— Я пытался навести мостик между властью и оппозицией, вел переговоры и думал, что приношу определенную пользу стране. Я считаю, что только диалог может уберечь страну от кровавого сценария. Но власть, видимо, решила, что диалог не нужен, переговорщики не нужны. И ударила по мне наотмашь. Попадание точное. Охранное предприятие было моим основным бизнесом, кормило мою семью, позволяло всю зарплату депутата Госдумы перечислять в детские фонды. Теперь мой бизнес уничтожен.
— Так сразу и уничтожен? Лицензия отозвана всего на месяц...
— Через месяц мне вернут печать, но клиентов к тому времени уже не будет. Они не смогут месяц ждать и заключат контракты с другими. Охранный бизнес строится на доверии, доверие к моей структуре подорвано. Это — смерть, как минимум — клиническая.
— Все-таки, за что конкретно на вас надавили?
— Если бы было за что — тогда бы уже убили. Как депутат, я препятствую незаконным задержаниям людей, добиваюсь, чтобы их выпускали из обезьянников. Веду себя неудобно.
— О чем власть думает, разрушая вашу структуру в преддверии 12 июня? Ведь именно она во многом обеспечивала и гарантировала безопасность во время массовых акций протеста?
— Если бы власть думала — не было бы вообще акций протеста. Если бы власть разговаривала с обществом — не пришлось бы выходить на улицы. Горожан сердит именно то, что власть с ними не считается, не хочет говорить, считает врагами. Мне в интернете пишут «Наши»: «Не нравится — уезжайте». А кто останется, если мы все уедем?
— Жалоба Колокольцева Нарышкину может иметь для вас какие-то неприятные последствия?
— Он, может быть, со мной побеседует, если найдет время. Вообще-то писем на депутатов приходит много, на всех Нарышкина не хватит. Я, конечно, польщен тем, что МВД подняло вопрос обо мне на такую высоту. Моя самооценка выросла, но это просто смешно. Колокольцеву надо было бы еще саммиту большой восьмерки на меня пожаловаться.
— Нам стало известно, что вы записались на прием к Путину. Будете просить его амнистировать ваш ЧОП?
— Про свой бизнес вообще не хочу с ним говорить. Я хочу спросить: по его ли воле нагнетается взаимное озлобление между властью и обществом? Понимает ли он, чем чревато это озлобление? Знает ли он о том, что с белыми ленточками выходят не революционеры, а, наоборот, люди, которые не хотят революций, а хотят мирного диалога? Диалога, а не эскалации конфликта.
