Русские моего возраста, во всяком случае москвичи, уже сильно отличаются от Штирлица. Мне они кажутся шумными, большими такими; занимаются в основном сидячими видами спорта, свою иномарку любят больше, чем родную жену, принципиально не знают иностранных языков, за свою футбольную сборную болеют оглушительно — но когда та проигрывает, то только до 80-й минуты. А если верить официальной статистике, вообще умрут через дюжину лет...
Может быть, Штирлиц был чистым немцем?
С другой стороны, все это, конечно, относительно. Русский, немец, китаец... Национальный менталитет определяет мышление и поступки человека процентов на 5, максимум на 10. Все остальное — это его собственный характер. Подонок ли ты, зануда или нормальный человек, не зависит от твоего бельгийского, российского или таджикского загранпаспорта. Но эти 5 или 10 процентов все-таки есть. Кто-то “по национальности” более педантичен, кто-то более жизнерадостен, у кого-то более широкая душа. И чем дольше живу я в России, тем больше ощущаю себя нерусским.
Не то чтобы у меня над постелью висит портрет Бисмарка. Не то чтобы я заставляю свою русскую жену готовить мне “ледяную ногу” с кислой капустой или другие брутальные немецкие блюда. Не шибко-то выросла на чужбине та скромная любовь к германской родине, которую я впитал в своем постгитлеровском политкорректном детстве. Но развилась другая идентичность, которую сам я не осознавал, пока жил там. А здесь, в России, понял, что я — европеец. Или евросоюзник.
Неважно, встречаю ли я в России каталонского коллегу, студента из Швеции, голландскую правозащитницу или итальянского торговца деликатесами, — сразу чувствую с ними земляческую близость. Мы понимаем друг друга, у нас есть не только общая база юмора, но и ценностей, и стереотипов. Свой менталитет. Другой, чем у русских.
Все мы, европейцы, приехали из одного общего края, и все мы регулярно туда возвращаемся. В Финляндию, ФРГ или Францию... Туда, где границы между законом и преступлением маркированы так же ярко, как между автодорогами и кюветами, где асфальт ровен, а за мостами никакие гаишники никого не караулят. Где богатые виллы не прячутся за многометровыми заборами, а бесплатная учеба и достойные пенсии считаются такой же нормой жизни, как стриженый газон.
Это Европа, старуха Европа, заповедник терпимости для секс-меньшинств, гастарбайтеров и велосипедистов, зона правовой и банковской безопасности, край социальных гарантий. (Конечно, банковская безопасность и социальные гарантии давно не стопроцентные, но, глядя из России, кажется, что Европа все-таки еще “в шоколаде”.)
Наша Европа умеренная, многонациональная, без комплексов неполноценности или претензий на статус самой крутой. Европа — не Америка и уж точно не Россия. Но тем не менее и у европейцев есть свои предрассудки.
Жители старухи Европы, встречая друг друга в таких диких местах, как Бишкек, Джалалабад или Москва, ощущают облегченную радость путешественников, которые заблудились в джунглях — и вдруг видят высокого, аккуратно выбритого блондина в пробковом шлеме. Своего, соевропейца, евросоюзника. А на местных мы смотрим либо с сочувствием к невинным жертвам деспотического беспредела, либо с тихим ужасом перед лицом представителей этого самого деспотизма.
Россиянам мы в основном сочувствуем. Русские, конечно, добродушно-непредсказуемые дикари, но все же такие же, как мы, соучастники европейской цивилизации. Ну или хотя бы когда-то являлись ими.
Лермонтов, Набоков, защитники Сталинграда, Олег Попов и Михаил Горбачев... (Неважно, что у сталинградцев волосы встали бы дыбом, если бы они узнали, что для той Европы, которую они спасали, их жертва не дороже, чем подвиги Горби.) А какие симфонические оркестры, какие балерины, какие фигуристы у русских есть до сих пор!..
У нас столько общего! Сегодня и ваши, и наши радиостанции обсуждают опасность одних и тех же египетских акул и преимущества одних и тех же японских хетчбэков. Но Европе все-таки обидно, что у потомков Чайковского, Чехова и Чуйкова нет права выбора, есть только полусвобода слова и менее одного процента шансов на оправдательный приговор суда. Бедная Россия!
Однако отнюдь не все стереотипы евросоюзников соответствуют реальности. Иногда бывает неловко, даже смешно, когда в западных СМИ пишут, что простые русские — это сплошь одни “несогласные”, жертвы коррумпированной бюрократии и авторитаризма. Ведь на самом деле подавляющее большинство русских и практически все мои знакомые страдают гораздо меньше, чем кажется европейцам. Просто в русских церквах другой устав, чем в европейских костелах. У европейцев есть свой неформальный договор с государством, а у россиян — свой, отличный от нашего.
В Европе народ платит налоги и следит за законами. Государство в ответ тратит эти налоги так, как требуется народу. А в России народ не платит налоги, чтобы решать общие проблемы. Он предпочитает платить взятки, чтобы решать свои личные проблемы. А государство в ответ требует только одного: не высовывайтесь! В итоге выходит так, что Мавроди — в телешоу, а Ходорковского — под суд.
В Европе идет постоянный торг между активной частью народа и государством о том, как тратить налоги. Торг сложный, крикливый, негармоничный; торг, который называется политикой. В России пока такого торга нет. Наверное, поэтому в России нет политиков — только чиновники. И можно спорить от том, есть ли в России политика вообще.
Но русские, во всяком случае активные, энергичные русские, и без нее неплохо себя чувствуют. Пенсионный фонд не работает? Ладно, придется зарабатывать больше, чтобы купить и сдавать столько квартирной площади, сколько нужно для достойной старости. Какие-то дураки крадут деньги на строительство и ремонт дорог? Ладно, придется накопить на иностранный внедорожник покруче.
Мои друзья-художники давно забросили живопись, чтобы разбогатеть в качестве арт-директоров рекламных агентств. А родись я русским, наверное, стал бы рекламным копирайтером. Или кем-то еще... С какой счастливой и гордой улыбкой на лице одна знакомая аспирантка-философ рассказывала мне, как ее молодой муж принес домой первый конверт с откатом! Коррупция, наверное, портит людей. Но вот парадокс: в коррумпированной России ничуть не меньше симпатичных людей, чем в Европе.
Однако общество, мне кажется, работает хуже. У каждого русского очень много своих дел, но практически нет дела общего. Как и европейцы, даже больше, русские заботятся о благе своих близких, достаточно узкого круга родственников, одноклассников, сослуживцев. Но, в отличие от европейцев, большинству русских сугубо по фигу благо их компании, общества или Родины. В принципе это понятно, ведь о них также ни компания, ни общество, ни Родина не заботятся.
Наверное, поэтому русские переезжают в Европу, а европейцы как-то не очень стремятся менять свое гражданство на российское. И, может быть, поэтому патриотизма у многих русских хватает только на победные футбольные матчи. Ну, или до 80-й минуты не победных.
