Изучение свободолюбивой мысли я начала с колонки Юрия Сапрыкина, пользующегося авторитетом «креативного класса», активно участвующего в протестных акциях.
Сапрыкин сетовал на отсутствие у этого самого класса «сверхидеи». Плакаты для митингов он придумывает прекрасные, здесь все замечательно, но родить воодушевляющий план, с которым можно было бы идти на честные выборы, не в состоянии.
После «Афиши» я зашла на сайт gazeta.ru, популярный у более солидных свободомыслящих граждан. В редакционном комментарии там утверждалось, что «оранжевой революции», как в Украине, у нас не получится.
В Украине были Янукович и Ющенко с равным количеством сторонников, а у нас никого, равного Путину, нет. Поэтому, если наша оппозиция пойдет на прорыв, у нас будет, как в Беларуси — главарей арестуют и посадят, и не только главарей. По этой причине не надо сейчас делать резких движений, а лучше подождать, пока власть сама почувствует бесперспективность своей «победы».
Взвешенному комментарию вторило обращение к своим сторонникам Явлинского, вывешенное на сайте «Яблока», к которому прислушиваются не особо креативные и не особо солидные свободомыслящие, а те, скорее, кто посередине.
Явлинский объяснял, что безальтернативные выборы не стоят того, чтобы разбить лоб за их результаты. Заставите вы власть признать фальсификации или не заставите — большой разницы нет, потому что все равно это «выборы без выбора». Так что не надо ради них рисковать, а лучше сохранить вектор протеста.
На этом духоподъемном призыве я перешла к журналу GQ (его уважают главным образом гламурные свободомыслящие) и прочла в новом номере заметку Дмитрия Быкова, вспоминающего, как он в детстве стоял за бананами.
Написанная как бы от лица типичного представителя власти заметка копировала стилистику премьер-министра. Смысл ее был в том, что люди зажрались. У них бананов — завались. А они уже забыли, кто им устроил такое благолепие, и не помнят, как было фигово прежде, без бананов.
Заметка доставила мне огромное эстетическое удовольствие. Но глобальной идеи о том, к чему же нам теперь надо стремиться, когда бананы у нас уже есть, я тоже там не увидела.
Последним критиком, с которым мне удалось пообщаться, была соседка по нашему кварталу пятиэтажек. Со слезами она рассказала, как положила маму в больницу с сердечным приступом и какое там царит издевательство, никто не лечит, больные в палатах и коридорах, немощные, пожилые, с температурой, в придачу перезаразились гриппом, и сами друг другу пытаются помогать, несчастные старухи, брошенные своим государством.
Не буду дословно здесь повторять, что она мне сказала про выборы. Если кратко, это тоже было про то, чего она не хочет. Чего хочет — она не знала. Но твердо знала, что «вот этого» — не хочет.
Под впечатлением этой беседы я изъявила свою волю прозрачной урне, вернулась домой и нашла в Интернете старую песню Талькова про «точно знаю, что вернусь, пусть даже через сто веков в страну не дураков, а гениев». Почему-то после проведенных свободолюбивых исследований захотелось ее послушать.
Вот удивительная штука. Ей больше двадцати лет, этой песне. А звучит так, будто сегодня написана.
Но еще время есть ей состариться. Успеет за сто веков.
