Главная конкуренция – не за деньги или карьеру, а за содержательность жизни: за то, будете вы жить в своем собственном мире, навязывая его окружающим, или в чужом, созданном без вас и потому не для вас.
Конечно, формальному руководителю легче всего стать реальным, подлинным начальником. Но навязать свой мир остальным, став тем самым начальником для окружающих, могут и вахтер, и горластая уборщица, и сидящий на аутсорсинге сисадмин, вполне ничтожный с административной точки зрения.
Жизнь, проживаемая большинством из нас в чужом мире, – неизбежная плата за пассивность, слабость и толерантность: за неспособность построить свой мир и навязать его окружающим.
Поэтому начальство обычно не любят и критикуют: глупые руководители от этого страдают, умные используют как инструмент развития, но при оценке качества управляющей системы ориентироваться надо не на «удовлетворенность» управляемых (иначе главной функцией управления стала бы раздача водки), а на решение ею объективно стоящих перед коллективом или обществом задач.
И вот с этим последние четверть века у нас большие проблемы: при очевидной (несмотря на фоновое и несфокусированное раздражение) удовлетворенности «широких народных масс» качество управления пугающе падает.
А мы, как обычно, всего лишь прокладываем ему дорогу — просто теперь она ведет в другую сторону.
Даже самые эффективные управляющие системы современности — американская и китайская — совершают поразительные и вполне очевидные ошибки. Китай только что (допуском западных рейтинговых агентств на свой рынок) фактически отказался от стратегии создания собственного макрорегиона и перешел к конкуренции с США на глобальном уровне — на их собственном поле, — в которой он обречен на поражение.
Эффективность же американского управления наглядно проявляется и в бессмысленной агрессивности в отношении России, и в фактическом союзе с международным терроризмом против тех, кто пытается его обуздать. И в этом отношении США — квинтэссенция Запада.
В 2003 году Колин Пауэлл тряс пробиркой с «белым порошком» в ООН не в силу лживости американской цивилизации, а потому что тогда управляющим системам развитых стран еще нужны были хоть какие-то доказательства.
Сегодня они уже не нужны: на Западе «все знают», что Минские соглашения срывает Россия (не являющаяся их стороной и не имеющая влияния на приведенных Западом к власти в Киеве нацистов), что в уничтожении малайзийского «боинга» и в наплыве мигрантов в Европу по приглашению Меркель виновны мы, и госсекретарь США Тиллерсон вполне серьезно провозглашает наличие «доказательной базы» вмешательства «русских хакеров» в американские выборы.
Не только стремительно вырождающаяся академическая наука, но и многообразные аналитические центры – и не только Запада, но и всего мира, — уделяя колоссальное внимание частным вопросам, принципиально не занимаются наиболее насущными и фундаментальными проблемами, связанными с преобразованиями общества и самой личности человека. Перестав видеть за деревьями лес, человек решает проблему переходом к изучению отдельных листьев.
Результатом становится утрата понимания происходящего, которая наиболее болезненно проявляется в крупных и разнообразных, а главное, все более постоянных управленческих ошибках.
Либералы утешают: неэффективность государства – всего лишь оборотная сторона эффективности глобального бизнеса, который, становясь сильнее большинства государств, выигрывает у них конкуренцию за умы. Но это утешение слабо, ибо глобальный бизнес, спекулятивный по природе, чужд ответственности пред кем бы то ни было, кроме самого себя. У него нет ни избирателей, ни налогоплательщиков, ни — за пределами очень узкого круга принадлежащих ему лиц – влиятельных акционеров. Поэтому его мощь и эффективность безответственна и, следовательно, разрушительна — и интенсивность ритуальных камланий об «ответственном бизнесе» лишь подчеркивает глубину этой проблемы.
