Коррупционная цивилизация

Предвыборная кампания в России обогатила нашу жизнь выдающимся откровением: в пылу полемики руководитель избирательного штаба Владимира Путина Станислав Говорухин заявил: «Коррупция существовала еще в царской России. При Сталине, кстати, коррупции не было, она расцвела пышным цветом лишь в последние годы советской власти... Потом наступили лихие 1990-е годы. В 1990-е коррупции тоже не было — вместо нее был воровской беспредел, открытый грабеж. Воровали миллиардами, заводами, отраслями... Сегодня мы снова вернулись к „нормальной“, „цивилизованной“ коррупции».

Это заявление, хотя и было названо журналистами примером саморазоблачения, в целом было принято на удивление спокойно. А между тем оно представляет собой нечто большее, чем случайно вырвавшиеся у режиссера несколько фраз. В нем скрыта квинтэссенция современной российской государственности, созданной за 12 лет правления президента и премьера Владимира Путина.

В эти годы коррупция стала чем-то настолько привычным и естественным, что ее уже нельзя списывать на какие-то старые устои и установления. Не нужно стремиться отнести ее возникновение к императорской России — там она была совершенно несопоставима с сегодняшней. Откроем «Воспоминания» Льва Толстого и прочитаем там сакраментальную фразу: «После [наполеоновской] кампании мой отец, разочаровавшийся в военной службе, вышел в отставку и приехал в Казань, где, совсем уже разорившийся, мой дед был губернатором...» Можно сегодня поверить в последнюю часть этой фразы? Губернатор в современной России может быть некомпетентным — но бедным он быть не может.

Не нужно пытаться доказать и то, что истоки нынешней коррупции лежат в советской эпохе. В стране, где имущество любого чиновника было на виду, а из страны невозможно было выехать, не было (и не могло быть) коррупции тех масштаба и беспардонности, как сегодня.

Оправдаться не получится.

При этом «цивилизованная коррупция» вовсе не отрицает беспредела и грабежа, которые, как считают современные российские лидеры и их советники, остались в 1990-х годах. Она возникает только там, где власть категорически не намерена исполнять свои обязанности, где она искусственно создает условия, в которых бизнес или граждане не могут реализовать своих гарантированных законом прав. Коррупция 2010-х годов радикально отличается от коррупции 1990-х. Коррупционеры сегодня требуют денег не за то, чтобы преступить закон, как это нередко случалось прежде, а скорее за то, чтобы его соблюсти, — иначе они лишатся своего места в сложившейся системе. А вымогательство денег «на ровном месте» — и это ли не беспредел и грабеж?

«Цивилизованность» коррупции в России проявляется в том, что она совершенно не угрожает декларируемым правилам, потому что не ставит их под сомнение.

«Цивилизованная коррупция» предполагает также ее всеобщность — она потому и «цивилизованна», что выступает важнейшим элементом общественного сознания. Поскольку законы и правила существуют во всех сферах жизни, и их соблюдение в каждой из таковых предполагает мздоимство, быть свободным от коррупции становится совершенно нереально.

«Цивилизованной» коррупция в современной России оказывается не потому, что она помещается в какие-то ограничивающие ее (и потому представляющиеся нормальными или не противоречащими нравственности) рамки, а скорее наоборот — по причине того, что она отражает идентичность новой российской цивилизации.

«Цивилизованная коррупция» становится вследствие этого естественной основой вертикали власти, ее важнейшим стратегическим дополнением. Если власть допускает подобного рода отношения между собой и своими подданными, то она не может не считать их естественными и внутри себя самой. Исходя из этого выстраиваются отношения между этажами властных иерархий и возникают самые уродливые формы взаимодействия между российскими чиновниками: покупка и продажа должностей, а также взимание дани вышестоящими бюрократами с нижестоящих. В такой ситуации никакое служение общественному благу уже не может восприниматься как реальная цель государственного аппарата. Каждый новый человек, втягивающийся в эту систему, относится к прочим гражданам страны исключительно как к источнику собственного благосостояния. И потому не может даже помыслить о том, что они способны к выражению собственного мнения и собственных интересов.

«Цивилизованная коррупция» порождает восприятие носителями власти общества, в котором им приходится существовать, как своего рода объекта, а самих себя — как несомненных демиургов. Владимир Путин уверен, что россияне проголосуют именно за него на мартовских выборах прежде всего потому, что не относится к ним как к людям, способным на свободный выбор. Это «бандерлоги», чье предназначение — бессловесно платить своим хозяевам во власти за то, на что они и без того имеют полное право.

«Цивилизованная коррупция» представляет собой совершенно новый тип взаимодействия между властью и народом, между государством и обществом — тип, который правильнее было бы назвать «коррупционной цивилизацией». И не возникает сомнения в том, что именно эта «цивилизационная идентичность» становится в последние годы тем фактором, который препятствует интеграции России в более широкий — поистине цивилизованный — мир.