Основа ее экономической мощи — госсобственность на средства производства. Могут возразить, что у всех государств есть тот или иной объем материальных ценностей, необходимых для отправления регулирующих функций и поддержки национальной экономики. Последний пример — масштабные национализации гибнущих во время финансового кризиса системообразующих банков и промышленных корпораций. Однако это была временная экстраординарная мера, и уже сейчас в развитых странах приступили к повторной приватизации. В России задолго до кризиса размеры госсобственности зашкаливали за все логически обоснованные границы. По разным оценкам, в руках у российской бюрократии находится от 50 до 75% всех российских активов. При этом многие лакомые куски сосредоточены как раз в госкорпорациях, находящихся фактически вне правового поля, так как каждая из них создавалась на базе индивидуального закона, а не законодательства об акционерных обществах. В результате ГК абсолютно непрозрачны. Ряд из них даже освобожден от налоговых проверок. Так что Фрадков прав — зачем же воровать у самих себя, когда можно устанавливать себе какие угодно зарплаты, премии и бонусы. Правда, сейчас разработаны правовые и нормативные акты, несколько ограничивающие аппетиты топ-менеджеров ГК. Им, в частности, предписывается с будущего года публиковать отчеты о своем имущественном положении. Планируется некоторые ГК и акционировать в ближайшем будущем. Но кто быстро расстается с чужим имуществом? Это не тот случай. Быстро собственность только захватывается.Но что госкорпорации. Есть ведь еще естественные монополии, до сих пор принадлежащие государству. И крупные компании в ТЭК. Финансовые потоки настолько полноводны, что небольшие ручейки, перенаправленные в конкретные карманы, никто и не отследит. Тем более в российском правовом поле. Даже вполне прозрачные для налоговиков ОАО с преимущественной госдолей проводят практически независимую производственную и финансовую политику. И только естественные монополии обязаны утрясать с правительством свои годовые инвестпланы.
Чтобы все это крутилось, нужно много сырья и материалов. По данным Счетной палаты, ежегодные госзакупки доросли до 6 трлн. рублей (между прочим, это две трети от расходов федерального бюджета-2011). И 1 трлн из них, как выяснили аудиторы СП, идет на откаты чиновникам. Банальные взятки отдыхают. Даже до Дмитрия Медведева дошло, что бюрократия уже никому, включая президента, не подчиняется, а играет в собственные игры на лыжне и футбольном поле. В Послании Федеральному собранию предписывается скинуть избыточную госсобственность. Но в успех этой операции верится с трудом.
Российская коррупция прирастает не только за счет избыточной госсобственности. Есть еще и избыточное госрегулирование. В целом для любого государства — это главнейший набор властных функций. Но и здесь наши чиновники впереди планеты всей. В 2003 году комиссия вице-премьера Бориса Алешина насчитала 5,5 тыс. госфункций только на федеральном уровне. От 1,5 тыс. из них было предложено избавиться навсегда. До сих пор избавляются. Недавно министр экономического развития Эльвира Набиуллина сообщила, что ее ведомство насчитало всего лишь 886 государственных услуг бизнесу и рядовым гражданам и попросила больше не спекулировать на тему количества госфункций (пять их тысяч или только четыре). Министр немного лукавит. Услуга и функция друг от друга серьезно отличаются. Поэтому госфункций всегда будет больше, чем госуслуг. Но не это главное. Не много ли и услуг взяли на себя бюрократы? При неповоротливости и запутанности российской госмашины получить быстро и качественно ту или иную услугу без “смазки” просто нельзя. И, наконец, еще один вопрос: кому бюрократы подчиняются? Правильно — начальнику, но никак не избирателям. Так что отсутствие в стране реальной политической конкуренции питает коррупцию так же обильно, как избыточные госсобственность и госрегулирование.