Еще хуже то, что бизнес как таковой — не более чем инструмент извлечения прибыли, и его задачи принципиально уже задач общества. Сплошь и рядом бизнес, как бы ни рассказывал он о своей «социальной ответственности», в погоне за прибылью разрушает инфраструктуру, конкуренцию, социум — и в конечном счете собственную среду обитания, нимало не заботясь о собственном завтрашнем дне, так как эта забота является исключительной функцией государства. Не потому что оно якобы хорошо, а бизнес якобы плох, просто их функции принципиально различны.
Поэтому эффективность корпоративного управления на фоне деградации государств означает общую социальную деградацию, а даже самые мощные корпорации не создают — за редкими исключениями — крупных аналитических структур, мыслящих глобальными и гуманитарными категориями.
Причина этого утилитарна: для ориентированной на прибыль корпорации изучение «общих вопросов» — бесхозяйственность, пустая трата денег.
В результате человечество перестает интересоваться наиболее фундаментальными вопросами своего развития и утрачивает понимание перспективы, а с ним не только безопасность, но и адекватность.
И государственная, и корпоративная власть, глупея, неминуемо разрушает общество. Раскручивается «спираль Кургиняна»: деградирующая управляющая система старается низвести реальность до уровня своего понимания, но, будучи частью ее, деградирует опережающими темпами и потому продолжает пытаться еще больше примитивизировать даже предельно упрощенную, выродившуюся общественную систему.
Причина этого, увы, фундаментальна и сейчас, похоже, не исправима: мир — впервые с эпохи Просвещения — стал менее познаваем.
Информационные технологии сделали главным объектом преобразовательной деятельности человека его собственное сознание — и мозг как орган познания отказывает, как любой механизм, в котором хаотично копаются веселые и креативные толпы. Воспринимая ту или иную сущность, мы уже и сами не вполне понимаем, воспринимаем ли ее непосредственно или же смешиваем свое восприятие с усвоенным ранее массивом посторонних оценок и суждений.
Помимо этого человек действительно создал слишком сложный для своего индивидуального сознания мир, и стаи все более модных «черных лебедей», вылетающих едва ли не из каждого утюга с пугающим постоянством, лишь подтверждают это.
Снижение познаваемости мира естественным образом девальвировало в глазах управленцев знание как таковое: оно все чаще ошибается, несмотря на все необходимые «знаки качества». Соответственно, наука из главной производительной силы на глазах вырождается в способ поддержания престижного социального уклада — вроде монастырей времен абсолютизма или французского крестьянства 60–70-х годов ХХ века (которое поддерживалось как носитель «духа Франции», а отнюдь не как экономический фактор).
А вырождение науки ведет к деградации образования: оно готовит уже не творцов и профессионалов, а, строго по экс-министру Фурсенко, «квалифицированных потребителей» (умеющих выбрать наиболее выгодный кредит, но неспособных даже задуматься о том, как будут его возвращать и нужна ли им на самом деле вещь, которую они собираются купить). И при всей исторической вине и вероятной злонамеренности либеральных реформаторов России, нельзя игнорировать общечеловеческий характер данной тенденции: пресловутый Болонский процесс, знаменовавший возвращение системы образования к средневековой задаче обеспечения социального контроля, придуман не в Высшей школе экономики.
Практический вывод достаточно прост: не стоит ждать чудес от все более стихийного развития. Мир будет подвержен болезненным и разрушительным кризисам, которые будут обрушиваться на нас неожиданно до тех самых пор, пока мы не научимся понимать происходящее и не остановим процесс деградации обществ и личности.
Пока же мы пребываем в постоянстве нового качества: в «постоянстве изменений», которые в массе своей негативны.
Как бы ни камлали энергичные коммивояжеры от аналитики и даже бывшей науки, глобальный кризис нарастает и меняет уже не только общества, но и самого человека.
И мы должны быть внимательны, осторожны, терпеливы и учить детей спокойствию и еще уцелевшим знаниям, чтобы вопреки ЕГЭ и общемировому курсу на дебилизацию народов они сохранили способность мыслить — «в стране слепых и кривой — король».
