Первым на память сейчас приходит 1998 год, 17 августа. В этот день Россия объявила дефолт по государственному внутреннему долгу, который на тот момент достиг 570 млрд рублей, что составляло 21% ВВП страны. Причина хорошо известна — цены на нефть, упавшие почти до $10 за баррель, значительные бюджетные расходы, огромные проценты, которые требовалось платить за обслуживание долговых обязательств. Итогом стал обвал фондового рынка и долгое фактическое отсутствие России в мировой экономике; выхода из тогдашнего кризиса не случилось бы без роста цен на нефть почти в 13 раз за десять лет.
Сегодня Россия вполне способна столкнуться с подобной же проблемой, но уже по политическим причинам. Недавно (тоже в августе) одобренный президентом США новый санкционный пакет предполагает, в случае необходимости, перекрытия практически всех кредитных лимитов на саму Российскую Федерацию и квазигосударственных заемщиков (госкорпорации и крупнейшие банки).
Сегодня их задолженность перед иностранными финансовыми институтами составляет $465 млрд, и в случае, если санкционная война действительно перейдет в открытую фазу, падение рубля сделает обслуживание этого долга компаниями несырьевого сектора невозможным. Резервов ЦБ (даже не Резервного фонда), которые составляют ныне $412 млрд, не хватит для разруливания ситуации. Финансовое «цунами» может оказаться крайне разрушительным, несмотря на все рассуждения об «островке стабильности», который бурные волны чуть было не смыли в 2008–2009 годов. Полномасштабная экономическая катастрофа неизбежна и при снижении цен на нефть ниже $30/ баррель (стоит напомнить, что низшие значения 1998 года соответствуют цене в $20,5 в сегодняшних ценах с поправкой на инфляцию). Прежний кризис в значительной мере был обусловлен тем, что Россия была «бензоколонкой»; однако с тех пор доля нефти и газа в нашем экспорте отнюдь не снизилась, так что радужных надежд питать не следует.
Вторая важная дата — 2008 год, 8 августа. Россия вводит войска на территорию Грузии в ответ на вооруженные провокации грузинских властей в Цхинвале. Это событие, которое стало началом мифологизированной «пятидневной войны» — как раз такой, которая требовалась стране для демонстрации своего «вставания с колен», — сформировало в Москве ощущение вседозволенности в своих действиях на постсоветском пространстве. Во многом ему поспособствовали и первые шаги западных держав, которые поспешили на поиск «мирного решения проблемы» и в итоге практически полностью расписались в собственном бессилии, так как большинство пунктов соглашения «Медведев–Саркози» со стороны России выполнено не было. Однако западные страны не только не пошли на конфронтацию с Россией, но вскоре заявили о политике «перезагрузки». Соответственно, сложно было предположить, что Москва станет в перспективе более осмотрительной в отношениях с соседями, и шесть лет спустя мы увидели полномасштабную поддержку сепаратизма в восточных районах Украины. Ответом Запада на этот раз стали первоначально введенные против Российской Федерации санкции, но в целом противостояние все в большей степени чревато серьезным военно-политическим обострением: не зря же недавно Пентагон предложил Белому дому одобрить поставки в Украину современных противотанковых средств.
Именно август 2008-го стал прелюдией к Крыму и Донбассу, а они, если Россия не изменит своего пренебрежительного в отношении международного права курса, могут сами стать прелюдией, дай бог чтобы только к новой «холодной войне». Между тем, несмотря на рассказы о нашем стремительном перевооружении, Российская армия по-прежнему остается слабее сил НАТО, с которой мы чуть ли не готовы воевать. Думать о сценариях возможной конфронтации даже не хочется.
