Почему одни вожди остаются при должности до смерти, а другим это не удается? Многие народы мечтают избавиться от надоевших властителей, но революции случаются нечасто. Деспоты сохраняют власть, если умеют облагодетельствовать свое окружение — это высокопоставленные военные, сотрудники спецслужб, высшие чиновники, члены семьи хозяина страны и его клана. Главная их задача — разгонять оппозицию. Они готовы исполнять эту миссию, пока их хорошо вознаграждают.
Каких властителей предают? Наибольшая опасность подстерегает обанкротившихся и немощных властителей. Если вождь стар, слаб или болен, окружение понимает, что уже не может рассчитывать на привычные привилегии: из могилы он им точно не заплатит. Как только военные решат, что вождь становится ненадежным источником благополучия, всё — властитель пропал.
В 1848 году князь Меттерних, австрийский министр, был настолько стар, что физически не услышал шум толпы, бушевавшей уже возле его дворца... Эти вошедшие в историю диалоги повторяются вновь и вновь. Когда вспыхнули восстания на Арабском Востоке, местные диктаторы тоже, верно, вопрошали, подобно королю Людовику XVI в Париже в 1789 году:
— Что это? Мятеж?
— Нет, сир, — следовал ответ. — Это революция.
В феврале 1917 года профессиональные русские революционеры находились в эмиграции, в ссылке или состояли под надзором тайной полиции. Ленин вовсе не ожидал свержения режима, когда император Николай II уже отрекся от престола. «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции», — с нескрываемой горечью говорил в те дни Владимир Ильич, тосковавший в далекой Швейцарии.
Ныне эту спонтанность помогают подогревать Facebook и Twitter. Но возможности технологических достижений не стоит преувеличивать: в 1848 году революция, напоминающая недавние «оранжевые» или «арабскую весну», распространилась по Европе всего за несколько недель, хотя не было ни радио, ни телефона, не говоря уже об Интернете.
Стремительное и кажущееся неожиданным свержение правителей, чья единоличная власть еще вчера считалась незыблемой, остается загадкой. Поэтому и рассказывают, что «оранжевые революции» финансировал госдеп США. Фантазия у чиновников везде небогатая. Когда египетская молодежь поднялась против президента Хосни Мубарака, государственное телевидение рассказывало, что демонстрантами дирижируют из Швейцарии и Израиля...
Когда люди уже выходят на улицы, возможность сокрушить революцию зависит от готовности властителя пролить кровь. Но в современном мире в большинстве случаев внезапно выясняется, что их власть основана лишь на страхе — как только одни перестают бояться вождя, а другие отказываются их убивать, режим рушится. В демократической стране надоевшего президента переизбирают, и он с почетом удаляется на покой. Авторитарных властителей свергают, сажают на скамью подсудимых и требуют казнить. История убедительно доказывает: только демократическое устройство делает государство устойчивым. А чем дольше продолжается жесткое правление, тем больше опасность для страны. Смена первого лица влечет за собой падение режима, а то и разрушение государства.
Может ли авторитарный режим быть эффективным? Конечно, следует ответ: вспомните совершившего военный переворот генерала Аугусто Пиночета — при нем начался экономический подъем Чили. Но если бы военные перевороты были самым верным путем к экономическому процветанию, то вся Латинская Америка, которая прошла через военные режимы, должна была бы процветать. Однако же остальные диктатуры привели свои страны кроме кровопролития еще и к нищете.
Генерал Пиночет сделал лишь один разумный шаг — согласился принять услуги американских экономистов, которые принесли с собой программу, опробованную в развитых странах. Но стоит ли устраивать военный переворот, чтобы реализовать разумные экономические идеи?
Хвала жестким правителям, как правило, скрывает презрительное отношение к народу, который, дескать, неспособен распорядиться своей судьбой и нуждается в надсмотрщике. А демократия — роскошь, которую могут себе позволить другие... История это опровергает. Сомоса, Трухильо, Перон, Пиночет, Кастро — если брать латиноамериканских властителей, то они лишь задержали развитие своих стран.
