Г-н президент, газета “Ведомости” получила от Роскомнадзора предупреждение за экстремизм. Второго предупреждения достаточно, чтобы газету закрыть. Таков закон.
Кто-то (не знаем кто) написал экспертное заключение: мол, в статье “Ведомостей” “содержатся высказывания, которые публично оправдывают террористическую деятельность”. По закону это “является экстремистской деятельностью”.
Поймите наше беспокойство. Заметка в “Ведомостях” вышла 9 апреля, а о предупреждении стало известно 1 июля — почти через три месяца. Вот и думай: вдруг сейчас какой-то эксперт читает какие-нибудь мои старые письма к вам; а потом — бац! бац! — два предупреждения, “МК” закрыт.
Мы кинемся к вам (крича, как Пятачок, “спасите! помогите!”), а вы как президент, юрист и гарант скажете то, что в таких случаях полагается: “Закон есть закон”.
Ваше счастье, что вы не журналист и не главный редактор, вам такие предупреждения не грозят. Хотя закон для всех один…
…Но сперва придется напомнить о трагических событиях — о взрывах в московском метро 29 марта.
Политическая ошибка
То, что мы получили 29 марта, — результат глубокой политической ошибки. Заявление о том, что контртеррористическая операция закончена, что выводится полностью контингент и что мы решили все вопросы на Северном Кавказе, — это политическая ошибка.
В России идет непрекращающаяся война с терроризмом. По нарастающей. При этом у нас управляемая статистика преступности. Руководители правоохранительных органов докладывают, что преступность снижается. Но число актов терроризма последние 2 года растет — в основном за счет Северного Кавказа. Там война не затихает, а усиливается. И, конечно, постоянно происходят выплески на всю территорию России.
6 сентября 2008 года вышел указ Президента России, в соответствии с которым были ликвидированы все подразделения по борьбе с организованной преступностью и терроризмом в структуре МВД.
Вместо них создали некие подразделения по борьбе с экстремизмом. А что такое экстремизм? Это расплывчатое понятие.
Руководство и координация всеми спецмероприятиями по борьбе с терроризмом возложена на ФСБ. Но органы ФСБ выполняют не больше 10% от всего объема этой работы: по борьбе с незаконным оборотом оружия, по выявлению терроризма агентурным путем, по организации информационных потоков. Эта работа осуществлялась спецподразделениями МВД. Всё это было в один день ликвидировано, лучшие работники выброшены на улицу, банки данных уничтожены, с агентурой прервана связь. И в стране наступил агентурно-оперативный хаос.
Где у нас сейчас наиболее уязвимые места для террористических актов? Это транспорт и объекты, где можно создать ситуацию техногенной катастрофы. А под видом реформы уничтожен в МВД департамент по организации деятельности закрытых городов и спецобъектов. Органы внутренних дел закрытых городов (где объекты Атоммаша, биологического и химического оружия) переданы под управление местным УВД, которые даже не имеют допуска к режиму секретности на этих объектах. Это все под видом реформы МВД. Это прямой подрыв всей системы безопасности в стране на фоне постоянно развивающегося терроризма во всех его видах. Мы не представляем, в какой ситуации мы сейчас живем.
…Г-н президент, возможно, эти обвинения в адрес власти кажутся вам излишне резкими. Но примите во внимание, что, начиная со слов “То, что мы получили 29 марта” до слов “сейчас живем”, — это речь генерал-майора МВД, советника председателя Конституционного суда Владимира Овчинского. Он специалист, доктор юридических наук работал в Оше и в Карабахе, был главой русского Интерпола. Его профессиональная экспертная оценка гораздо весомее, чем слова журналиста. От нас можете отмахиваться, на оппозицию можете вообще не обращать внимания. Но доклад генерала… (Если интересно — посмотрите телезапись нашей дискуссии о борьбе с террором на телеканале “Совершенно секретно”.)
А вот как эти теракты обсуждали вы с коллегами в Кремле 2 апреля. (Цитирую ваш официальный сайт, выделяя жирным шрифтом некоторые места и вставляя в скобках курсивом некоторые замечания.)
Москва. Кремль. Верховный Главнокомандующий
Д.МЕДВЕДЕВ. Уважаемые коллеги!
