1/I—47
Второй раз встречаем Новый год без войны. Прошлый год был самый тяжелый, было много голода. В этом году будет легче. Работы много, главное, что большинство забот мирное. Разворачивается большая работа, экономику двинем и все остальное тоже. Говорили с Кобой, что Высотные здания надо построить так, чтобы определяли лицо новой Москвы. Он сам так думает. Сказал, эти здания должны быть похожи на башни Кремля и на храмы. Слово в слово как я. Я ему еще сказал про собор в Кельне, высокий и величественный. Кивнул головой, потом говорит, Кельн это хорошо, только нам надо на русское смотреть глубже. А то мы все по верхам. Все думаем, что лаптем щи хлебаем. А мы где-то уже и ложкой научились.
Серго (сын Берии. — В.К.) занят реактивной техникой, я поддерживаю. Вижу, в этом деле разобрался.
Скоро восстановим Днепрогэс. Пока в стране значительный голод. Года за два выправимся. Восстановление идет быстро, даже удивительно. Люди хотят поскорей вернуться к нормальной жизни.
8/III—47
Ср…ные интеллигенты большевиков людоедами выставляют, а попробуй без палки. Цари за 300 лет Россию не подняли. А мы ее за 30 лет переделали. Но всех сразу не сделаешь ответственными.
Русский человек горы сворачивает. И любой человек горы сворачивает, если он человек и слово человеческое понимает. А если ты ср...нь, тебя и палкой не достанешь. И пулей.
Сколько я тех и тех видел. Кто-то сказал, что жизнь была бы тяжелой, если бы не честные глаза собак. Дурак он. Собака — это хорошо. Но самое лучшее — это честные глаза людей.
8/IX—47
Заложили Высотные здания, в день празднования 800-летия Москвы. Коба отдыхает, не приезжал. Он этим летом совсем расхворался, уехал пораньше.
Заложили памятные плиты, теперь надо их (не плиты, а “высотки”, естественно. — С.К.) поскорее поднять. Это прямое детище Кобы и мое. Вместе думали, он советовался и прислушался. Сам сказал, ты у нас один в Политбюро архитектор, тебе и карты в руки. Я говорю, не карты, а чертежи. Он мне: “Я это и имею в виду”.
Вот чем я буду заниматься от души. Мое!
Проехал по Москве, потом поехали в лес. Я русский лес не очень люблю, у нас в горах лучше. Видно дальше, а тут все ровное, легко заблудиться. Но осенью красиво, березы белые, светятся.
Пора и мне отдохнуть.
26/XII—47
Заедаются чиновники. Этот му…ак Егоров (начальник Лечебно-санитарного управления Кремля. — В.К.) решил открепить от Кремлевки моих академиков, даже Игоря (Курчатова. — В.К.) и старика Хлопина (радиохимик, академик. — В.К.). Своих бл…дей они лечат, а кто нужен стране — нет. Хорошо, что я не пользуюсь этой конторой. Еще и залечат, сволочи.
Сколько развелось сволочей. Перестрелять бы, но сволочь и муд…к, это не уголовное преступление, статьи нет. А выгнать всех к еб…ной матери не получается. Вроде был человек, работал, выдвинули, а он разложился. Тот же Егоров мой ровесник. Хреновые дела. Но своих академиков я в обиду не дам.
10/IV—48
Мне стукнуло 49. Уже пять лет как веду дневник. Дневник это так называется, каждый день записывать не могу, и не надо. Хочется с кем-то поговорить, а с кем я поговорю, кроме себя? У Серго свое, у Нино (жена Берии. — В.К.) свое, с остальными за день так наговоришься, уже глаза не смотрели бы. И не поговоришь по душам. Все равно свернет на дела.
В прошлом году в отпуску вырвался с ребятами на рыбалку. Везде свои, кого пригласил из Тифлиса, старых знакомцев, наловили рыбы, костер. Уха. Ордынцев (один из ближайших доверенных помощников Л.П.Берии. — В.К.) и Саркисов (начальник личной охраны Берии. — В.К.) пели. И все пели. Я вспоминал, как варили уху с Кобой. В такие минуты отдыхаешь сразу за год. Но сколько тех минут?
Коба уже месяц официального приема не ведет. Выглядит устало. А скоро очередное стояние на трибуне (во время первомайской демонстрации. — С.К.). Стало традицией, и вроде не отменишь. А может, и стоило бы.
Два американца опубликовали статью “Когда Россия будет иметь атомную бомбу?”
Коба прочитал, посмотрел на меня, спрашивает: “Когда Россия будет иметь атомную бомбу, товарищ Берия?” Говорю: “Намного раньше, товарищ Сталин, чем пишут эти два засранца”.
Посмотрел, сказал: “Американцы-засранцы. Хорошо. Поживем, увидим. Шуруй быстрее”.
17/VI—49
На Политбюро рассмотрели План Реконструкции Москвы. На 25 лет. Представлял Попов (секретарь ЦК. — В.К.). Коба заметил, я пожимаю плечами, даже спрашивать не стал, сам сказал, 25 лет это очень долго, всего не предусмотришь. Надо на 10 лет. И строить дома повышенной этажности, на 8—10 этажей. А где надо, и в 14 этажей.
Попов говорит, а мы думаем строить малоэтажные, на пять этажей. Их можно без лифтов. Коба говорит: “Вы, товарищ Попов, хотите, чтобы Москва как сырая баба расползлась? Нам надо делать Москву красивой, это Столица! Хватит ее расширять, ее преображать надо. И промышленность, если портит воздух, из Москвы надо выводить”.
Решили: план иметь на 10 лет.
1/XI—49
За Атомную Бомбу я получил от товарища Сталина орден Ленина, Почетную Грамоту и Благодарность от Политбюро.
