Бывают события, которые в момент, когда они происходят, кажутся абсолютно рядовыми и рутинными, но которые с прошествием времени воспринимаются как все более и более важные.
В конце апреля 2015 года, когда я выходил из лифта и нес в руках очень тяжелый груз, в кармане зазвонил мобильный телефон. И не было физической возможности сразу ответить на звонок.
А когда я буквально через пять минут перезвонил, было уже поздно. «Евгений Максимович хотел с вами переговорить, - сказали мне в приемной Примакова. - Но сейчас он, к сожалению, уже уехал». «Ладно, ничего, переговорим в следующий раз» - подумал я про себя. Но «следующего раза» не случилось. Через несколько недель Евгений Примаков скончался.
Наверное, я буду вспоминать этот случай в конце каждого своего июня. Но в этом июне ощущаемая мной и, я уверен, огромным количеством других людей, горечь потери перемешана с радостью. В четверг, 28 июня 2018 года, на территории МГИМО должно состояться открытие памятника Евгению Примакову. В главной кузнице российских дипломатических кадров появится бюст человека, который в конце прошлого века вывел нашу внешнюю политику из морально-политического тупика. В этом мире, как известно, мало справедливости. Однако, как засвидетельствует торжественная церемония в МГИМО, иногда она все же случается.
Понятие «обладатель высоких государственных постов» очень прочно ассоциируется в России с другим понятием - «пафос». Евгений Примаков был не таким. Он не изображал из себя мудреца, не пытался делать вид, что у него есть ответы на все вопросы.
Помню, как после масштабного теракта 11 сентября 2001 года я пытался добиться от него излишне детализированных ответов на тему «что же теперь будет?» В конце концов Евгений Максимович не выдержал и заявил мне: «Откуда я могу это знать?» Естественно, я заслуживал такой реакции. Но тот факт, что я задавал Примакову вопросы, ответов на которые на тот момент, скорее всего, не было ни у одного человека на земле, был тоже вполне объясним.
У Евгения Примакова был удивительный дар — придавать цельность и осмысленность картине мира, создавать «оазисы порядка» посреди бушующего вокруг хаоса.
Вспомним, например, как резко изменился внутриполитический климат в России после прихода Примакова на пост премьер-министра осенью 1998 года. От фигуры Евгения Примакова веяло спокойствием и уверенностью, и это ощущение передалось обществу. Обществу, которое до появления в Белом доме нового премьер-министра было готово к соскальзыванию страны в полный хаос. При этом у Примакова не было никакой волшебной палочки. Он заставил страну успокоиться силой своего морального авторитета.
Чуть позже те же самые фигуры из ближайшего окружения Ельцина, которые чего только не делали, чтобы уговорить Примакова занять пост главы правительства, «перестроились на марше»: словно коршуны начали разрывать на части ставший им не нужным моральный авторитет Евгения Максимовича. Но в каком-то смысле безусловное политическое поражение Примакова — его вынужденная отставка с поста премьер-министра в мае 1999 года — в моральном смысле поражением не было.
«У победы тысяча отцов, а поражение - всегда сирота» - сказал некогда президент США Джон Кеннеди. Примаков взошел на «капитанский мостик корабля по имени «Россия» в момент, когда крушение казалось неминуемым. От предложений стать вице-премьерами в его правительстве «дальновидные политики» отшатывались словно от чумы. Явлинский не захотел. Владимир Рыжков отказался (президенту — невиданное дело — даже пришлось отменять указ о его назначении вице-премьером). Шохин сначала согласился, но, пробыв в правительстве считанные дни, решил «проявить благоразумие» и уйти в отставку.
Никто не верил, что Примакова получится. А у него получилось. Он провел «государственный корабль» через самые опасные рифы и сразу после этого стал ненужным. Ненужным, естественно, не для страны. Ненужным — для той сплоченной «семейной группы», которая с перерывом на премьерство Примакова управляла страной из Кремля от имени и, в значительной степени, вместо Ельцина.
После того мая 1999 года аппаратные позиции Евгения Примакова так и не восстановились. Он постепенно превратился в заслуженного ветерана российской политической сцены, эдакого «гиганта на пенсии».
Но Примаков так и остался «моральным компасом». Что бы не происходило в российской внешней политике, моей первой мыслью всегда было: «А что на этот счет думает Примаков?» Безумно больно, что я больше не могу задать такой вопрос самому Евгению Максимовичу. Безумно радостно, что Евгений Примаков прочно занял почетное и достойное место в истории России.