У нас с вами очередная встреча, но она проходит в очень тяжёлую для нашей страны неделю. Поэтому прежде всего я, конечно, рассчитываю на то, что мы с вами проконсультируемся о политических и иных последствиях того, что произошло: я имею в виду теракты и ту активность, которая была развязана бандитами на этой неделе. Оценки, конечно, все мною были даны, я сделал это немедленно. (Какие ж консультации, если все оценки уже даны?)Вчера я был в Дагестане. Обстановка в республике достаточно стабильная, спокойная, но тем не менее теракт, который произошел в Кизляре — это, безусловно, связанный с московским террористический акт. (Можно ли называть стабильной и спокойной обстановку в республике, где постоянно происходят теракты?) Директор ФСБ вчера проинформировал о том, что расследование идёт достаточно быстро. Посмотрим, каковы будут результаты, но мы уверены, что спецслужбы и Следственный комитет сделают всё необходимое для быстрого и качественного расследования и изобличения виновных. (“Посмотрим” — это сомнение. И в этой же фразе “мы уверены”. Странно. Откуда такая уверенность? Взрывы домов, Норд-Ост и Беслан расследовались очень долго и очень плохо.)
Что касается самих бандитских гнёзд, то я об этом тоже вчера сказал — наши действия останутся прежними: мы будем проводить операции и будем уничтожать их там, где они находятся, без всяких колебаний. В такой ситуации для любого государства очень важно, чтобы было консолидированное мнение всех общественных сил по этому вопросу. Я уверен, что и с присутствующими здесь руководителями наших основных политических партий, парламентских партий, у нас по этой теме расхождений нет и не будет. (Еще раз спросим: о каких “консультациях” речь, если вы заранее знаете, что расхождений не будет?) Понятно, что пытаются посеять в такой ситуации: провести раскол в общественном сознании; доказать, что борьба с бандитизмом опасна для обычных граждан, поэтому с ними бороться не следует. (Нет, непонятно. Кто пытается доказать, что борьба с бандитизмом опасна для обычных граждан? И зачем это доказывать? Борьба с бандитами всегда опасна; бывает, гибнут даже спецназовцы. Что говорить об “обычных гражданах”? Но еще непонятнее ваш вывод. Кто сказал, что не следует бороться с бандитизмом?) Отсюда и целый набор выводов, которые, в конечном счёте могут привести к дезинтеграции страны. В любом случае хотел бы сказать вам, что усилия нашей страны и мои лично усилия как Президента и как Верховного Главнокомандующего (хорошее, солидное место) будут сконцентрированы на том, чтобы защитить наших людей, и на том, чтобы покарать преступников.
Потом вы сказали о выборах:
МЕДВЕДЕВ. Наверное, самое важное политическое событие — это выборы. На мой взгляд, они прошли спокойно и продемонстрировали желание наших граждан принимать участие в избирательном процессе, лично участвовать в голосовании и таким образом принимать участие (трижды перечитал) в определении политической судьбы своего государства даже на уровне регионов или муниципалитетов, потому что власть начинается оттуда, а не из Кремля, — оттуда прорастает власть. (Это какая-то ботаника.) Результаты, по-моему, сбалансированные. Вы, естественно, их оцените сами, но в любом случае хотел бы сказать, что все присутствующие здесь партии в целом укрепили своё представительство, что, на мой взгляд, неплохо способствует развитию демократии в нашей стране и развитию политической культуры, а также культуры голосования, что немаловажно, потому что нужно уметь не только думать (?!) о будущем государства, но нужно уметь делать выбор. Это тоже та вещь, которой нужно учиться, в том числе и нашим избирателям, а выбор обычно делают в зависимости от политических предпочтений. Это такой интеллектуальный продукт. (Угу.) Поэтому я предлагаю оценить эти итоги, поговорить о том, что можно было бы сделать ещё в развитие тех решений, которые были мной предложены в Послании Федеральному Собранию и в рамках обсуждений, которые породила моя статья “Россия, вперёд!” (возможно, лучше было сказать “вызвала”, но “породила” тоже очень хорошо).
Потом, г-н президент, вы решили всё же дать им слово, поколебались и указали на Сергея Миронова. Он обрадовался.
