Чешская Республика в пятницу попрощается с Вацлавом Гавелом – последним главой Чехословакии, первым чешским президентом, драматургом и без преувеличения самой значительной фигурой чешской истории после ноября 1989 года.
Всю неделю чешские граждане по всей стране приходили возложить цветы, зажечь свечи и помянуть бывшего президента. Однако вспоминали Вацлава Гавела не только чехи. Уже в понедельник к зданию чешского посольства в Москве начали приходить россияне, чтобы оставить свои записи в книге соболезнований, и, что не может не радовать, среди них был немалый процент молодых.
Скорбь по поводу смерти Вацлава Гавела более чем оправданна, ведь он вернул Чешской Республике самое важное – свободу и демократическую государственность. О своей активной гражданской позиции Гавел заявил после августовской оккупации 1968 года, особенно запечатлевшись в общественном сознании благодаря своей полемике о значении «пражской весны» с не менее выдающимся Миланом Кундерой. Семь лет спустя письмо Гавела к тогдашнему генеральному секретарю ЦК КПЧ Густаву Гусаку стало метким описанием морального разложения тогдашнего чехословацкого общества и предзнаменовало собой образование демократического движения за права человека «Хартия-77», одним из основоположников которого стал будущий лидер «бархатной революции».
Крайне интересен также тот факт, что уже в 1985 году в «Пражском воззвании «Хартии-77» он предлагал завершить «холодную войну» между Соединенными Штатами и Советским Союзом и расформировать Североатлантический союз и Организацию Варшавского Договора.
1989 год стал судьбоносным не только для Гавела, но и для всей Чехословакии. Гавел-диссидент превратился в лидера антикоммунистического движения «Гражданский форум», которому удалось успешно договориться с тоталитарным режимом о бескровной передаче власти. Функция лидера открыла ему путь к президентскому креслу, в котором он оставался целых 13 лет – вплоть до 2003 года.
Хотя я далек от желания греться в лучах славы покойного, меня всегда охватывало чувство гордости от того, что я родился в той области Чехии, которую так любил Вацлав Гавел. В нескольких километрах от моего родного города у него была дача, где он встречался не только с интеллектуальной и культурной элитой чехословацкого подполья, но и с мировыми политиками, например, с тогдашним Генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном.
Гавел умудрился прославить даже наш пивоваренный завод, который сегодня – как и 40 лет назад, когда на нем работал будущий лидер оппозиции, – дышит на прилегающие улицы солодом. Его девятимесячный опыт рабочего впоследствии послужил основой для одной из автобиографических пьес об абсурде коммунистического режима – «Аудиенция».
Впервые я увидел Гавела вживую не на каком-то официальном мероприятии, а на нашем музыкальном фестивале, где он всегда был почетным гостем. Отмечу, что это определяло всю его сущность: несмотря на то что он столь долго занимал высший государственный пост, всегда оставался обычным человеком, любителем рок-н-ролла, с удовольствием пропускавшим кружку пива в замызганной фестивальной пивной.
Себя я могу причислить к т.н. «гавловым детям» – детям, родившимся уже в свободной и демократической Чехии. Хотя формально дата, стоящая в моем свидетельстве о рождении, не относится к этому периоду: я родился во время 11-й советской пятилетки. Но все же благодаря Вацлаву Гавелу в 1990 году, когда я пошел в первый класс, со школьных стен на меня уже не смотрел коммунистический лидер, а смотрел президент, давший нашей стране свободу и поднявший ее моральный дух.
Тем не менее я не отношу себя к ярым почитателям Вацлава Гавела. Его гражданское и правозащитническое понимание политики, по моему мнению, не всегда было взвешенным. Абсолютное убеждение в правомерности борьбы за свободу и демократию зачастую выходило за философские и этические рамки и вело к поддержке агрессии во имя высоких идеалов – шла ли речь об одобрении бомбардировок в Югославии в 1999 году, которые он назвал гуманитарными, или вторжении в Ирак в 2003 году.
С этим была связана его также часто обсуждаемая безоговорочная поддержка Америки. США были для Гавела идеалистическим символом демократии и свободы. Лучшего мира. Символом не без изъяна, как он все-таки признавал, но однозначно положительным. Соединенные Штаты в его глазах всегда были державой, которая действительно способна освободить мир от тоталитаризма.
И все же я не возьмусь утверждать, что в России Вацлав Гавел видел врага. Она была для него скорее олицетворением постоянной неволи, которая не закончилась отстранением коммунистического режима от власти; символом царского и советского империализма, который пропитал и новое государство, образовавшееся после распада СССР. Опасения – как мне кажется, безосновательные, что Россия так же, как в прошлом, может попытаться вовлечь в сферу своего влияния государства Центральной и Восточной Европы, – превратили его в приверженца размещения системы американской противоракетной обороны в Чешской Республике и Грузии. Впрочем, такая позиция типична для чешских диссидентов, испытавших на себе оккупацию 1968 года.
Нет, я не решился бы назвать Гавела ненавистником России. Уже в своем легендарном выступлении в американском Конгрессе в феврале 1990 года он произнес: «Больше всего вы поможете нам (Чехословакии), если поможете Советскому Союзу в его непреклонном, но, несмотря на это, чрезвычайно сложном движении к демократии. Этот путь гораздо более труден, чем тот, по которому могут пойти его бывшие европейские сателлиты».
Вацлав Гавел поддерживал оппозицию в постсоветских странах. Желал оппозиционерам, чтобы они выиграли свое сражение за свободу так же, как его выиграли чехи и словаки в 1989 году. Последнее интервью, которое уже тяжело больной Гавел дал иностранной прессе, было для российской «Новой газеты». Он говорил, что российское общество ведет борьбу с самой жесткой из всех известных форм посткоммунизма, и предостерегал от равнодушия и апатии. Возможно, именно поэтому Кремль публично проигнорировал смерть чешского экс-президента, но в то же время выразил соболезнования северным корейцам в связи с кончиной Ким Чен Ира.
Ключевым успехом заграничной политики Гавела считается то, что он стал одним из инициаторов центральноевропейской интеграции, которая привела Чешскую Республику к членству в Евросоюзе. Но лично я уважаю его – политика мировой величины – также за то, что он смог принести извинения за насильственное изгнание судетских немцев. Покаяться за, возможно, самую ужасную историческую несправедливость в чехословацкой истории мог только человек необыкновенной моральной силы, каким был Вацлав Гавел.
С кончиной Гавела Чешская Республика потеряла личность, которой обязана своей свободой. Личность многогранную, пытавшуюся на протяжении всей жизни вести борьбу за свободу от оков тоталитарного гнета – сначала на чешской почве, а потом и во всем мире. Порой даже ценой нарушения международного права.
В лице Гавела в историю ушла личность, вернувшая чешскому народу моральный облик. Личность, которая, имея за собой сначала лишь апатичное общество, сумела победить режим, властвовавший десятилетиями. Личность, которая вновь привела Чешскую Республику в Европу.
Человеческий и политический девиз Вацлава Гавела был таким: «Правда и любовь должны победить ложь и ненависть». Поэтому не столь важно, назовут ли, по примеру французского президента Шарля де Голля, его именем пражский аэропорт. Гораздо важнее, чтобы люди не забыли о его роли в истории и чтобы моральная мощь политики, которую он претворял в жизнь, стала близка не только чешским политикам.