Третья дата, сегодня практически забытая, — 1996 год, 31 августа. В Хасавюрте подписываются знаменитые соглашения между Российской Федерацией и Чеченской Республикой Ичкерия, практически выводящие Чечню из российского правового поля, но завершающие первую чеченскую войну. Потом, мы теперь знаем, будет вторая чеченская, которая de jure восстановит российский суверенитет над республикой, но которая создаст ситуацию, намного более взрывоопасную, чем соглашения двадцатилетней давности. Сегодня Чечня — в той же мере не находящийся в российском правовом поле субъект; она de facto собирает с России дань — как через бюджетные каналы (республиканский бюджет на 2017 год предполагает наполнение из собственных источников на 18%, тогда как 82% составляют федеральные дотации), так и неформально, через бизнес-сети и диаспоры, но в то же время на данной территории, очевидно, не действуют российские законы, не контролируется таможенная и государственная граница, не функционируют российские силовые структуры. При этом личные вооруженные силы Р.Кадырова, по некоторым данным, насчитывают до 20 тыс. человек (см.: Яшин, Илья. Угроза национальной безопасности. — Москва, 2016, сс. 27–29, на сайте: https://openrussia.org/post/view/12965/), и они вооружены несравнимо лучше, чем 15–25 тыс. боевиков, которые противостояли российской армии в конце 1994 года. Хасавюртские соглашения, которые во многом стали поводом для мощного имперского ренессанса в «проигравшей» первую чеченскую войну России, завели Кремль в тупик в северокавказской проблеме: у меня нет сомнения в том, что изменение политического режима в стране и возврат ее к любому типу нормальности потребует третьей войны в Чечне, которая будет спровоцирована либо стремлением Москвы установить в регионе элементарный порядок, либо ростом экстремистских настроений в Грозном, лояльность которого сейчас попросту покупается по запредельной цене и который вряд ли захочет отказываться от постоянно выплачиваемых Россией контрибуций. Какой бы ни была в данном случае перспектива, она не выглядит оптимистичной.
И, наконец, четвертая дата — 1991 год, 19 августа. В этот день советский президент М.Горбачев был отстранен от власти, что поставило Россию на грань гражданской войны и сделало последующий распад СССР необратимым. Можно по-разному оценивать роль участников тогдашних событий, но нельзя сомневаться в том, что они были вызваны критическим запаздыванием необходимых реформ и жестокой борьбой внутри советской номенклатуры, отдельные части которой по-разному реагировали на разворачивающийся кризис. Сегодня для внешнего наблюдателя ситуация представляется диаметрально противоположной: имеются полное единение властной верхушки и широкая поддержка президента населением. Однако, на мой взгляд, не стоит сбрасывать со счетов ни тот факт, что последние три года уровень жизни россиян снижается, и, по мнению самих представителей власти, этот тренд не будет радикально переломлен на протяжении ближайших десяти лет, а то и дольше; ни то, что нарастающая конфронтация с Западом вот-вот поставит под удар активы и интересы высших чиновников, находящиеся далеко за пределами страны.
Как известно, в недавно принятом пакете санкций Госдепартаменту, Министерству финансов и ЦРУ вменяется в обязанность изучить состояние активов, заграничные бизнесы, источники доходов и вовлеченность в коррупционные операции, а также отношения с Владимиром Путиным и другими членами российской правящей элиты всех богатейших россиян и лиц, существенно влияющих на внешнюю политику страны с целью воспрепятствовать властям любого государства скрыть финансовую деятельность членов российского правительства и представителей близкого круга В.Путина, обогатившихся посредством коррупции, и представить первый отчет по данной теме в течение 180 дней. Последнее требование означает, что первый отчет должен быть представлен за месяц с небольшим до приближающихся президентских выборов в России, и он, на мой взгляд, станет для правящей элиты не меньшим испытанием, чем предполагавшееся подписание нового Союзного договора для советской номенклатуры. По сути, ставятся под вопрос все «финансовые достижения» отечественных «политиков» за долгие годы, и сложно сказать, не подорвут ли августовские решения американских конгрессменов единство российской верхушки так же, как реформы М.Горбачева сделали это с советской в августе 1991-го.
Разумеется, любые сравнения и параллели являются условными, и никакой «августовской мистики» не существует. Однако сегодня становится все труднее отделаться от тревожного ощущения многочисленных deja vu, которые наблюдаются порой с совершенного неожиданного ракурса. Образ будущего, сформированный с учетом тех проблем, которые глубоко «зашиты» в российскую экономику, российское общество и российскую политику, рисуется не радужным, а скорее крайне туманным. Чтобы изменить его, нужны, видимо, не абстрактные программы, которые будут забыты после ближайших же выборов, а системное осмысление собственной недавней истории и скрупулезное сравнение вызовов, с которыми сталкивалась страна 30, 20 и 10 лет тому назад, с теми, которые стремительно формируются на наших глазах. Иначе сны о будущем грозят обернуться очень неприятным пробуждением…
