Каталонский кризис
Вот уже много лет Европа наблюдает за событиями в Каталонии. Конечно, можно ссылаться на историю и на тот факт, который когда-то меня поразил: гражданская война в Испании в тридцатые годы по существу была войной Каталонии и Мадрида с остальной Испанией. Но сегодня лозунг независимости Каталонии вызван в основном новыми причинами.
В XXI веке в центре Европы среди бела дня без зазрения совести игнорируют волю чуть ли не двух миллионов человек. И не просто двух миллионов, а очевидного большинства каталонского народа. И молчат те средства информации и та общественность, которые в это же время рвут на себе рубахи за демократию в Иране. Действия правительства Испании и ее монарха явно одобряют и те, кто защищает права мусульман в Ньянме. И те, кто аплодировал распаду СССР. Кто осуществил раздел Югославии. Кто принял Чехию и Словению, Косово и Черногорию. И власти России, активно защищавшие права Абхазии и Южной Осетии.
Можно как-то понять и Испанию, для которой весома рента от Каталонии. И Великобританию, опасающуюся за Шотландию. И Бельгию, населенную тремя народами.
Но куда-то в кусты ушли и сторонники независимости Шотландии. И представители басков. Даже Сербия, категорически не приемлющая Косово, о Каталонии как-то не вспоминает. Хотя нетрудно понять, что «этот колокол звонит и по тебе».
Конечно, есть и поддержка. И от фламандцев. И от корсиканцев. Но их попытки заглушает хор противников каталонских сепаратистов. Почему?
Мне представляется, что главным и все определяющим является одна причина.
Каталонский сепаратизм представляет собой реальную угрозу той модели однополярного мира, которую сейчас навязывают человечеству США, мировая олигархия и мировая бюрократия.
А серьезной угрозой американской модели глобализации и интеграции сепаратизм Каталонии стал потому, что сама однополярная модель оказалась не в состоянии преодолевать те проблемы, которые возникли в начале XXI века в неизбежном и необходимом, но крайне противоречивом процессе интернационализации.
Американская модель не учла опыт прошлого, ХХ века. Когда в результате двух мировых «горячих» и одной «холодной» войн выяснилось, что ни национал-социалистическая модель интеграции и глобализации мира в виде «тысячелетнего Третьего рейха», ни ленинско-сталинская модель в виде мирового союза социалистических республик не выдержали испытания временем и сошли с исторической сцены.
Еще мотив: если «убить» национальный сепаратизм на планете, то удастся существенно ослабить, а то и вообще изолировать главных противников однополярности — Россию и Китай. Тем более что и сами эти державы сталкиваются с национальным сепаратизмом внутри своих стран.
Другие противники однополярной модели имеют свои причины «уходить» от каталонского кризиса. Тут типична Турция. Она, конечно, против однополярности, но у нее есть проблема курдов.
То, что каталонскую проблему не хотят видеть сторонники модели устройства мира в XXI веке по концепции однополярности — логично. То, что эту проблему не хотят видеть противники однополярного мира, — близоруко.
Подход Кадырова к проблеме Каталонии более правильный, так как он рассматривает ее не как какой-то исторический зигзаг, относящийся к сугубо внутренним делам Испании, а как масштабную международную проблему.
В чем прав Кадыров?
За каталонским конфликтом стоят, на мой взгляд, как минимум пять проблем XXI века.
Первая. Границы стран, доставшиеся в наследство от эпохи империализма и государственно-бюрократического социализма.
Конечно, эти границы учитывали и реальное расселение народов, географические и экономические факторы, историю. Но главным был фактор силы. Все границы — прежде всего итог бесконечных войн, колониальных захватов, грабительских договоров.
Границы внутри СССР тоже учитывали расселение народов. Но главным была диктаторская модель командования, стремление правящих сил создать зоны потенциальных конфликтов, нейтрализовать опасные для власти регионы. Во время одной из передач по телевидению в беседе со мной Фазиль Искандер более чем точно определил черту этих границ: вождь заминировал страну. И по преимуществу русскоговорящий Харьков стал столицей Украины. Уральские (яицкие) казаки попали в Казахстан. Внутри Азербайджана оставили армянские районы Карабаха. И т.д.
