Александр Лукашенко в день голосования заявил, что на площадь не выйдет никто. То ли блефовал, то ли жестоко ошибался. Но как бы там ни было, к акции оппозиции власти подготовились очень основательно. Митинг был назначен на Октябрьской площади в восемь вечера — сразу по закрытии избирательных участков. Вечером на площади играла музыка, сверкала новогодняя елка, на катке продавали чай, кофе, пирожки. Это была очень мирная картинка. Но буквально в нескольких сотнях метров, позади Дворца республики, собрались милиция и спецназ. Я насчитала десять автобусов с милиционерами и семь автозаков с ОМОНом. Как выяснилось позже, точно такая же “компания” собралась в других знаковых местах Минска — в районе Дома правительства, а также возле администрации президента.
На Октябрьской собралось, на мой субъективный взгляд, порядка трех тысяч человек. Были люди, которые принесли несколько пакетов с солью. Кто-то приволок немного песка. Ведь поначалу план был такой: засыпать каток, чтобы можно было митинговать. Но в итоге выбрали другой план: противники Лукашенко собрались на крыльце Дома профсоюзов, расположенного тут же. Пришли оппозиционные кандидаты Андрей Санников, Ярослав Романчук, Виталий Рымашевский, Григорий Костусев, Алесь Михалевич. У них был мегафон, и они что-то в него кричали. Но что? На этот вопрос могли ответить только те, кто стоял в непосредственной близости от ораторов. На Октябрьской продолжала играть музыка. “Ты скажи, ты скажи, че те надо, че надо”, — разносилось над площадью. Наверное, оппозиционеры сообщали, че им надо. Время от времени толпа выкрикивала: “Жыве Беларусь!” (“Да здравствует Беларусь”. — Н.Г.) “Свободу!” А вообще-то, в основном люди молчали либо переговаривались между собой.
| Кандидат №1 Александр Лукашенко: “Вчера в Минске — это не демократия, а бандитизм…” |
Кандидат №2 Андрей Санников был избит на площади Независимости. |
Кандидат №4 Владимир Некляев был избит до бессознательного состояния еще задолго до митинга на Октябрьской площади. |
 |
 |
 |
Митинг провалился. Это было незажигательно. Это было ни о чем. И это совершенно не походило на акцию протеста людей, возмущенных фальсификациями на выборах.
Хотя граждане продолжали прибывать. И вот на асфальте уже нет места, а значит, митингующим пришлось встать на каток. Он оказался таким убогим, что там не нужны были ни соль, ни песок. По толпе разнеслась новость о том, что сильно избит кандидат Владимир Некляев. Он с кандидатом Статкевичем и компанией примерно из ста человек шел из своего штаба на площадь. В какой-то момент дорогу идущим перегородил автобус с ОМОНом. Людей начали избивать. Это казалось абсолютно бессмысленным — целый автобус ОМОНа лупит жалкую сотню человек. Притом что многочисленную толпу на площади в тот момент не трогал никто. Ни спецназ, ни милиция на Октябрьской так и не показались. Площадь никто не оцеплял. Но именно поэтому происшедшее с Некляевым при всей кажущейся бессмысленности все-таки обретало смысл. То ли людей хотели напугать — чтобы от греха подальше разошлись по домам. То ли стояла задача разозлить толпу. Спровоцировать ее на беспорядки. А потом показать кузькину мать.
Кандидата Некляева увезли в больницу. Черепно-мозговая травма, огромные синяки на лице. “Били всех подряд. Я успел убежать. Мчался по сугробам как заяц. И только потом понял, что снега было выше колен”, — рассказал очевидец-журналист. В то время как Некляев уже лежал в больнице, по одному из белорусских телеканалов шла передача, посвященная выборам. Бегущей строкой шли отправленные туда СМС. Вот такие, например: “Какая площадь? Отдавать голову за безголовых?”; “Лукашенко молодец!”; “Некляев, продолжай писать стихи!” (кандидат — поэт. — Н.Г.)
Оппозиционеру Николаю Статкевичу повезло больше, чем Некляеву, — он все-таки сумел дойти до Октябрьской. Но это не изменило обстановку на площади. Унылый митинг продолжался около часа. Наверное, еще минут тридцать, и люди бы просто разошлись. Оппозиционные кандидаты, конечно же, не могли этого позволить. Потому что в этом случае громко анонсированный протест оказался бы пшиком. Одним словом, кандидатам просто не оставалось ничего другого, кроме как повести людей за собой. Люди двигались все время прямо, по проспекту Независимости. Конечная точка могла быть только одна — Дом правительства, где расположен не только совет министров Белоруссии, но еще и парламент, а также ЦИК. “Но почему именно сюда? — спросила я позже у человека из штаба Санникова. — Почему не к администрации президента?” — “Да потому, что это путь по прямой. А к резиденции Лукашенко пришлось бы сворачивать. Это чревато”.
