Ужасно противно, когда на тебя плюют.
Ты не делаешь ничего незаконного, ты просто требуешь, чтоб с тобой считались. А на тебя — плюют. “Пошел в ж…, — говорят тебе. — Что хотим, то и делаем”.
Наверно, нет такого человека в нашей стране, которому не было бы знакомо это мерзейшее ощущение — оплеванности. Каждый, кто так или иначе сталкивался с властью и пытался добиться уважения своих прав, получил свой плевок. Меткий и обильный.
Кто-то протестовал против отмены льгот. Кто-то — против точечной застройки у себя во дворе. Кто-то — против сноса архитектурных памятников. Кто-то — против возведения скульптурных уродов.
Власти наплевали на всех. Кого-то прижали, кого-то — напугали, кого-то — посадили, кому-то просто сказали: “Заткнись”.
Оплеванные заткнулись. Но чувство оплеванности осталось. Оно вообще-то не забывается. Оно копится.
Если все оплеванные когда-нибудь объединятся по какому-то пункту и предъявят его властям, у властей не хватит слюны их заново утопить. Власти вынуждены будут с ними считаться. Осталось найти такой пункт.
Вернее, искать его не надо. Его надо ждать. Он сам возникнет и — совершенно неожиданно — зажжет. Ляжет всем на душу.
Воскресный митинг на Пушкинской площади дал основания надеяться, что таким пунктом может стать Химкинский лес. Не сам даже лес, а символ этого леса. Мы ведь все живем в Химкинском лесу. Мы не можем защитить ни себя, ни свои дома, ни лес, ни цветы, ни воздух, ни здоровье детей и внуков. Придут баблососы рубить бабло, в мгновение ока снесут все, что нам дорого, и мы останемся среди горящих торфяников — задыхаться от гари.
Убийственное лето сделало такую перспективу понятной и близкой, поэтому на экологический митинг вышли тысячи людей, и бесконечные очереди к рамкам досмотра в несколько рядов опоясали Пушкинскую площадь.
Митинги на Триумфальной в защиту Конституции никогда не собирали столько народу. Никогда.
Политика не особо трогает граждан. Политики себя дискредитировали, за ними мало кто пойдет. А вот за людьми, которые выдвигают экологические требования, — пойдут.
В минувшее воскресенье власти сделали то, что они делают всегда, — оплевали тех, кто пришел на экологический митинг. Не позволили установить аппаратуру. Не позволили выступать. Не пропустили музыкальные инструменты. Шевчук пел без микрофона, надрывая голос, для всей Пушкинской площади, забитой народом. Пел про Родину: “Когда кончится нефть, ты вернешься ко мне”. Люди пришли его услышать — власти им показали фигу.
“Зря они залупаются на Шевчука, — спокойно и взвешенно говорили между собой парни, приплющенные к ограждениям. — Шевчук в авторитете”.
Для нашей страны это сегодня величайшая редкость — быть в авторитете.
Жители Химок, прорвавшиеся через ограждения музыканты, экологи, какие-то неизвестные мальчики и девочки кричали с изображавшей сцену “Газели” о своем возмущении. Их слышали те, кто стоял в пяти метрах. Дальше звуки не долетали. Но оплеванные властями люди не уходили. Стояли. Скандировали “Трассу в обход” и “Это наш город”.
Через толпу к ограждениям пробился Владимир Рыжков, в прошлом — многократный депутат Госдумы, известный политик демократического толка. Просил омоновцев, чтоб его пустили — он хочет выступить.
Его не пустили. Он постоял немного с обескураженным видом. Послушал, как Артемий Троицкий кричит в мегафон: “Сейчас ваша очередь — молодых. Мы, деды, конечно, поможем чем сможем. Но делать все надо вам”.
