Вот в чем суть проблемы, которая угрожает уничтожить наш нынешний образ жизни и отбросить Россию в прошлое: отсутствие надлежащего президентского лидерства в идеологической жизни страны.
Когда подобная мысль впервые возникла в моей голове, я, честно говоря, впал в состояние глубокого шока. Еще с тех времен, когда я был простым советским школьником, испытываю жгучую неприязнь к таким кондовым официозным формулировкам, как «идеологическая сфера» или «идеологическая жизнь». Я безумно рад, что в нашей стране больше нет Идеологического отдела ЦК КПСС, который указывал бы всем, как и о чем следует думать. Я являюсь горячим сторонником статьи 13 Конституции, которая гласит: «В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной».
Однако чем больше я размышлял, тем меньше противоречий находил в своей позиции. Более активное президентское лидерство необходимо нашей общественной жизни не для того, чтобы выхолостить суть статьи 13 Основного закона. Оно необходимо для достижения прямо противоположного результата: защиты этой конституционной нормы от атак, которые становятся все более отчаянными, агрессивными и целенаправленными.
Большая тайна депутата Поклонской
На протяжении всех последних лет я периодически предпринимал попытки поднять в ходе разговоров с различными высокопоставленными кремлевскими чиновниками тему чрезмерного, на мой взгляд, политического влияния депутатов Государственной думы Виталия Милонова или Натальи Поклонской. И каждый раз события развивались по примерно одному и тому же сценарию. Сначала мой собеседник бросал на меня взгляд, в котором в равной мере были смешаны недоумение, нетерпение и даже жалость. Затем мне медленно и терпеливо — словно неразумному ребенку — объясняли: «У указанного вами человека нет и не может быть значимого политического влияния!» На этом разговор на тему влияния Милонова/Поклонской неизменно заканчивался.
Я долго не мог понять причину постоянных провалов моих попыток обсудить эту крайне интересующую меня тему. Но недавно меня осенило. Все дело — в «точке обзора». Если смотреть на положение дел в общественной жизни России с высоты кремлевских стен, то и Милонов, и Поклонская действительно не кажутся сколько-нибудь значимыми политическими игроками. Но у 99,9% населения страны, включая меня, нет возможности добраться до этой элитной «смотровой площадки». Поэтому и возникает эффект взаимного непонимания и взаимного раздражения. Попробую на примере Натальи Поклонской убрать этот эффект и соединить «два мира — два Шапиро».
С точки зрения стандартных критериев политического успеха (политический успех заключается в продвижении своей карьеры вверх по лестнице) пребывание Натальи Поклонской в Государственной думе — это одно сплошное скольжение вниз. Когда в 2016 году Поклонская стала депутатом парламента, она воспринималась как восходящая звезда российской политики, как живой символ нашего самого значимого внешнеполитического успеха последних лет — присоединения Крыма к России.
Год с небольшим спустя общественное восприятие фигуры Натальи Поклонской изменилось настолько, что невольно закрадывается подозрение: не идет случайно речь о двух совершенно разных политических деятелях? Поклонская — это больше не «восходящая звезда». Поклонская — это «звезда», которая закатилась. Поклонская — это больше не «символ весны». Поклонская — символ грозящих стране «идеологических заморозков». Поклонская образца конца 2017 года — это политик, который выбросил в мусорную корзину свой «большой шанс». Политик-одиночка, который рассорился со всеми, начиная со своего бывшего начальства в Генеральной прокуратуре и заканчивая, казалось бы, «идейно близкими» из некоторых не особо законопослушных новомодных общественных движений.
Однако наращивание собственной популярности и собственного политического веса — это не единственный возможный критерий политического успеха. Есть еще и такой критерий, как способность оказывать значимое влияние на общественно-политическую жизнь. И если опираться только на него, то политическая деятельность депутата Поклонской оказывается просто изумительно успешной и эффективной.
Тема, с которой все последнее время ассоциируется депутат Поклонская, не стоит даже выеденного яйца. С этим согласно абсолютное большинство тех, кто посмотрел фильм, название которого мне даже не хочется упоминать.
Однако у Поклонской получилось превратить этот не стоящий выеденного яйца вопрос в повод для грандиозного скандала общенационального масштаба. У Поклонской получилось заручиться публичной поддержкой таких знаковых фигур, как глава самой массовой религиозной конфессии в стране и глава маленькой, но исключительно влиятельной республики в составе РФ. У Поклонской получилось довести до белого каления министра культуры, поставить в какой-то момент под вопрос прокат фильма, «вдохновить на подвиги» целую плеяду новых «общественных активистов».
Да, в конечном итоге государство оказалось сильнее. Но это не умаляет важности вопроса: почему рядовой депутат Государственной думы смогла на ровном месте устроить такую грандиозную бучу?