Не за награды работаем, а все-таки обида есть. Мог бы товарищ Сталин и мне дать Вторую Звезду. (…) Вот я и получил сердечную благодарность, но не очень радует. И выделяет товарищ Сталин, и не выделяет товарищ Сталин. А я знаю, что мог бы больше, если бы больше имел самостоятельности, но придерживает товарищ Сталин.
Обидно.
14/XII—49
Коба приехал и сразу назначил Мыкыту (Хрущева. — В.К.) секретарем ЦК и МГК (Московского горкома. — В.К.). Снова Мыкыта в Москве. Любит его Коба, умеет он подластиться. Не пойму я тут Кобу. Ну, будем работать с Мыкытой. Хорошо, что он со мной мало пересекается. Он больше с народом, а я больше с людьми.
16/VII—50
Говорят, я много матерюсь. Когда как. С Игорем я всегда разговариваю вежливо. С Харитоном (академик, главный конструктор КБ-11. — В.К.) тоже. А со своими когда как и с кем. А что делать? У нас половина на половину. Половина руководителей работает геройски, сознательно, а половину надо матом подгонять. Особенно во время Войны. Знаю, что без мата лучше, надо воспитывать людей. Но времени как не было, так и нет.
29/VIII—50
Говорил с Игорем и Келдышем.
Надо немедля активизировать большие работы по электронным Математическим машинам. Мне докладывают, в США есть уже 8 действующих больших вычислительных Математических машин и они колоссально увеличивают скорость вычислений. Дело новое, но ясно, что надо его немедля двигать, мы уже и так отстали. Пока надо закупить импортные машины, что можно. Есть машины Мерседес. Но это механические, а надо электрические. Говорят, это настоящая революция в прикладной математике, очень упрощает работу физиков.
3/II—51
Недавно говорил с Королевым. Крепкий мужик. Но мечтатель. Докладывают, хочет полететь в космос. Циолковский! Я ему говорю: “Ты что, делаешь ракету для космоса? Ты для Бомбы должен ракету делать”. Он улыбается, говорит: “Одно другому, т-щ Берия, не мешает. Если сделать могучую ракету для бомбы, она и в космос улетит”.
Говорит, человек должен летать в космос.
Я ему говорю: “Ты над землей научись летать”. А он говорит: “Космос, это тоже над землей. Только повыше. Вот скоро собачек будем запускать, а потом и человека”.
Пусть мечтает. Хорошая мечта помогает работать. А я уже давно не мечтаю. Даже о покое не мечтаю.
24/VII—51
Королев доложил, успешно запустили в космос собачек. Спрашиваю, так уж и в космос. Он говорит, а 90 километров это уже космос, товарищ Берия.
Спрашиваю: “Теперь человека запускать будешь?” Он смеется, до человека еще далеко. Но обязательно запустим.
Молодец! Чего такого материть? Его не подгонять надо, а сдерживать, чтоб не увлекался сверх меры. Пусть работает. Первыми человека в космос запустить — это большое политическое дело.
Может, и запустим.
21/XII—51
Кобе сегодня 71 лет, а 40 лет было в 1919 году, в гражданскую. Тяжелое было время, но хорошее. Потому что молодое. Мы тогда быстро росли, у нас помощников не было, и мы сами помощниками не были. Киров смотрел на меня не как на помощника, а на молодого перспективного работника. И Серго. А потом Коба. Мне повезло тогда. Были большие дела, их делали большие люди, сам быстро рос. Все как будто вчера было. Есенин написал: “Жизнь моя, иль ты приснилась мне”. Хорошо сказал. Только у меня и снов нет, засыпаю мертво. И мне уже было 50. А Серго уже взрослый.
Жизнь проходит. Но силы еще много. Жалко, Коба не хочет сделать меня первым замом Предсовмина с расчетом потом на замену. (…) А меня бы принял народ, если бы Коба захотел. Пока меня знают все же мало. Больше Вячеслава и Лазаря. Даже Мыкыту знают больше.
Жалко.
27/X—52
У Кобы есть крепкое желание устроить большую чистку, но уже без большой крови. Говорит: “Раньше против нас были внутри страны политические враги, которые готовили форменные заговоры. А сейчас основной враг бюрократ и разложившийся шкурник. Этих к стенке ставить незачем, этих просто уволить, а самых злостных под суд”.
Мы согласились, он говорит, это надо хорошо обдумать и хорошо подготовить. Сказал, что разговор пока между нами троими, больше пока ни с кем. Сказал, он тоже ни с кем пока говорить не будет.
8/III—53
Завтра хороним Кобу.
Я не знаю, (запись оборвана. — В.К.)
15/III-53
С Кобой было тяжело, без Кобы будет еще тяжелее. Главное, чтобы не было разброда. Был Сталин, теперь надо крепкое стальное единство. Но уже смотрят по сторонам.
Одно хорошо, теперь оглядываться уже не накого (так в тексте. — С.К.). Надо все самому. Все после смерти Кобы стали как пришибленные.
И сразу надо взять темп. Мыкыта нажимает: “Врачей освободи”. Говорит, напиши записку от МВД, примем.
Надо освободить, а то и сам получишь пилюлю и не будешь знать когда и откуда.
Теперь по всем линиям только успевай. Кобы нет, не спрячешься.
17/VI—53
В Германии организованы забастовки. Наша дурость, их провокации, а в результате надо стрелять.
Стрелять придется (16 июня 1953 года в Германии, в том числе в Восточном Берлине, начались массовые забастовки. — С.К.). Жалко людей. Если не умеешь думать, так дураком и будешь жить. А жить как-то надо. Вот и живут как дураки.
Но растут новые люди… Поумнее нас. Может, и жить будут умнее.
Это была последняя запись в дневнике перед арестом.