Москва. Кремль. Шарики за ролики
МИРОНОВ. Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Не могу не сказать о позиции партии “Справедливая Россия” в связи с террористическими актами в Москве и Дагестане. (Все насторожились, ожидая услышать про какую-то особую позицию СР, но напрасно.) Террористы пытались запугать население, показать, что никто не защищен, и они пытались ввести элементы дестабилизации в нашей стране. Это у них не вышло и не выйдет. (Возможно, Миронов не видел испуганных, потому что не ездит на метро.) Хочу особо обратить внимание на то, что происходило после совершенных террористических актов. К сожалению, некоторые средства массовой информации стали фактически играть на руку террористам, пытаясь убедить граждан нашей страны в неэффективности существующих возможностей у правоохранительных структур, прежде всего ФСБ, МВД, и пытаясь показать, что государство не в состоянии противостоять и практически оставляет на заклание для террористов мирных безвинных граждан. (Значит, после взрывов граждане были убеждены в эффективности. А на следующий день пресса их разубедила. Заметьте важную вещь: 98 процентов граждан смотрят телевизор, а газеты читает меньшинство. Если СМИ сделали что-то плохое с гражданами, то на 98 процентов это работа госТВ. Давайте серьезно: взрывы в московском метро — это тяжёлый провал. Но не причины провала и не виновников, и даже не срочные необходимые меры обсуждает ваш коллега, а то, как об этом говорят и пишут. Власть заботится не о деле, а о том, как это выглядит.) …Когда после этих террористических актов средства массовой информации пытаются окончательно растоптать структуры ФСБ и МВД, как когда-то, в свое время, пытались сделать с нашей армией, это фактически играет на руку террористам, и средства массовой информации пытаются достичь этих же целей, которых те достигли своими террористическими актами. Поэтому мы считаем, что необходима консолидация гражданского общества, всех политических сил, при этом мы отдельно хотим сказать, что любые попытки умалить завоеванные демократические свободы опять же будут играть на руку террористам. И мы не должны идти по этому пути... Общество в состоянии дать и нравственный отпор... Две базовые ценности — это наше образование и культура, которые формируют мировоззренческие основы... Идеи насилия и человеконенавистничество. Они тоже находятся у нас не в лучшем состоянии. Потому что система образования — это все-таки не система услуг. То же самое касается нашей культуры, которая не может работать и не может бытовать по законам рынка. (Ваши глаза, г-н президент, к этому времени уже выражали жуткое мучение, а он не дошел еще и до половины.) Мы с удовлетворением увидели Ваш указ и Ваши меры по созданию комплексной системы обеспечивания безопасности населения на транспорте. (Какой контраст с мнением генерала МВД.) И думаем, что это шаг в нужном направлении. Но гражданское общество, граждане нашей страны должны быть бдительными, должны помогать в том числе правоохранительным органам изыскивать террористов-преступников, потому что террористы где-то снимают квартиры, где-то перемещаются, где-то нанимают транспорт. И я думаю, что своевременный сигнал об этом тоже будет способствовать противодействию терроризма.
(В этом месте Миронов без всякой паузы перешел к теме Победы.)
Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Наша партия подписала специальное соглашение с одним из продюсерских центров о создании коротких видеороликов, видеосюжетов, в которых участники Великой Отечественной войны рассказывают... Уникальные и очень высокохудожественные и профессионально сделанные видеоролики. Мы два из них просмотрели вместе с молодежью, реакция самая позитивная. Мы планируем продолжать снимать эти ролики и использовать возможности, то, что, слава богу, дай бог здоровья нашим ветеранам, они живы. Мы планируем разместить их в интернете, планируем их передать во все музеи, во все города воинской славы. Я думаю, что мы предоставим Вам, Дмитрий Анатольевич, я думаю, может, Вы найдете время, ролик обычно идет 6—7 минут…”
(Г-н президент, жестоко заставлять вас читать этот поток. Вам и слушать было нелегко. Вы с трудом сохраняли серьезное выражение лица. А когда почувствовали, что не можете удержаться от смеха, вы закрыли лицо рукой, только ваши добрые прищуренные глаза были видны поверх ладони. Миронов успел еще сказать: а) о поисковой деятельности его партии; б) о судебных тяжбах из-за вброса бюллетеней; в) предложил формировать избирательные комиссии “только на партийной основе”. И горячо одобрил вашу, г-н президент, поправку в закон о безопасности дорожного движения):
Наша партия “Справедливая Россия” очень позитивно восприняла Вашу поправку в закон о безопасности дорожного движения и в Кодекс об административных правонарушениях по поводу запрета употребления любого количества алкоголя водителями автотранспортных средств.