Причина не в случайности и — да простит меня Наталья Владимировна — не в ее упорстве. Причина — в глубинных «подводных течениях» идейной жизни российского общества.
В июне 1983 года новый советский генсек Юрий Андропов изумил публику, заявив на Пленуме ЦК: «Если говорить откровенно, мы еще не изучили в должной степени общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности». Как стало ясно позднее, в этом вопросе Андропов был гениальным провидцем. Казавшееся таким стабильным, даже застывшим, советское общество образца 1983 года на деле накопило внутри себя огромный потенциал саморазрушения — потенциал, который вскоре вырвался наружу и снес все на своем пути.
К счастью, такие скачкообразные общественные изменения случаются достаточно редко. Но «полностью раскрыть присущие обществу закономерности», на мой взгляд, невозможно. Общество постоянно, даже ежеминутно, меняется. То, что вызывало нешуточный накал страстей вчера, сегодня наталкивается на ледяное равнодушие. То, что воспринимается как малозначимая проблема сегодня, может вызвать бурю эмоций завтра.
Представьте, например, какой вселенский ажиотаж возник бы в большой столовой нашего МИДа, если бы там внезапно появился Владимир Путин. Представили? А теперь насладитесь отрывком из воспоминаний бывшего первого заместителя министра иностранных дел РФ Анатолия Адамишина — рассказом о появлении осенью 1992 года в стенах нашего внешнеполитического ведомства тогдашнего Президента России: «Ельцин походил немного по кабинетам десятого этажа, спустился в столовую при почти полном равнодушии присутствующих. Нечасто в мидовской столовке оказывается президент, но только единицы обратили на это внимание».
Но вернемся из России ельцинской в Россию конца третьего срока Путина. Принято считать, что главная тенденция нашей нынешней общественной жизни — все большая сосредоточенность населения на своих личных заботах, на своих персональных финансах, на своем личном экономическом статусе. Я полностью согласен с тем, что такая тенденция существует. Но она существует не в одиночестве. Другая не менее мощная тенденция — все более пристальное внимание общества к темам, которые касаются взаимоотношений государства и церкви, церкви и системы образования, церкви и общества в целом.
Пробежимся кратко по ситуациям, которые в 2017 году вызвали, как было модно выражаться в советское время, «большой общественный резонанс». Вселенский шум из-за возможности передачи Исаакиевского собора Русской православной церкви. Не менее шумный скандал, устроенный Натальей Поклонской. Шумный спор между федеральным Министерством образования и властями Чечни из-за ношения хиджабов в школах. Вывод из всех этих ситуаций очевиден: граждан современной России способно не на шутку взволновать не только содержимое их собственных кошельков.
Чем вызван всплеск общественного внимания к вопросам, которые во времена экономических трудностей, казалось бы, должны были волновать граждан в последнюю очередь? Вот моя теория на этот счет.
Еще десять лет тому назад внутри российского общества не было особых разногласий по поводу «образа желаемого завтра». И власть, и оппозиция хотели превратить Россию в копию Запада. Но постепенно этот «образ желаемого завтра» начал становиться все менее желанным. И произошло это, по моему мнению, не только из-за нарастания разногласий между Москвой и западными столицами по конкретным политическим вопросам. Между нами возник и начал стремительно расширяться ценностный разрыв — разрыв в плане оценки того, что является нормальным, приемлемым и правильным.
Самый очевидный пример — это принципиально иное отношение к однополым бракам. С точки зрения абсолютного большинства «моральных авторитетов» на Западе такие браки — это одно из священных и естественных прав человека. С точки зрения абсолютного большинства российского общества такие браки — нечто совершенно неприемлемое. И не надо думать, что речь идет о разногласии по частному вопросу. Семья — это, как известно, ячейка общества. Если мы не можем договориться о сути ячейки общества, мы не всегда можем договориться и о сути всего общества.
Зачем эта оговорка «не всегда»? Затем, что при прочих равных разногласия в вопросе о сути семьи совсем не обязательно приводят к ценностному разрыву. Например, в Польше запрет на однополые браки содержится в самом начале Конституции. Но идейных связей в других сферах столько, что поляки в своей массе не испытывают и тени сомнения: конечно же, мы — составная часть западного мира! Однако в России нет этих «прочих равных». Вместо них у нас одни «прочие противные» — в виде психологического противостояния на множестве фронтов. Когда все это накладывается друг на друга, и появляется ценностный разрыв.