Я не знаю, откуда вдруг взялось столько людей. Толпа стала не просто большой. Она стала огромной. Там было не меньше 15—20 тысяч человек. Порядка 90% — молодежь в возрасте до тридцати лет. В основном парни. Эти люди пошли по проезжей части. Транспорт встал. Гаишники растерянно смотрели вслед идущим, но останавливать их не пытался никто. Так протестующие дошли до Дома правительства. Андрей Санников с женой двигался в плотном кольце соратников. В этот момент кандидат казался неуязвимым. Противники Лукашенко взгромоздились на постамент памятника Ленину. По идее, они должны были начать что-то говорить. Тем более что и звукоусиливающую аппаратуру поднесли. Но оказалось, что этим людям просто нечего сказать замершей в ожидании толпе. “Свободу Белоруссии! Уходи!” — время от времени выкрикивал Санников. “Жыве Беларусь!” — снова и снова скандировали люди на площади. То и дело возникали достаточно долгие паузы. Один из российских фотографов рассказал мне, как стоящие на импровизированной трибуне люди чуть ли не насильно совали друг другу микрофон. “Скажи что-нибудь”. — “Нет, ты скажи”. И в этот момент я окончательно утвердилась во мнении, что кандидаты не подготовили никаких речей. По сравнению с матерыми российскими политиками типа Зюганова и Жириновского они были просто детьми.
Я пробилась поближе к Андрею Санникову: “Вы ожидали, что придет столько людей?” “Конечно, ожидали”, — ответил он. Впервые за этот вечер я близко увидела его лицо. Передо мной стоял растерянный человек. И какой-то неуверенный, что ли. Точно так же выглядел кандидат Рымашевский.
Нет, ничего они не ожидали. Они не знали, что делать дальше. Не понимали, как быть с этой толпой. Эти люди уже не управляли обстоятельствами. Это обстоятельства управляли ими. И поэтому, когда на следующий день кандидат Терещенко, который отказался выходить на площадь, заявил, что оппозиция изначально готовила штурм и захват Дома правительства, я не поверила. Возможно, я ошибаюсь, но разве могут политики, которые даже не продумали собственные выступления, хладнокровно разработать план погромов? Я позвонила Ярославу Романчуку, которому, когда на площади появился спецназ, удалось уйти. У Романчука репутация порядочного человека. “Как вы прокомментируете заявление Терещенко, который сказал, что планировался захват здания правительства?” — спросила я. “Безусловно, никто ничего не планировал, — сказал Романчук. — Я изначально не поддерживал решение идти куда-то, потому что могли быть провокации. Надо было ограничиться митингом на Октябрьской. Весь этот поход оказался ошибкой, потому что демократические силы оказались представлены в грязном свете. На ближайшие два-три года Беларусь может стать страной, в которой вообще будут запрещены акции протеста. Но, конечно, никто из кандидатов не провоцировал штурм Дома правительства”.
Все действительно выглядело именно так. Пока кандидаты и их окружение выкрикивали какие-то лозунги, несколько молодых людей поднялись на крыльцо Дома правительства. Их было совсем мало, этих людей. Они начали колотить по стеклянным дверям. Разбили два стекла. Но действия погромщиков никто не поддержал. Наоборот, люди, стоящие рядом со мной, стали говорить, что это провокаторы. Я подошла ближе и вдруг увидела, что боковые входы в здание (оно имеет форму буквы “П”) охраняет спецназ. Он был там, внутри, и держал перед собой щиты. Именно в этот момент мне впервые стало страшно. Потому что спецназ в любую минуту мог вырваться на улицу и разгромить к чертовой матери всю эту толпу.
Но погромы быстро прекратились, и страх отступил. Все было спокойно, никакой агрессии. И вдруг с “трибуны” раздался призыв идти ко входу в Дом правительства. На следующий день я спросила Романчука, от кого исходило это воззвание. Он не знал: “Кто-то крикнул, непонятно, кто именно. Но если это была провокация, зачем нужно было на нее поддаваться?”