* * *
Г-н президент, у вас каждый день новые встречи, визиты, страны, перелёты — мчитесь как белка в колесе. И народ видит (в новостях по телевизору), как вы чётко, строго, по-деловому руководите жизнью. Но народу показывают только те секунды, когда из ваших уст звучит что-то ёмкое, важное. Так в новостях показывают только, как футболист забивает гол или бьет кого-то по морде. Остальные скучные 90 минут мы не видим. Но любители могут смотреть прямую трансляцию и видеть пустую беготню. А как реально проходят ваши встречи? Не могут же политические лидеры производить пустую болтовню.
Цена ваших слов очень высока. Когда говорите вы — всенародно избранный президент, — то можно считать, что говорит вся Россия, все 140 (или сколько там) миллионов человек, включая лепечущих грудных.
Когда говорит Грызлов — можно считать, будто говорят все те избиратели, которые проголосовали за “ЕдРо”. Их якобы сорок миллионов. А когда говорит Миронов (“Справедливая Россия”), хотелось бы верить, что говорят пять миллионов, хотя ни один из этих миллионов мне ни разу не встретился в реальной жизни.
И вот вы — президент и партийные лидеры — в Кремле обсуждаете важнейшие политические события. И каждое ваше слово — как миллионы наших слов. Каждое ваше слово — на вес золота.
Г-н президент, речь Миронова здесь сокращена впятеро. Как вы там это выдержали — непонятно. Но вы не забыли главное: его обвинение, что пресса играет на руку террористам.
МЕДВЕДЕВ. Ничего, собственно, особенного в том, что средства массовой информации, тем более по таким существенным преступлениям, критикуют действия правоохранительных органов, спецслужб, властей в целом, нет. Это нормально абсолютно. Вопрос в другом. Вопрос в том, что в цивилизованном обществе не принято противопоставлять борьбу с терроризмом и гражданское общество, жизни людей, потому что так можно дойти до абсолютно безнравственных выводов. И вот в этом плане я рад, что у вас это вызывает такую же оценку, как и у меня, и у моих коллег по исполнительной власти.
(Сложное место. Сначала вы вроде бы защитили прессу, потом сказали непонятное “в цивилизованном обществе не принято противопоставлять борьбу с терроризмом и гражданское общество, жизни людей”, а потом “обрадовались”, что оценки Миронова такие же, как у вас. Как понять? Точнее: как понять правильно? Потому что, если неправильно поймешь, можешь получить неприятности и предупреждение… Настала очередь Грызлова.)
Москва. Кремль. Мутная вода
ГРЫЗЛОВ. Помню, как непосредственный участник тех событий, события, связанные с Дубровкой, когда я был министром внутренних дел. И тогда у нас было большое совещание, мы собрали всех представителей СМИ и фактически создали организацию, которая называлась Индустриальный комитет. И этот комитет принял антитеррористическую конвенцию СМИ, т.е. фактически это были правила поведения СМИ в случае террористического акта и контртеррористической операции. Тогда были зафиксированы важнейшие правила, которые, как мне кажется, были нарушены, по освещению событий, связанных с терактом в метро. Там есть такие требования: быть тактичными, внимательными к чувствам родных и близких жертв терроризма, проявлять особую чуткость к очевидцам событий, как к источникам информации, избегать излишнего натурализма при показе места событий, его участников, с уважением относиться к нравственным, национальным и религиозным чувствам своей аудитории. Но, безусловно, этим пунктам противоречат те фотографии, которые были опубликованы в ряде СМИ и показ кадров с пострадавшими. (Г-н президент, этот психолог говорит о борьбе с терроризмом или о чуткости и тактичности прессы?) Это, безусловно, была превышена та мера, как мне кажется, которая должна быть использована. Я хотел бы привести пример, который лично у меня вызывает недоумение, — это три факта: факт публикации в газете “Ведомости” название “Месть за Кавказ”, факт статьи Александра Минкина в “МК” и заявление Доку Умарова. Если мы проанализируем три эти источника, то увидим, что фактически они варились в одном соку. У меня вызывает подозрения, и вполне обоснованные, что эти публикации и действия террористов связаны между собой.