В нашей стране всегда были очень модными разговоры об «особом пути России». Но сейчас мы переживаем один из периодов истории, когда такие разговоры перестают быть только разговорами. Кого-то это может приводить в восторг, кого-то — в ужас. Но ни то, ни другое ничего не меняет. По меньшей мере, в смысле моральных ценностей Россия уже движется по особому, своему собственному пути развития.
Но в чем именно заключается этот «особый путь»? В чем его конкретное смысловое наполнение? На уровне общих лозунгов четкое понимание этого смыслового наполнения есть у всех. На уровне конкретных деталей такого понимания нет ни у кого. Но ведь общее как раз и состоит из множества мелких частностей!
Получается, что в идейной жизни России сейчас возник эффект «tabula rasa» («чистой доски» в переводе с латинского). И, к сожалению, первыми «писать» на этой «доске» бросились не те, чьи идеи являются самыми разумными и взвешенными. Первыми оказались те, кто наиболее напорист и громче всех кричит. Вот в чем, на мой взгляд, секрет политического успеха Натальи Поклонской и похожих на нее фигур.
Контратака за сценой
«Правда необычнее вымысла, потому что вымысел обязан держаться в рамках правдоподобия, а правда — нет», — сказал некогда Марк Твен. Очередное тому подтверждение — история, которая произошла накануне открытия Олимпийских игр в Сочи в 2014 году. За несколько месяцев до описываемых событий Владимир Путин поставил свою подпись под знаменитым законом о защите несовершеннолетних от пропаганды гомосексуализма. И в преддверии сочинской Олимпиады многие ведущие западные СМИ были заполнены гневной риторикой о страшных преследованиях, которым якобы подвергаются геи в России. А вот что тем временем происходило в реальности.
Как рассказал мне крупный федеральный чиновник, владелец одного из самых популярных гей-клубов в Сочи настолько впечатлился усилением консервативных веяний в российской общественной жизни, что счел за благо закрыть свое заведение. Но когда весть об этом дошла до важных инстанций, отвечающих за проведение Олимпиады, там не просто отказались одобрить порыв души осмотрительного бизнесмена. Там этим порывом души сильно возмутились. Мол, где же тогда будут отдыхать участники и гости Олимпиады с нетрадиционной ориентацией? В результате владельца гей-клуба пригласили в некие очень компетентные органы, где он получил настойчивый «совет» ничего не бояться и свое заведение не прикрывать. Как говорят, оно успешно работает и по сей день.
Подобной же тактики скрытых, но эффективных действий российская власть придерживалась и в истории с Натальей Поклонской. Официально Кремль всячески дистанцировался от скандала, заявляя, что его это никоим образом не касается. Но в реальности президентская администрация постоянно держала руку на пульсе. Как рассказал мне кремлевский собеседник, когда Наталья Поклонская и объект ее гнева режиссер Алексей Учитель заполонили собой телеэкраны, руководителям каналов было настоятельно рекомендовано убрать из эфира всю эту публику. Когда владельцы кинотеатров решили не рисковать и отказались показывать вызвавший гнев депутата Поклонской фильм, Кремль распорядился о проведении с ними «воспитательных бесед» и отмене этого решения. Ну и, наконец, особо обидный для Поклонской факт. На одном из закрытых показов ненавистной ей ленты вместе явилась «троица друзей»: руководитель путинского аппарата Антон Вайно, его первый заместитель Сергей Кириенко и спикер нижней палаты Вячеслав Володин.
Итак, лихая кавалерийская атака молодой народной избранницы из Крыма на закрепленный в Конституции принцип свободы слова успехом не увенчалась. И меня как человека, считающего этот принцип священным, это не может не радовать. Но в моей радости есть червоточина, элемент неудовлетворенности, ощущение, что победа является неполной. И вот что конкретно меня смущает. Поклонская атаковала принцип свободы слова «с открытым забралом» — политическими методами. А вот отбивали ее атаку вне публичного политического поля — аппаратно-бюрократическими методами.
Конечно, можно вспомнить известное высказывание отца китайских экономических реформ Дэн Сяопина: «Неважно, какого кот цвета — черный он или белый. Хороший кот такой, который ловит мышей». Но в данном случае «цвет кота» имеет значение. В данном случае от «цвета кота» напрямую зависит его способность «ловить мышей». В 1924 году верховный судья Англии лорд Хьюарт произнес фразу, которая в несколько измененной форме очень быстро стала крылатой: «Правосудие не просто должно свершиться. Все должны увидеть, что правосудие свершилось!» В случае с инициированным депутатом Поклонской скандалом «правосудие свершилось», на мой взгляд, недостаточно заметно.