Стекла начали бить снова. Тарабанили в двери. Потом начали их ломать. Погромщиков было гораздо больше, нежели в первый раз. Но все равно — по сравнению с тем, сколько людей собралось на площади, здание штурмовало ничтожное количество человек. Кто-то пытался их успокаивать, но безуспешно. Стало ясно — столкновений с ОМОНом уже не избежать. “Вот идиоты!” — вырвалось у меня. “Вы чем-то недовольны?” — внезапно раздалось в ответ. Рядом со мной стоял руководитель избирательной кампании Некляева Андрей Дмитриев. Когда ОМОН бил его шефа, Андрею тоже досталось — я увидела несколько красных ссадин на его лице. “Я считаю идиотизмом громить здание. Вы же понимаете, что теперь точно появится ОМОН?” Андрей с горечью произнес: “Согласен, это идиотизм. А мы ведь хотели, чтобы акция была мирной”.
“Вы понимаете, что у людей нет другого выхода, кроме как громить здание? Власть не прислушивается к нам”, — сказал мне молодой человек лет двадцати. Сам он, однако, ничего не громил. Лишь выкрикивал лозунги. “Если другого выхода нет, то почему же вы не участвуете в погромах?” — полюбопытствовала я. “Не хочу нарушать закон. Но если обстоятельства потребуют, я сделаю это. Можете так и написать”. Ровно в это мгновение на площадь ворвался ОМОН. “Леха, бежим!” — моего собеседника схватил за руку друг. Леху как ветром сдуло. Меня, собственно, тоже — я запрыгнула в сугроб, спряталась за маленькой елкой. Ноги моментально промокли. Было страшно. Очень. Потому что перед входом в Дом правительства царил хаос. Погромщиков разгоняли жестоко. И не только их — попадало журналистам, которые были рядом. Я видела, как люди в штатском, которые до этого казались участниками акции протеста, вдруг начинали хватать бегущих людей и бить их. “Иди туда, козел!” — один такой “штатский” толкал мужчину в кожаной куртке в сторону спецназа.
Потом ОМОН стал неожиданно уходить. “Молодцы! Милиция с народом!” — начала скандировать толпа. Митингующие думали, что все закончилось, и от этого пребывали в эйфории. Через некоторое время в толпе разнесся слух, что все кандидаты вошли в Дом правительства — якобы их вызвала на переговоры власть. Это было похоже на бред. Какие переговоры в абсолютно темном и пустом здании? С кем? Разве что только с ОМОНом. Да, в Доме правительства располагается также ЦИК, но вход туда совсем с другой стороны. Да и бывают ли переговоры с Центризбиркомом? Потом оказалось, что оппоненты Батьки действительно подходили ко входу в здание. И даже стояли там, пока шел погром. Ярослав Романчук к разбитым дверям не пошел: “Я понимал, что в Доме правительства не было никого. Какие могли быть переговоры?” А вот Санников с супругой сходил, и когда возвращался назад, я спросила его о результатах. “К нам никто не вышел”, — сказал кандидат. “Откуда вообще появилась информация, что вас зовут на переговоры?” — “Кто-то сказал, не знаю”, — пожал плечами Санников. Наверное, не надо лишний раз повторять, как наивно и несерьезно все это выглядело? Журналисты спросили кандидата, что оппозиция намерена делать дальше. “Будем думать”, — ответил тот.
Но думать не пришлось. На площади снова появился ОМОН. На сей раз его было очень много. И было очевидно, что за митингующих взялись по-настоящему. Людей рассекали на группы и били, били, били. Я не видела, чтобы кто-то из активистов вступал со спецназом в схватку. Толпа была не готова к побоищу. В подавляющем большинстве на площадь пришли действительно мирно настроенные граждане. Действия немногочисленных погромщиков выглядели как провокация. Не факт ведь, что людей стали бы жестоко разгонять, если бы обошлось без битья стекол и выламывания дверей. А так — хватали всех подряд. Подъезжали автозаки, куда грузили задержанных. Досталось нескольким журналистам, в том числе и российским. Меня спасло то, что я встала рядом со спецназовцами, которые разгоном не занимались, а лишь наблюдали за происходящим. “Стойте, девушка, с нами, — предложил мне один из них. — Здесь безопасней”. Возможно, кто-то “за сотрудничество” с ОМОНом меня осудит. Но я не герой...
Разгон оппозиции занял не более пятнадцати минут. Людей рассеяли по соседним улицам и продолжали преследовать там.
...От многочисленной акции протеста на площади Независимости остались только вещи, лежащие на снегу. Чья-то шапка, порванная перчатка, окровавленный шарф. Когда все закончилось, стоящий рядом со мной мужчина лет пятидесяти потерянно произнес: “Неужели это моя страна?” Да, это была она, Беларусь.
Минск