(“Варились в одном соку” — так по-русски не говорят. Правильно: “варились в одном котле” — выражение, означающее “действовали сообща, имеют общие взгляды”. А выражение “он варится в собственном соку” означает замкнутого, нелюдимого человека; к нашему случаю никакого отношения не имеет.
Но эта грызловская кухонная ошибка (сок вместо котла), похоже, навела вас на следующую мысль…)
Москва. Кремль. Суп и стирка
МЕДВЕДЕВ. Сейчас здесь все юристы, потому что вы все в парламенте работаете (считать их юристами “потому что они в парламенте работают” — сложно. Проще считать их всех академиками). По террористическим преступлениям нужно создать такую модель, когда любой, кто помогает — не важно, чем он занимается: суп варит или одежду стирает, — он уже не просто преступник, а он совершил законченный состав преступления. Я считаю, что при совершении таких преступлений никакого снисхождения в зависимости от распределения ролей, кто там бегает с берданкой какой-нибудь, а кто суп варит, быть не должно.
* * *
Г-н президент, человек с ружьем и человек с половником — большая разница. Как юрист вы не можете этого не понимать.
В начале совещания вы сказали: “Мы будем уничтожать их там, где они находятся, без всяких колебаний”. То есть без суда и следствия. Лексика культурная, но по сути вы повторили знаменитый слоган “мочить в сортире”.
Когда перед нами боевик с автоматом, тут не до церемоний, чем быстрее его убьешь, тем лучше. Но когда перед бойцами баба с кастрюлей, то уничтожать её на месте без всякого снисхождения вряд ли правильно.
Как узнать: для боевиков она варила суп или для своих детей? Кастрюля, картошка, морковка, горох — это доказательство законченного состава преступления? А если в село вошли боевики и приказали приготовить им еду — что ей делать? Чистить картошку или сказать: “Стреляйте, гады!”
— Матка! Курка, млеко, яйки! — так в наши деревни входили немцы. Тут и суп сваришь, и постираешь, если прикажут. Ведь у нее дети. И она не виновата, что оказалась на оккупированной территории.
Но товарищ Сталин решил, что все эти бабы и дети — виноваты. В советские анкеты внесли графу “находился ли на оккупированной территории?”, и положительный ответ на этот вопрос помешал миллионам поступить в институт, на работу.
Не стану спрашивать, стали бы вы лично варить суп под дулом автомата или пожертвовали бы жизнью. Но о ваших “коллегах”, позвольте, спрошу.
Кто из этих справороссов, едроссов и пр. пожертвовал собой ради идеи? Даже не жизнью, а всего лишь комфортом, доходом. Такие случаи неизвестны. А о врагах вы сказали: “Не забывайте, что террористы во всем мире — это зачастую далеко не самые бедные, не самые сирые и убогие люди, они зачастую богатые, абсолютно самодостаточные, и сводить терроризм только к социальной проблеме — близорукость”.
У тех, увы, есть идея.
* * *
Теперь скажите, г-н президент, то, что вы сейчас прочитали — это и есть Совет Верховного Главнокомандующего по борьбе с терроризмом? Или это совещание о том, как заткнуть рот прессе? Или это лекция о процессах, интеллектуальных продуктах и партийных роликах?
Читаешь расшифровку — вязнешь в болтовне. А если смотришь видеозапись — о, какой пафос в интонациях, какие гражданственно-государственные суровые лица — сейчас встанут и — на фронт! на передовую!.. Или всё же на рыбалку. А потом ужинать, вяло ковыряя надоевшую черную икру.
С кем вы обсуждаете борьбу с терроризмом? И какой может быть военный совет в присутствии десятков журналистов? Военные советы — дело секретное. А это — спектакль.
…Читатели нашей с вами переписки часто спрашивают, не надоело ли мне? Или более вежливо:
— Вам нравится быть журналистом?
