Премьер Владимир Путин поручил своему заместителю Вячеславу Володину к 20 апреля подготовить законопроект о введении декларирования расходов чиновников и депутатов.
Большого труда подготовить его не составит. Ведь в июле 1998 года подобный закон в России уже был принят президентом Борисом Ельциным. Он назывался: “О государственном контроле за соответствием крупных расходов на потребление фактически получаемым физическими лицами доходами”.
Но ровно через год, в июле 1999 года, этот закон был Ельциным отменен. Каких-то внятных объяснений его отмены никто не дал. Хотя сам закон был весьма добротный и соответствовал международным стандартам. В нем к крупным расходам относилось приобретение: а) недвижимого имущества; б) воздушных судов, морских судов и судов внутреннего плавания, наземных транспортных средств; в) акций, долей участия в уставных капиталах хозяйственных организаций, государственных и муниципальных ценных бумаг, а также сберегательных сертификатов; г) культурных ценностей; д) золота в слитках.
Согласно отмененному закону, лица и организации, осуществляющие регистрацию (приобретение) указанного имущества и регистрацию сделок с ценными бумагами, обязаны были в течение 15 дней с даты регистрации или нотариального удостоверения в письменной форме сообщить о совершенных физическими лицами сделках в налоговый орган по месту их жительства.
В свою очередь, налоговый орган по получении специальной декларации обязан был зарегистрировать ее и в месячный срок проверить достоверность заявленных в ней сведений о средствах, имевшихся у физического лица.
При обнаружении фактов занижения суммы доходов и (или) неуплаты с таких доходов налогов, неполной их уплаты, а также представления фиктивных документов, физическое лицо могло быть привлечено к административной или уголовной ответственности.
По существу, отмененный закон содержал мощные антикоррупционные и антимафиозные положения!
Но в последующем отменен был не только этот закон. Уже при новом президенте Владимире Путине в июле 2003 года была отменена даже “мягкая” форма налогового контроля за крупными расходами физических лиц. Хотя эта “мягкая” форма уже не предусматривала уголовной ответственности, да и бремя доказывания законности сделки лежало не на лице, которое осуществляло крупные расходы, а на налоговом органе.
В пункте 10 статьи 31 Налогового кодекса налоговикам оставили скромное, ничем не обеспеченное право “контролировать соответствие крупных расходов физических лиц их доходам”. Но и это положение было также отменено в 2006 году.
Параллельно с отменой контроля над расходами происходили не менее интересные с точки зрения антикоррупционной политики события. В декабре 2003 года под лозунгами либерализации уголовного законодательства из УК вообще исчезла конфискация имущества как правовой институт. Потом, в 2006 году, конфискация в УК была восстановлена, но уже не как вид наказания, а как некая иная мера уголовно-правового характера. Несколько раз нормы о конфискации модифицировались, но до сих пор конфискация не распространяется на преступления против собственности и большинство экономических преступлений. А именно эти преступления прямым образом связаны с коррупцией или являются формой коррупции. Как, например, мошенничество (ст. 159 УК) или присвоение и растрата (ст. 160 УК).
Думаю, что изведение госконтроля за расходами, отмена конфискации как вида наказания способствовало еще более бурному росту коррупции, экономической и организованной преступности в России. Именно в нулевые годы, даже в период глобального финансового кризиса, скупка фантастически дорогой недвижимости и в стране, и за рубежом приобрела характер паранойи.
В одном Лондоне количество наших соотечественников, получивших вид на жительство, в 2008—2009 годах, по данным британской налоговой службы, увеличилось с 200 тыс. до 300 тыс. человек. Богатые россияне занимают первое место в списке иностранцев, инвестирующих в приобретение дорогого жилья в столице Великобритании. Значительная масса покупателей из России приобретают жилье в ценовом диапазоне 5—10 млн. фунтов.
Как криминолог могу совершено безапелляционно заявить, что подавляющую долю в вышеуказанных и иных неконтролируемых расходах составляют деньги, полученные в результате теневых и “серых” схем, в каждой из которых присутствует коррупционная составляющая. Даже по официальным данным Росстата в период активной скупки собственности за рубежом объем теневой экономики составлял 25 процентов от ВВП. Это по официальным данным. А по данным многих выборочных исследований — 40—50 процентов.
Отсутствие контроля со стороны государства за процессом расходов, низкий уровень государственного влияния на противодействие коррупции вызывают неподдельную тревогу у многих государственных деятелей в “цивилизованных странах”.
Заместитель национального прокурора Италии по борьбе с мафией Диана де Мартино в своем докладе в конце 2010 года пишет: “Присутствие русских преступных организаций на транснациональном уровне сопровождается созданием многочисленных компаний, которые занимаются самой разной коммерческой и предпринимательской деятельностью. Огромное количество свободных денег сомнительного происхождения вливается на международные финансовые рынки через деятельность этих компаний, присутствующих в различных странах и построенных по принципу китайских шкатулок, предназначенных для отмывания капиталов с помощью благоприятных налоговых и финансовых льгот, действующих в офшорных зонах”.
Объем капиталов, которые ежегодно выбрасывают на международные финансовые рынки российская организованная преступность и коррупция, зарубежными экспертами оценивается в размере 50 миллиардов долларов.
Похоже, у нашей политической элиты появилось осознание того, что “пора менять концепцию”. От вседозволенности, беспредела в приобретении чиновниками дорогущей недвижимости и предметов роскоши (чего стоят только постоянные истории с заоблачно дорогими часами на руках “вершителей судеб”) планируется перейти к жесткому государственному антикоррупционному контролю за расходами.
На новом витке антикоррупционной борьбы пора, наконец, реализовать в российском законодательстве положения статьи 20 Конвенции ООН против коррупции. Она требует ввести правовую ответственность за “незаконное обогащение” — когда выявленные расходы превышают легальные доходы.
Необходимо распространить институт конфискации на все виды преступлений, связанные с коррупцией и организованной преступностью. Восстановить конфискацию как вид наказания.
И пора прекратить, как прежде, относиться к заявлениям зарубежных коллег об активизации русской мафии и коррупции по принципу “нехай клевещут”. Что, например, мешает нам самим проявить инициативу в проверке 300 тысяч русских покупателей лондонской недвижимости на предмет их связи с мафией и коррупцией? Тем более что Россия является активным членом и Интерпола, и группы “Эгмонт” (международная организация финансовых разведок).
И, видимо, следует политически признать, что нулевые годы были периодом “упущенной выгоды” государства в борьбе с мздоимством и лихоимством.