Ни ООН, ни образовавшееся вместо СССР Содружество независимых государств, ни Европейский союз проблемы границ не ставили.
Однополярная модель отдала роль арбитра в спорах вокруг границ прежде всего США. Но они с этой ролью не справились, заботясь прежде всего о своих интересах.
И полыхают кровавыми конфликтами чуть ли не все страны Африки. И Ближний Восток. И населенный четырьмя народами Афганистан. И требуют независимости те народы, интересы которых нынешние границы вообще не учитывают, — каталонцы, курды и многие другие.
Вторая проблема. Миграция населения. В конце XX и начале XXI века развернулся новый вариант того, что в истории называют эпохами великих переселений народов.
Миграция несет многолетний масштабный потенциал конфликтов. И с теми, кто переселяется. И с теми, кому приходится принимать мигрантов.
Третья проблема. Монополизм. Глобализация и интеграция на нашей планете развертываются в XXI веке в рамках двух доставшихся от прошлого монополий. Монополии отдельных стран на природные ресурсы, оказавшиеся в пределах границ этих стран. И монополии отдельных стран на ядерное оружие.
Обе монополии имеют глубокие и серьезные обоснования. Но обе не могут не быть — и становятся — основой глубоких конфликтов.
Понятно желание жителей пустыни, веками кочевавших по ее просторам, стать хозяевами обнаруженной в ее недрах нефти. Но не менее понятно и то, что к потребности мира в нефти хозяева пустыни никакого отношения не имеют.
Противоречива ситуация и с ядерным оружием. С одной стороны, имеется клуб ядерных держав, гарантирующий мир. С другой — все больше стран чувствуют себя второсортными из-за неучастия в ядерном клубе.
Четвертое. Централизация в целом и особенно бюрократическая.
Почти все современные великие державы сформировались потому, что в них победил централизм. Центр все подавлял, всем командовал и всем распоряжался.
США продемонстрировали возможности и преимущества другого пути — пути максимально самостоятельных штатов. Но для других, для человечества, США не предложили подобную модель. Видимо, это больше соответствовало интересам их лидерства в мире.
В итоге глобализация и интернационализация сопровождаются грандиозной бюрократической централизацией.
Чем только не командуют или пытаются сейчас командовать сверху! Из Брюсселя для стран Европейского союза идет поток инструкций, норм, регламентов.
Если проанализировать пресс-конференции Президента России, то легко обнаружить, что 90% того, с чем к нему обращаются, — справедливо. Но справедливо и то, что чуть ли не все эти вопросы должны решаться не в Москве. Раз этого не происходит — значит, имеет место масштабное ограничение прав «низа». И президент поступил логично: он завел зеленые папки и передает поступившие к нему просьбы тем, кто и должен их решать.
И, наконец, пятое. Возможно, самое главное. Современный этап развития цивилизации неразрывно связан с научно-технической революцией.
А для науки, для творчества нужна активная, самостоятельно думающая Личность. К традиционным вековым факторам освобождения человека добавилась необходимость расцвета Личности как фундамента научно-технического прогресса.
Но современный постиндустриализм не освободился от тяжелого наследства ХХ века — от подавления «Я» всемогущим «Мы». От тенденции машинного производства к превращению человека в звено конвейера. И — соответственно — от тенденции современных социальных систем к превращению человека в объект командования и опеки бюрократией, которая сама состоит из винтиков, но другой конструкции.
Будущее человечества зависит от формирования новой Личности. Эта Личность в чем-то ближе к Личности анархизма, Сверхчеловеку Ницше, Личности экзистенциализма.
Обнаруживается, что в разнообразии национальных черт Личности создается больше условий для творчества. А творчество — основа Прогресса, единственного пути спасения Разума в мире мертвой материи.