— А лаборантке в больнице нравится целыми днями делать анализ кала?
— Журналисты только ругают, но ничего не предлагают.
— Лаборантка не назначает лечение. Она просто говорит: это глисты, это триппер, это сифилис, а это дизентерия.
В данном случае врачом, который назначает лечение России от терроризма, мог бы стать генерал МВД, бывший шеф российского Интерпола Овчинский (который процитирован в начале этого письма).
Многие политики и политиканы утверждают, что террористы совершают свои теракты именно в расчете на то, что средства массовой информации будут об этом много и подробно говорить. Мол, если бы телевидение, радио и газеты молчали, у террористов исчез бы стимул и взрывы бы прекратились. Так ли это?
ГЕНЕРАЛ ОВЧИНСКИЙ. Вспомните 1977 год, советский режим в самом расцвете, контроль над печатью 100%. Взрыв в московском метро, который устроил “Дашнак цутюн”, экстремистская армянская организация. Тогда появилась одна строчка в газете “Правда” о том, что произошел взрыв в метро; даже не написано было бытовой это взрыв или иной. Но вся Москва и весь Советский Союз в течение суток знали всё во всех подробностях. Без телевизора. Террористы знают, что в любом случае информация о теракте распространится мгновенно. Есть СМИ или их нет, хоть все газеты закроют, телевидение отключат, интернет отключат. Все равно вся страна будет знать. В 1977 году не было ни такого телевидения, ни кабельного, ни интернета — ничего не было.
* * *
А в Кремле риторика кончилась так:
МЕДВЕДЕВ. Я на самом деле искренне рассчитываю на вашу консолидированную позицию по противодействию террору, потому что это реальный вызов нашей стране, её существованию. Я надеюсь, что по этому вопросу мы с вами будем вести общую линию. Иначе мне придется эти решения принимать без учёта вашего мнения.
Так вы “коллегам” уже в который раз искренне сказали: “Или безоговорочное согласие, или обойдемся без вас”. Следовательно, это “совещание” с ними было, извините, пустой потерей времени.
Желая помочь вашей борьбе с нежелательными явлениями, предлагаю вам как юристу небольшое пособие.
В помощь эксперту
(Для вынесения предупреждений)
“Одна — девочка 17 лет. В шестнадцать ушла из дому, за “любимым человеком”, известным боевиком. Потом вышла за него замуж. Ничего, кроме этой любви, за душой у нее не было. Ни нормальной семьи, ни образования, ни житейского опыта. Этой девочкой, ее подростковым отчаянием, “старшие товарищи” бестрепетно и воспользовались”. (“Ведомости”, 9 апреля 2010.)
За этот текст газете вынесено предупреждение. А вот другой текст на ту же тему:
“Эта женщина, она практически ребенок, ей 17 лет… Почему она поступила так по отношению к абсолютно невинным людям? Она просто была замужем за одним из таких бандитов. И когда он был убит, судя по всему, она приняла решение отомстить, но отомстить обычным людям”. (Президент Медведев, 9 апреля 2010 в интервью “Эй-би-си ньюс”.)
Г-н президент, вы это (и ещё много всякого) сказали в интервью, но никому и в голову не пришло проверить вас на экстремизм. Хотя в некотором смысле, кажется, вы провинились больше. Сказав “она приняла решение отомстить”, вы тем самым признали её личностью. Значит, не биоробот, не зомби.
“Ведомости” написали, что её отчаянием “бестрепетно воспользовались “старшие товарищи”. Эта фраза означает, что её цинично использовали опытные террористы. И если здесь искать “сочувствие”, то оно может относиться только к 17-летней, “практически ребенку” (по вашим словам). Но к терроризму здесь сочувствия нет. Его вообще не бывает к подонкам, которые используют ребенка в каких-либо своих целях.
Ваша фраза, объясняющая её решение отомстить, гораздо ближе к оправданию. Вы пытаетесь её понять.
Понять настоящую природу враждебных явлений — единственный путь к победе. Только правильный диагноз даёт шанс победить болезнь. Когда врач говорит пациенту о причинах триппера, никакого сочувствия к гонококкам он не испытывает.