Теперь взоры обращены на Восток. Китай завораживает экономическими успехами. Особенно поклонникам китайского пути нравится то, что в КНР правит партийно-государственный аппарат, скроенный по советской схеме. При этом не хотят видеть того, что китайская бюрократия не мешает частной инициативе, не угнетает бизнесменов и торговцев, не душит их. Каждый третий китайский миллиардер — член партии. Многие из них избраны в состав Всекитайского собрания народных представителей. А еще в Китае — 534 тысячи долларовых миллионеров! Можно ли представить себе отечественную бюрократию, которая бы дала простор частной инициативе, широчайшему привлечению иностранного капитала, не смела бы вмешиваться в дела частного производителя и взимать с него дань?..
Призывы некоторых наших политиков развивать экономику без политических перемен вызывают улыбку. В России как минимум слишком мало китайцев, чтобы следовать их путем, а никто другой не согласится так тяжело и много работать. Есть и другое коренное отличие. Советская система продержалась слишком долго, она искалечила наше общество, воспитав невероятное лицемерие, отучив от привычки к простому, но честному труду, отбив у большинства предприимчивость. После смерти Ленина смело можно было идти китайским путем. Даже после смерти Сталина. Но при Горбачеве уже было поздно.
А из китайцев годы при Мао Цзэдуне не успели выбить трудолюбие и прилежание, воспитанные конфуцианством. Этот свод морально-этических норм по-прежнему в немалой степени определяет жизнь общества. Китайцы ответственно относятся к своему делу. Дисциплинированны. Соблюдают иерархию и почтительны к старшим. Согласны идти на жертвы — ради семьи и будущего. Хотят работать, зарабатывать и рассчитывают только на самих себя.
Эти качества распространяются и на чиновничество. Конфуцианство призывает к социальной гармонии и возлагает определенные обязанности и на правителей — они обязаны соблюдать государственный интерес, проявлять умеренность. Поэтому и качество китайского авторитарного правления иное. Разумеется, страна не избавлена от взяточников, бездарей и самодуров. Но с попавшимися на воровстве и самоуправстве чиновниками не церемонятся.
Китайская система — сложное сочетание восточноазиатского неоавторитаризма, латиноамериканского корпоративизма и даже европейской социал-демократии. В Пекине внимательно следят за социальным недовольством и отвечают на него послаблениями, а не репрессиями. Там, где возможно, отпускают вожжи. Не хотят, чтобы в народе зрело недовольство и создавались причины для социальной напряженности.
Генеральный секретарь Ху Цзиньтао:
— Если кто-то радуется тому, чему радуется народ, народ также радуется его радости; если кто-то заботится о заботах народа, народ также заботится о его заботах. Когда сердце народа отворачивается — это основная причина, определяющая упадок политической партии, политического авторитета...
И генеральный секретарь, и премьер-министр сознают, что остаться у власти они смогут, только добившись высоких темпов экономического развития при сохранении социальной гармонии и обеспечив народу достойный уровень здравоохранения, образования, охраны окружающей среды.
На смену харизматическим лидерам, будь то Мао Цзэдун или Дэн Сяопин, пришли хорошо подготовленные и умелые менеджеры, экономисты с дипломами лучших университетов мира, строго соблюдающие законы и правила. Производит впечатление система смены лидеров. Глава партии и глава государства, пробыв два срока, добровольно уходят в отставку, освобождая место более молодым лидерам.
Принято подчеркивать, что ценности китайского общества отличны от западных: не свобода и справедливость, а гармония и стабильность. Считается, что китайцам нравится авторитарное государство. Но сами китайцы не удовлетворены тем, что нам так нравится! Общественная система в Китае постепенно развивается в сторону модели, рассчитанной на то, чтобы дать выход колоссальной практической энергии китайского народа.
— Движение к демократии неостановимо, — твердо сказал премьер-министр Вэнь Чжибао. — Свобода слова необходима.
Есть и другие территории, населенные китайцами, — это Тайвань и Сингапур, которые десятилетиями демонстрируют фантастические успехи в экономике. Оба острова преуспели больше, чем континентальный Китай, — благодаря современной либеральной демократии. Отношение к Тайваню по историческим причинам сложное, а Сингапур уже сегодня считается образцом для всего Китая.
