По мнению социолога, «такого, извините, «дерьма» гораздо больше». В ответ на уточняющий вопрос ведущей Анны Немзер, имеет ли Федоров в виду именно участников протестных митингов, он заявил, что трактует вопрос расширительно.
Он пояснил, что относит к «дерьму» тех людей, которые «вовлекаются в дискуссии о судьбах России, на самом деле не будучи озабоченными этой судьбой. Это люди, у которых нет любви к нашей Родине, это люди, у которых нет желания сделать ее лучше, это люди, которые готовы всегда критиковать, протестовать, по поводу и без повода, касается их или нет».
При этом многие из подобных граждан России, уверен глава ВЦИОМа, критикуют ее «из других стран мира, при этом заявляя, что жить им невозможно, и не могут молчать».
Федоров поделился экспертной оценкой, согласно которой таких россиян — «вообще порядка 15%, по нашим данным», хотя и добавил, что процент может колебаться в диапазоне от 12 до 18. В итоге он нашел для них универсальную характеристику: «Это те, кто настроены негативно по отношению к курсу Владимира Путина, к его режиму и отчасти к его персоне».
В дальнейшем, говоря уже конкретно об участниках митингов, Федоров заявил, что присутствовавшая на них молодежь составляла пятую часть от всех вышедших на улицы, но камеры больше обращали внимания именно на молодых людей. Оценить их мотивы он не смог, отметив лишь, что быть недовольными действующим президентом РФ Владимиром Путиным — «абсолютное табу для большинства россиян» в силу присоединения Крыма.
Федоров, однако, не решился упомянуть имя организатора митингов Алексея Навального, критикующего Путина, назвав сделавшую это ведущую «смелой женщиной»: «Критиковать фигуру такого уровня <...> у большинства людей просто язык не поворачивается». По мнению социолога, Путин сравнялся в историческом масштабе с Уинстоном Черчиллем и Петром Столыпиным.
Напомним, что в 2015 году Федоров объяснял, что, благодаря Путину, «общество поменяло точку обзора — и теперь уже то, что раньше казалось ужасным и неприемлемым, воспринимается как нестрашное, а то и нормальное». При этом он объяснял эту перемену в почти религиозном ключе, говоря, что для России закончилось «профанное» (обыденное) время и началось «историческое».
