На самом деле банкротство работодателя чаще всего означает, что денег не будет никогда, — так было на многих предприятиях, и не только в Гуково. Настоящие хозяева остаются в тени, директора садятся в тюрьму или отделываются менее значительными санкциями. Так и в Гуково: собственники 90% обанкроченного предприятия, чьи фамилии скрыты за офшорной компанией, не были привлечены к разбирательствам — они попросту «не установлены». Генеральный директор, владелец 10% компании, сидит в тюрьме. Но деньги, судя по всему, ушли куда-то на кипрские счета, а работникам и другим кредиторам остается гадать, какая доля от распродажи затопленного в шахтах оборудования достанется им.
…Фермер из Краснодарского края покончил с собой и в предсмертной записке обвинил руководство агрохолдинга, угрожавшего его семье и требовавшего переуступить землю. Эта история, конечно, экстраординарна, но сама ситуация для региона типичная: агрохолдинги занимаются рейдерством и выживают с земель мелких фермеров. Можно обращаться в полицию и суды, вот только правыми все равно оказываются крупные участники рынка. В лучшем случае правды не добьешься, а в худшем — сам окажешься подсудимым, если будешь сильно «жестить».
…Семья с детьми в крупном городе вложила все свои деньги в покупку квартиры в строящемся жилом комплексе и оформила предварительный договор долевого участия. Сначала сроки строительства затягивались, потом прошли все сроки сдачи дома, но стройка не продвигалась, а потом с семьей и вовсе отказались оформлять договор. То есть, проще говоря, кинули. Деньги исчезли, и ни чиновники, ни суды помочь ничем не могут. Отношения-то частноправовые, а значит, формально все риски несет неудачливый «инвестор».
Что общего между всеми этими случаями? Во всех них возник конфликт между слабыми и сильными мира сего, между рядовыми гражданами — работниками, малыми бизнесменами, дольщиками — и крупным бизнесом. И во всех случаях как под копирку проиграли рядовые граждане, а государство или сразу встало на сторону крупного бизнеса, или самоустранилось.
Нередко в этих случаях можно углядеть и коррупционную составляющую. Может ли в современной России агрохолдинг годами захватывать земли, а крупный застройщик в принципе существовать без надежной связи с чиновниками, то есть без «крыши»? И почему у них получается длительное время беспредельничать без всякого серьезного вмешательства со стороны многочисленных контролирующих, проверяющих, надзирающих, разрешающих и запрещающих органов, коих у нас легион?
Но если крупный бизнес живет по особым правилам, то обычным гражданам не устают напоминать, что все должно быть «по закону». Ведь не может же государство за свой счет компенсировать долги по зарплатам: нет у него таких полномочий. Поэтому идите, граждане, или в суд, или в сад, выбирайте на свой вкус, куда. Стоит ли говорить, что судебная власть в таких ситуациях часто срабатывает вхолостую: или отказывает в удовлетворении иска, или принимает решения, которые потом не исполняются. К сожалению, лишь после массовых протестов государство берется за возникающие социальные конфликты и начинает искать выход. Но и тут оно находит его не всегда или принимает половинчатые меры, нацеленные на снятие социальной напряженности, но не на устранение самой проблемы.
А правда ли государство ничего не может и не должно? Конечно, рыночные отношения выводят его из вышеупомянутых частноправовых отношений. Инвестор или работник сами несут риски: устроился не в ту компанию на работу, вложил деньги не в тот проект — сам виноват. Но регулирующую, контрольно-надзорную и правозащитную функции государства никто еще пока не отменял. Работник, дольщик не могут проконтролировать собственника предприятия или застройщика, который решил обанкротиться и вывести деньги, — этим должны заниматься правоохранители. Очевидно, первые признаки мошенничества заметны задолго до того, как люди окажутся обмануты. Тут и должно проявить себя государство, а не дожидаться, когда люди массово выйдут на улицу.
В этом и есть суть принципа правового и социального государства: оно должно обеспечивать правовое равенство, защищать рядового гражданина от мошенников, которые его богаче и сильнее, а обманутым и выкинутым на улицу предоставлять социальные гарантии.
Вообще нормальные рыночные отношения — это не море с акулами. Они предусматривают единые правила игры для участников. Но современное российское государство как раз создает иную, нерыночную ситуацию, в которой параллельно существуют два правовых режима — привилегированный для крупных игроков и ничего не гарантирующий для рядовых граждан. Что это, как не сословное, феодальное общество, удачно приспособившееся к современному рыночному капитализму?
Если бы государство перестало содействовать этому фактическому неравенству, то многие социальные конфликты, в том числе описанные выше, удалось бы погасить правовыми методами, без всякого экстренного вмешательства. И без роста социальной напряженности, которую мы наблюдаем повсюду.
В этом плане вопрос о роли государства в России отнюдь нельзя считать закрытым. Мы далеки не просто от рыночного, но и просто от цивилизованного государства. Нам нужны реформы правоохранительной, судебной системы в качестве первоочередных. Нам нужно страхование ответственности работодателя за невыплату заработной платы и ответственности застройщиков за просрочку и невыполнение своих обязательств. Государство должно принять целый пакет социальных и административных законов, защищающих непривилегированные слои населения.
Однако даже новые, «правильные» законодательные нормы в полную силу заработают лишь тогда, когда будет признан сам принцип правового равенства — не как декларативная, а как реальная социальная ценность. И здесь нужна политическая воля с самого верха — воля на то, чтобы государство из «супер-ЧОПа» для охраны привилегий превратилось в подлинно правовое и социальное государство.