Я мог бы продолжать, но уже отмеченное объясняет, почему проблема национального сепаратизма в XXI веке не только не сгладится, но, напротив, будет становиться все более острой и все более актуальной.
Поэтому человеческая цивилизация в XXI веке столкнулась с двумя противостоящими процессами: глобализацией, интернационализацией и интеграцией, с одной стороны, и национальным сепаратизмом — с другой.
Национальный вопрос в XXI веке
Когда взаимодействуют две непримиримые стороны противоречия единого целого, то подход предложил еще великий Гегель: надо найти такие формы, которые обеспечили бы движение противоположностей.
Столкновение двух фундаментальных тенденций цивилизации связано не с тем, что они «не уживаются» вообще. Столкновение заложено только в модели однополярного мира. Стоит эту модель устранить, как ситуация изменится.
Что следует делать, чтобы в XXI веке сочетать глобализм и национализм? Это предмет будущих многолетних разнообразных дискуссий. Одна из главных тем для интеллектуалов нынешнего столетия. По трем темам я хотел бы высказать ряд замечаний.
Первое. Формирование системы национально-культурной автономии как главного пути развития национализма в эпоху глобализма.
Саму идею национально-культурной автономии выдвинули социал-демократы Австро-Венгерской империи еще в начале ХХ века. Она оппонент национально-территориальной концепции, по которой нация должна добиваться для себя территории.
Конечно, и исторически, и сейчас большинство наций ориентировано на создание территориальных структур.
Но, во-первых, в каждой вроде бы «своей» территории доля граждан других национальностей растет. Во-вторых, растет та часть нации, которая расселяется по территориям других государств.
И — в итоге — все большее значение для развития многих наций приобретает не столько территориальная, сколько национально-культурная автономия.
Вариантов ее очень много. Изложу, как я представляю национально-культурную автономию для нашей страны.
Каждый гражданин часть налогов государству (условно десятину) выделяет для своей нации. Естественно, что он должен заявить о своей принадлежности к какой-то нации.
В бюджет нации войдут также и субсидии из бюджета всего государства, и дополнительные добровольные пожертвования граждан.
На средства своих бюджетов Национальные советы организуют клубы, библиотеки, издание книг и газет, теле- и радиокомпании, сайты в Интернете, театры, музеи, спортивные центры, мастерские по изготовлению национальной одежды, магазины и рестораны. Они же решают проблемы национальных религиозных организаций.
Представители нации объединяются в национальные сообщества (землячества) разного уровня — от поселка до всей страны. Эти сообщества избирают Советы национальностей. И эти Национальные советы повсеместно становятся «партнерами» представительной власти. Из их делегатов образуются Палаты национальностей на всех уровнях власти, снизу доверху, до Палаты национальностей как третьей в Федеральном собрании.
Другая опора национально-культурной автономии — организация образования. За счет государства во всех школах вводится два дня в неделю — пятница и суббота — для изучения всеми желающими национального языка, национальной истории, национальной литературы и других искусств, для занятия национальными видами спорта, национальной кулинарией, дизайном одежды, изучения обычаев и т.д. Если представителей данной нации в школе всего один-два — организуется дистанционное обучение. Все — бесплатно. Задача — как четко выразил в одном из своих выступлений президент В.В.Путин — чтобы в любом месте многонационального государства человек любой национальности мог решать все свои национальные проблемы.
Второй комплекс мер, который может существенно повлиять на современный национальный сепаратизм, — это децентрализация и дебюрократизация.
Необходимая современной цивилизации глобализации и интеграции централизация будет эффективной и разумной, если одновременно будут осуществляться огромные по масштабу меры по децентрализации и, соответственно, дебюрократизации всей экономической, политической и социальной жизни. Децентрализм — это передача не только прав, но и передача ресурсов.
Думаю, что две трети проблем будут более эффективно решаться, если они будут в компетенции самых низовых органов — муниципалитетов, общин, земств, местных советов и т.п. Это убедительно доказали и идеологи анархизма. И Ленин в его работах, особенно в «Государстве и революции» летом 1917 года. А Солженицын в своих разработках о том, как обустроить новую Россию, уделил огромное значение проблеме земств.
