокий рукав у реки, и на противоположный берег вдруг явились голые мужчины. Дети изумились. Нам пришлось собирать манатки и бежать. И это должны были делать именно мы, а не они. Потому что мы-то им не мешали. Они так и сказали. Им даже было приятно, что мы на них смотрим.
Пускай формально депутаты их победили, но они об этом не знали и абсолютно не чувствовали себя побежденными. В отличие от нас.
