Я стою в плотно сжатой толпе. Со всех сторон налегают коллеги. Пишущие, фотокоры, телевизионщики, радио. Передо мной один из 100 самых влиятельных людей мира по версии журнала Time. Надежда русской демократии. Нас разделяет только суперблогер Варламов, упорно вставляющий мне под дых локоть: не дай бог я его оттесню и он потеряет лучший ракурс. Надежда русской демократии молчит и безрадостно смотрит по сторонам. Вздыхает.
Так проходит минут десять. Иногда надежда предлагает раздвинуться и сделать полукруг, чтобы все желающие могли записать синхрон. Но сделать это невозможно. Лидер оппозиции дежурным голосом объясняет кому-то (видимо, уже задержанным Яшину и Собчак) в телефон, что его задержать невозможно: вокруг него триста журналистов, к нему просто не подойти. Один из трех его охранников говорит: «тише, тише, имбецилы». Я сочувственно хлопаю его по плечу и извиняюсь, что так выходит. Его патрон, хоть и не говорит этого вслух, но явно с охранником солидарен.
Я делаю свою работу, получаю за это зарплату, с которой потом плачу за свет и покупаю еду. Такая вот работа: стоять пять часов на морозе, толкаться с коллегами, обходить наступающую цепь бойцов 2-го ОПП (оперативного полка полиции), передавать новости о бессмысленном событии на редакционный сайт. Бойцам (пусть не всегда и не всем) я это как-то могу объяснить. Они понимают и пропускают через оцепление даже там, где не положено. Навальный понимать ничего не хочет: он звезда. Вокруг него камер больше, чем вокруг Леди Гаги. И выражение лица у него примерно такое же — тоскливо-брезгливое.
Полный достоинства, он, наконец, сдвигает окружающую себя толпу к камню, проводит там пару минут, после чего его демонстративно задерживают. Ведь именно задержания от него ждали фанаты, а разочаровать фанатов он не мог. Что было бы, если бы Гага приехала в Москву и не спела бы про Алехандро?
Задержания без содержания. Больше никакого смысла в акции не предполагалось. Я протягивал свой диктофон к Пархоменко и Рубинштейну, Быкову и Гудкову-младшему, Пономареву и Демушкину. Никто не мог сказать ничего содержательного, ни о целях, ни о задачах, ни о содержании. Удальцов прочитал отрывок из Пушкина. Полный постмодернизм: только форма, никакого содержания.
Чего уж говорить, толкотня вокруг лидера оппозиции выглядела глупо. Из нескольких сотен собравшихся вокруг Соловецкого камня больше половины — журналисты. Их прислали сюда редактора, опасаясь, что случится «кровавое воскресенье», а их издание это не осветит. Но бойни пока не будет. Потому (и это очевидно), что Навальный сотоварищи на сегодня потеряли поддержку вменяемой (большей) части протестного электората. Пришли на акцию те, кто стабильно ходит на Триумфальную по 31-м числам, городские сумасшедшие и немножко провокаторов-националистов.
Что выйдет именно так, было понятно всем. Было понятно заммэра Александру Горбенко, отчеканившему определение переговорщикам от КСО. Было понятно и самим организаторам марша, который, если был бы согласован, выглядел бы жалко. Раньше в социальных сетях желающие пойти на митинг-шествие регистрировались в открытых группах. Было приблизительно понятно, сколько человек придет (этим количеством, кстати, давили на мэрию во время согласования). Было также видно, кто там будет из твоих друзей. Теперь регистрацию на акцию сделали отдельной страницей, а числа изъявивших желание посетить мероприятие там видно не было. Видимо, оно заведомо было слишком невелико.
В разгар майских «оккупаев» Григорий Явлинский выступил с заявлением, что акции это, конечно, хорошо, но толку в них особенного нет (без смыслового наполнения). Либеральная общественность тогда страшно обиделась на это заявление, заподозрила Явлинского в предательстве. Но со временем актив акций «за честные выборы» это осознал и постепенно перестал ходить на митинги и шествия. Теперь, хочется надеяться, поймут и члены КСО.
С содержательной частью у них очень вяло. Даже хуже, чем в президентском послании. И тут не остается винить никого другого, кроме них самих. Согласно опросу, проходившему во время декабрьского митинга на проспекте Сахарова, наибольшим доверием собравшихся пользовался Леонид Парфенов. Теперь Парфенов рекламирует зубную пасту. Такое вот содержание.
А ведь можно было бы предложить так много. Алексей Навальный, как самый яростный борец с коррупцией, мог, например, заявить темой митинга требование тотального расследования махинаций «Оборонсервиса» и привлечения к ответственности Анатолия Сердюкова. Представляете, сколько на митинг пришло бы офицеров, пусть даже и в штатском?
И все-таки не хочется быть еще одной скрипкой в оркестре разочарованных. Различные прокремлевские интернет-тролли и «мурзилки» хоронили протест так давно и настойчиво, что теперь, когда он действительно накрылся, констатируя это, начинаешь сам себе казаться таким же наймитом управления внутренней политики Администрации Президента. А ведь хочется, чтобы у оппозиционеров что-то вышло. Ведь, если вынести за скобки отсутствие содержательной повестки, они сделали очень много.
В первую очередь для себя: они познакомились. Теперь они знают друг друга в лицо и знают, что хотят бороться за одно и то же. Навальный и Удальцов теперь делают одно дело, а раньше делали два разных. И у Ксении Анатолиевны произошло это прекрасное откровение. В гей-сообществе есть специальный термин для публичного заявления о своей нетрадиционной ориентации — «камингаут». Как долго ей приходилось делать вид, что она страшный конформист! А тут, наконец, смогла признаться, что она не такая, как все.
Много было сделано членами КСО и для истории. Родился чудесный каламбур: «борьба за власть при категорическом неприятии политики». Такое вот лицемерное новшество.
Ну а для тех, кто узнал про политику впервые в жизни, кто был основной движущей силой акций 5 и 10 декабря, для «людей с Болотной», которые в силу возраста не помнят, что происходит с различными «комитетами 2008», то для них было сделано еще больше. Им наглядно продемонстрировали, что те, кто ярче всех выступает на митингах и остроумнее прочих клеймит власть в блогах и твиттерах, на самом деле не всегда лучше всех понимает, что надо делать. И когда он залезает на сцену или зовет маршировать, то стоит оглядеться: вдруг рядом кто-то предлагает что-то более осмысленное?