Действительно, такая огромная страна, как Россия, может эффективно жить (и жила столетия в прошлом), если почти все вопросы повседневной жизни будут решаться на местах.
А вот Конституция России вообще постаралась не делать центральной проблему прав низового звена. Как оппонента, как альтернативы бюрократии. И мы видим, например, борьбу местных органов в Москве за свои самые элементарные, самые исходные права.
В США даже местных полицейских (как и судей) избирает само население. Даже правила разводов, даже вопрос о применении смертной казни, даже разрешение на публичные дома — компетенция самих штатов. А я помню рассказ деда о том, как в России до революции их сельский сход сам решал, разрешать ли на их земле проводить железную дорогу.
Масштабная децентрализация в образовании, в медицине, в культуре, в спорте, в жилищно-коммунальном хозяйстве — главный путь учета воли и интересов граждан. Если, конечно, видеть цель государства в учете этой воли и этих интересов.
И главными выборами в стране станут местные выборы.
За центром должно остаться только то, что действительно эффективнее и разумнее решать на общенациональном уровне.
Ясно, что чем глубже пройдет децентрализация, тем масштабнее будет дебюрократизация, «раскулачивание» бюрократии.
И тем легче и проще будет реализовать национально-культурную автономию. Тем меньше наций будут стремиться уйти из-под начальствования чиновничества центра страны.
И, наконец, третий блок мер противостояния национальному сепаратизму в XXI веке. Это установление демократического режима изменения границ.
Как бы успешно ни развивались и национально-культурная автономия, и децентрализация, от проблем какого-то изменения национальных границ нам все же не уйти. Поэтому необходим общий, одобренный ООН, регламент изменения границ. Что он должен включать?
Первое. Кто может ставить и решать такой вопрос? Например, о независимости Каталонии высказывались все, сегодня живущие в ней. Но ведь это проблема прежде всего именно каталонцев по национальности. Поэтому логичны четыре референдума: всех каталонцев в Испании, всех каталонцев в Каталонии, всех жителей Каталонии и всех граждан Испании. Конечно, особое значение имеет мнение каталонцев в Каталонии.
Второе. Решает только голосование всех граждан. Но необходим ряд референдумов: стартовый, через три года, через семь-восемь лет. Чтобы решили голосования не только нынешнего поколения, но и хотя бы следующего за ним.
Третье. Обеспечение справедливости.
Тут и вопросы переселения в новое государство и из него. И оценка имущества с выделением ресурсов для нового обустройства. И права в новом государстве гражданам других стран. И многое другое — уже выявившееся даже при выходе Великобритании из Европейского союза.
Необходим и жесткий международный контроль для обуздания высших бюрократов, оскорбленных покушением на их положение.
В решениях о распаде СССР перспектива занять кресла в новых государствах настолько туманила взор участников и Беловежского соглашения, и депутатов в республиках при утверждении соглашения, что они забыли о миллионах русских за пределами России, о миллионах украинцев за пределами Украины и т.д.
А у нас создали растянутую на многие годы издевательскую процедуру получения российского гражданства русскими, единственной виной которых было то, что их вынуждали вернуться на историческую родину. Зато эта система стала базой взяток.
До сих пор не состоялся суд над политиками и депутатами, которые могли, но не отстояли автоматическое право каждого гражданина СССР и на двойное, и на тройное гражданство.
И, наконец, четвертый комплекс проблем. Как и при всяком разводе — совместно нажитое имущество.
То, что создавалось в общем государстве, создавалось и за счет тех, кто выделяется. И все граждане бывшего большого государства имеют права на какие-то части того, что оказалось «за рубежом». И тут лучше всего подходит акционерная форма. Часть акций таких предприятий и организаций распределяется между всеми гражданами бывшей страны.
Если бы при первом же конфликте в Африке ООН начала пересмотр границ колонизаторов, закрепляя реальные границы племен, то не было бы миллионов убитых и других жертв. То же относится и к Афганистану, и к Ближнему Востоку.
