Хотя человеческие возможности весьма ограниченны, они могут быть усилены правильной организацией «подноса снарядов» лицу, принимающему решения. Имеется в виду расстановка приоритетов и, конечно, адекватность информации, которая создает «картину мира» для людей, облеченных властью. А это задача команды, которая трудится с «шефом».
В идеале лидер должен не рвать жилы (если, конечно, на улице мирное время и нет никакой чрезвычайной ситуации), а интенсивно работать 8–10 часов в сутки, желательно с 1–2 выходными днями в неделю, полноценным двухразовым ежегодным отпуском, иметь возможность хотя бы 3–4 часа в день заниматься своими личными делами (отдых, семья, хобби). Категорически противопоказаны ночные, а также многочасовые совещания.
Но если взглянуть на государство российское, то ситуацию можно описать как «вечная чрезвычайка». И это длится уже 25 лет — с того момента, когда начали готовиться гайдаровские реформы. Потом эта практика продолжилась все 90-е, когда приходилось бороться с нехваткой денег в бюджете и упадком экономики. Она плавно перешла в 2000-е, когда вроде бы дело пошло на лад вслед за ростом цен на нефть и газ. Как говорится, «большой урожай для крестьянина хуже, чем недород». А сейчас эта «чрезвычайка» переживает свой звездный час из-за системного кризиса, в котором мы все находимся. В связи с этим возникает неожиданная гипотеза: так, может быть, этот стиль управления не следствие общей ситуации, а одна из причин того, что мы в нее попали?
Сейчас любят говорить, что Россия стала жертвой устаревшей экономической модели, которая угробила инвестиционный климат и ввела нас в хроническую стагнацию. Принципиально соглашаясь с этим утверждением, можно спросить: а устойчивое существование этой модели как можно объяснить? Не вот этим ли порочным стилем подготовки и принятия стратегических решений, когда, в частности, президент страны, тратя свое драгоценное время, занимается закрытием мусорных свалок и доставкой губернаторам папочек с бытовыми просьбами жителей подведомственных им регионов? А в это время Россия все 25 лет своего существования живет без настоящей, а не бумажной стратегии развития. Нас бросает из стороны в сторону, как грузовик на вдрызг разбитой дороге: то мы считаем себя частью европейской цивилизации и стремимся влиться в ее институты, то вдруг обижаемся на весь западный мир, поворачиваясь лицом к Китаю, то, как это уже видно сейчас, пытаемся изобрести какой-то «особый евразийский путь». Только вот экономика истончается, жизненный уровень большинства (и без того весьма скромный) потихоньку снижается.
Так что же делать, чтобы кардинально изменить практику государственного управления? Все начинается с адекватной информации. Здесь у меня большие сомнения в том, что наши верховные руководители ее получают. И дело не в количестве страниц, которые кладутся на начальственные столы, а в их качестве. Естественно, что любая управленческая структура — хоть в США, хоть в Европе, хоть в России — пытается передать «наверх» только позитив, умело препарируя цифры и факты. Но в демократических странах есть, во-первых, самые разнообразные СМИ и, во-вторых, оппозиционные политические силы, которые тут же эту туфту публично разоблачат. Да еще и потребуют наказания ее авторов. А у нас я уже устал читать на президентском сайте однотипные стенографические отчеты встреч Владимира Путина с очередным министром или губернатором. Например, у всех подряд глав регионов растет валовой региональный продукт (ВРП). Тогда почему же в целом по стране ВВП либо падает (как это было до недавних пор), либо растет в пределах статистической погрешности? Каждый министр докладывает о прорывах в своей сфере, будь то новые инвестиционные проекты, революционные инновации или социальный прогресс. Вот только это разительно расходится с тем, что происходит в настоящей России. И никто, видимо, не скажет президенту, что все эти отчеты на телекамеру — не более чем показуха, борьба за благосклонность первого лица, а не плоды реальной эффективной работы того или иного губернатора на своем посту. А для народа эти ритуальные встречи уже не просто неинтересны, а все больше провоцируют раздражение в адрес совокупной «власти».
Возможно, что какая-то альтернативная картинка у президента России формируется через закрытые сводки спецслужб. Но где же тогда организационные решения в отношении собственных подчиненных по властной вертикали? И дело, конечно, не в наказании отдельных лиц. Россия с ее более чем 140 миллионами жителей — не 6-миллионный Сингапур, многолетний авторитарный лидер которого Ли Куан Ю просто-напросто знал лично каждого сколько-нибудь значимого чиновника и персонифицированно, безжалостно боролся с показухой и ее родной сестрой коррупцией. У нас первое лицо, если оно хочет действительно что-то поменять в лучшую сторону, должно, наоборот, делиться властью — и не с какими-то «серыми кардиналами», а с институтами.
Например, с судебной системой. Мы считаем слабаком президента США, решения которого отменяет федеральный судья в дальнем штате. Но не является ли это своеобразным фильтром, страховкой от неверных шагов верховной власти? Да, с точки зрения нашей вертикали власти это резко замедляет управленческий процесс, но, как показывает практика, в конечном счете эти «сдержки и противовесы» и обеспечивают устойчивый тренд к благополучию и страны в целом, и решающего большинства проживающих в ней семей.
Сюда же относится и вопрос о роли законодательной власти. Сейчас Государственная дума и Совет Федерации работают в полном соответствии с «пожеланиями» Администрации Президента, пропуская тем самым через себя много пустых, а зачастую и ошибочных решений. А ведь скольких проблем в той же социальной сфере можно было бы избежать, если бы у нас существовал мощный и конструктивный парламентский фильтр. Причем это относится и к региональной власти, и к местному самоуправлению, которое все больше напоминает чучело исчезающего вида животного из биологического музея.
Сейчас много говорят про муниципальный фильтр, который используется для того, чтобы обеспечить фактически бесконкурентные выборы губернаторов. С точки зрения Москвы, это гарантия предсказуемости политического процесса. Например, каких сюрпризов можно ожидать от главы Свердловской области Евгения Куйвашева? Никаких. Все свои действия он согласовывает с центром, фактически перекладывая на него ответственность за развитие региона. А вот Евгений Ройзман, выиграв этот пост, наверняка бы старался разбираться с проблемами сам, опираясь на гражданских активистов и общественное мнение, апеллируя к Москве лишь в исключительных случаях.
В мировой практике известна идея так называемой субсидиарности при выстраивании государственного управления. Сначала местное самоуправление решает, какие вопросы оно сможет потянуть, забирая под это соответствующие доходные источники в свои бюджеты. Оставшиеся полномочия передаются на региональный уровень, который в свою очередь делегирует на самый верх лишь те функции, которые наиболее эффективно реализовывать именно там. Например, внешняя и оборонная политика, формирование законодательной базы по имущественным и налоговым отношениям, стандарты школьного образования и медицинского обслуживания. И конечно, формирование «образа будущего» всей страны как стратегического документа, который, проходя парламентский фильтр и широкое экспертное обсуждение, становится «дорожной картой» для деятельности исполнительной власти.
При такой организации власти, особенно в федеративной стране, которой является Россия, у президента и правительства появляется время для того, чтобы сосредоточиться не на локальной мелочовке, от которой они уже задыхаются, а на подготовке ключевых идей развития страны. Вот тогда и не понадобится властям предержащим тратить свое физиологически ограниченное драгоценное время на всякую ерунду.