И это обстоятельство, с моей точки зрения, окажет очень важное прикладное влияние на российскую политику. Чтобы обосновать этот тезис, зайду издалека. У меня нет привычки мусорить на улице, разбрасывать повсюду остатки жвачки или оставлять граффити на стенах домов. Но когда лет шесть тому назад я посетил город-государство Сингапур, я следил за своим поведением с двойной или даже тройной осторожностью. Я следил, чтобы у меня из кармана, не дай бог, не вывалилась какая-нибудь бумажка. Я предпринимал все усилия для того, чтобы моя нога не осталась на пешеходном переходе в момент, когда загорится красный сигнал светофора.
Я вел себя так, потому что знал: за нарушения, которые в других странах считаются безобидными мелочами, в Сингапуре можно с легкостью схлопотать солидный штраф, а то и небольшой тюремный срок. А чуть позже я узнал о способе, с помощью которого власти города-государства добиваются подобного эффекта. «Секрет фирмы» — не только в бдительности и строгости местных полицейских. «Секрет фирмы» — еще и в постоянном использовании простого психологического приема. Вот как это работает на практике. Власти города принимают новый строгий закон — например, о категорическом запрете не спускать за собой воду в унитазе общественного туалета после его использования (я не шучу — такой пункт действительно содержится в своде сингапурских законодательных актов).
Затем информация о новом законе старательно вбивается в мозги жителей и гостей Сингапура. Однако среди огромной массы людей (население города превышает 5 миллионов 300 тысяч) непременно находится тот, кто нарушает новый запрет. «Злодея» хватают и при огромном внимании прессы приговаривают, например, к порке бамбуковыми палками (и снова я не шучу). Как правило, после такого «шоу» количество желающих нарушить новый закон резко сокращается. Называйте это творческим использованием «закона условных рефлексов имени собаки академика Павлова» или просто публичным воспитательным эффектом. Но это работает.
В ситуации со скандалом, устроенным Поклонской, работать нечему. Публичный воспитательный эффект отсутствует напрочь. Наталья Поклонская не выиграла, но и не проиграла. Это, в свою очередь, значит, что у других желающих попробовать на прочность принцип свободы слова или другие конституционные нормы нет сдерживающих факторов. А раз системы сдержек нет, то и повторяться подобные истории будут снова и снова. Оставаясь «невидимым», Кремль, с моей точки зрения, в какой-то степени обесценивает свои собственные политические достижения.
В Кремле, правда, со мной категорически не согласились. Собеседник из ближайшего окружения Владимира Путина дал мне понять, что «воспитательного эффекта» будет больше, если российское общество будет по возможности само решать возникающие идеологические проблемы — без мелочной ежедневной опеки со стороны президента. Вот что мне было сказано: «Путина отличает исключительно уважительное и бережное отношение к традиционным российским религиозным конфессиям. Однако президенту совершенно не свойственен клерикализм. Он резко против сращивания церкви и государства. Но Путин не готов вмешиваться в каждый из волнующих общество идеологических споров. Каждый из подобных споров — это своеобразная прививка для общества. Если президент сразу будет говорить «стоп», этой прививки не будет».
Я понимаю и уважаю такую позицию — но при этом не готов ее полностью принять. Президент — это высший лидер государства. А слово «лидер» происходит от английского глагола «to lead» — вести. Нравится ли это Путину или нет, но есть ситуации, в которых он обязан «вести». Он обязан потому, что этого от него требует Основный закон («Президент… является гарантом Конституции РФ, прав и свобод человека и гражданина»). А еще Путин обязан это делать потому, что если он этого не сделает — этого не сделает никто.
Есть ли, например, в России другой человек кроме Путина, которого считает своим начальником все более выходящий на федеральный политический — и идеологический — уровень глава Чечни Рамзан Кадыров? Или вспомним, какие страсти разгорелись вокруг конфликта из-за Исаакиевского собора и как быстро эти страсти поутихли после одного-единственного взвешенного заявления ВВП. Я, разумеется, понимаю, что этому публичному заявлению предшествовала очень большая непубличная подготовительная работа. Но это никоим образом не противоречит моему основному посылу. Поэт в России — больше, чем поэт. И президент в России — больше, чем президент, больше, чем просто «наемный менеджер», призванный решать технические проблемы управления государством.
Бывший вице-президент США Уолтер Мондейл заметил однажды: «Политический имидж подобен цементу. Пока он не застыл, вы можете лепить из него все, что вам угодно. Но как только наступает момент застывания, вы уже ничего не можете сделать для того, чтобы изменить форму цемента». С моей точки зрения, в идеологическом плане российское общество переживает сейчас момент «за мгновение до застывания цемента» — момент, когда новые социальные, моральные и политические нормы еще не окаменели, когда еще есть шанс устранить обозначившиеся перекосы в идейной жизни страны. Если такой шанс будет упущен, то история нам не просто этого не простит. История нас за это очень серьезно накажет.