При предложенном здесь подходе к проблеме границ возникают три очень серьезных следствия.
Во-первых, сложность процедур. Она неизбежна, если не следовать методам ХХ века и ломать через колено судьбы и людей, и наций. Ведь даже выход многоопытной Великобритании из не менее опытного ЕС, как мы видим, оказался очень сложным. А приобретение независимости частью страны — задача на порядок сложнее.
Во-вторых, процедура растягивается, и целое десятилетие масса людей должна жить в ситуации со значительной долей неустойчивости.
И, в-третьих, на планете будет увеличено число государств.
Но эти следствия можно существенно сглаживать, если будут развиваться и укрепляться союзы государств — региональные, континентальные, планетарные. И, скажем, проблемы появления независимой Каталонии будут уменьшены, если она с самого начала будет участником Европейского союза.
Новые границы неизбежны в новую эпоху, пока в ходе глобализации значение границ не упадет (как происходит внутри Европейского союза или как было в СССР).
■ ■ ■
Надеюсь, в свете всего сказанного станут более понятны мои позиции в дискуссиях прошлых десятилетий, не раз высказывавшиеся в прессе.
О том, что в сложившейся к 1991 году в СССР ситуации распад Союза будет менее болезненным при сохранении советских границ союзных республик. Но при этом, во-первых, надо при распаде СССР сразу, заранее предупредить, что границы могут и должны уточняться за семь-десять лет. И, во-вторых, что во всех бывших республиках СССР у всех граждан сохраняется право и на второе, и на третье гражданство, и это второе гражданство не будет делать их (как сейчас в России) гражданами второго сорта, лишенными даже прав, предоставляемых Конституцией (избираться депутатами, губернаторами и т.д.). Неудивительно, что от мэра столицы скрывали все, связанное с Беловежьем.
О том, о чем я говорил с Б.Н.Ельциным в конце 1991 года: нельзя при создании Российской Федерации повторять и ошибки СССР, и ошибки Европейского союза о равных правах всех субъектов. Надо иметь как минимум то, что спасает ООН, — право группы держав, членов Совета Безопасности, на особую роль, на вето. А ситуация в Российской Федерации вообще особая. Россия — не итог добровольного договора сотни субъектов друг с другом. Не субъекты, собравшись, создавали Россию, как, скажем, штаты образовали США. Россия создавалась как единое государство великороссов. И есть один вариант: договоры России с теми, кого она согласна принять в свой состав. Она устанавливает для каждого особые права. Кстати, так было в истории России: с Финляндией, с Бухарой, с Польшей. Но у нас приняли идею единого «костюма». Он оказался для многих национальных субъектов слишком большим. Для других (как Татария) — порой узким. Третьи (как Чечня) вообще стали его отвергать. И все потому, что новая Россия отказалась от модели вековой России, а пошла по пути СССР, с его идеей равноправия республик. Неудивительно, что мэра столицы полностью отстранили от создания РФ и пригласили в зал только для подписания договора.
Ни в одной из предвыборных программ — ни у нас в России, ни в зарубежных странах — нет даже постановки проблемы национального сепаратизма XXI века. Вроде бы грамотные лидеры, подобно страусу, прячут голову в песок.
Между тем проблема национального сепаратизма в условиях развертывания глобализации, интернационализации, интеграции, попыток сохранить однополярную модель цивилизации XXI века стоит уже сейчас и тем более обострится в будущем. Страусы-лидеры, страусы-политики, страусы-бюрократы не смогут ни уклониться, ни отсидеться, ни переждать.
Можно пытаться игнорировать национальные движения. Но тогда надо быть готовыми к тому, что среди них рано или поздно появятся радикальные группировки, которые готовы к обострению борьбы. А в них — группы, готовые к применению вооруженных средств борьбы. И в конце концов — группы, признающие применение оружия во всех частях планеты и оружия всех видов, включая средства массового поражения.
