Уже весной следующего года известный своей привычкой рисовать карикатуры во время важных заседаний Межлаук был расстрелян как «враг народа и изменник родины».
Я вспомнил об этой давней истории, естественно, совсем не для того, чтобы провести параллель между нынешним задержанием министра экономического развития РФ Алексея Улюкаева и временами сталинских репрессий. Любые подобные параллели совершенно абсурдны. Я вспомнил об этой истории для того, чтобы показать всю необычность, сенсационность, даже уникальность дела Улюкаева для современной России.
Разумеется, ни в ельцинскую, ни в путинскую эпоху министерская должность не была стопроцентной «охранной грамотой» для ее обладателя. Бывший министр юстиции Валентин Ковалев в 1999 году. Действующий министр путей сообщения Николай Аксененко в 2001 году. Отставной министр по атомной энергии Евгений Адамов в 2005 году. Это только те фамилии, которые сразу приходят на ум. Но все эти нашумевшие в свое время истории меркнут на фоне дела Улюкаева.
В случае с Валентином Ковалевым в камеру следственного изолятора был водворен отставной чиновник, давно и прочно выпавший из властной обоймы. В случае с Николаем Аксененко — политиком, который в 1999 году едва не стал премьер-министром, и официальным наследником Ельцина — до задержания дело не дошло. Дело по обвинению Аксененко в причинении масштабного финансового ущерба государству было передано в суд, но так и не было рассмотрено. Освобожденному от должности министру было позволено выехать на лечение за границу, где он вскоре умер от тяжелой болезни.
В случае с Евгением Адамовым инициатором гонений на экс-министра стали американские власти. Именно по их запросу Адамов был арестован в Швейцарии. Российский запрос на его экстрадицию появился не в последнюю очередь потому, что в Москве не хотели отдавать такого важного секретоносителя американцам.
Нет, задержание действующего руководителя одного из самых важных (важных, по крайней мере, в теории) правительственных ведомств — это нечто принципиально иное. Неудивительно поэтому, что, узнав о неожиданном повороте в жизни Алексея Улюкаева, российский политический истеблишмент впал в состояние шока и глубокой прострации. «Этого не может быть!» и «Ничего не понимаю!» — нет числа обычно самоуверенным и информированным политикам и экспертам, которые в ночь с понедельника на вторник произнесли нечто подобное.
Не буду притворяться, что у меня есть четкое понимание происходящего. Но мне кажется, что силовики сделали довольно прозрачный намек, ухватившись за который можно размотать цепь событий. И.о. руководителя по взаимодействию со СМИ Следственного комитета РФ Светлана Петренко заявила: «Речь идет о вымогательстве взятки у представителей «Роснефти», сопряженном с угрозами».
Вымогать крупную взятку у представителей «Роснефти» — это то же самое, что вымогать взятку у руководителя этой корпорации Игоря Сечина. А вымогать взятку у Игоря Сечина, по меткому замечанию руководителя Российского союза промышленников и предпринимателей Александра Шохина, может только человек, которому срочно требуется помощь квалифицированного психиатра.
Бывший заместитель руководителя Администрации президента, бывший руководитель путинского секретариата, бывший заместитель председателя правительства по топливно-энергетическому комплексу — простое перечисление этих должностей не позволяет составить даже приблизительное представление о той колоссальной роли, которую Игорь Сечин, начиная с 2000 года, играет в современной политической истории России.
Я мельком общался с Игорем Ивановичем Сечиным всего один раз в жизни — в 1999 году, во время визита премьер-министра РФ Владимира Путина в Новую Зеландию. И он остался у меня в памяти как исключительно вежливый, корректный и деликатный человек. Но главной характеристикой Сечина как государственного деятеля является, конечно, вовсе не его деликатность. Пользующийся безграничным личным доверием Путина, Сечин обладает аппаратной и политической пробивной энергией урагана.
Любой тяжеловес, который оказывается на пути Игоря Ивановича, очень быстро обнаруживает: в реальности он не более чем щепка. Так было с Михаилом Ходорковским. Так, похоже, сейчас случилось и с Алексеем Улюкаевым, которого, несмотря на занимаемый им высокий пост, сложно назвать политическим тяжеловесом.
Я не особо следил за перипетиями схватки за «Башнефть» — схватки, в ходе которой Игорь Сечин скрестил копья с многими фигурами из правительства и Администрации президента. Но, судя по тем обрывкам информации, которые до меня долетали, даже одержав свою вполне предсказуемую победу, Игорь Сечин остался не совсем доволен триумфом. Сечин якобы недоволен тем, в каком состоянии ему досталась «Башнефть», и объемом того сопротивления, что ему пришлось преодолеть, поглощая этот актив. То, что произошло с Улюкаевым, вполне может быть частью ответного сечинского удара, призванного доказать: критика в его адрес была мотивирована совсем не заботой о государственных интересах.
Читайте материал «Роковая «Башнефть»: скандалы вокруг добывающего холдинга»
Но, разумеется, реальное политическое значение дела Улюкаева выходит далеко за рамки схватки за «Башнефть». Недавно я случайно наткнулся на следующую историю из британской политической жизни времен Маргарет Тэтчер.
Однажды министр и член палаты общин Нил Мартен выступил для группы своих избирателей в роли экскурсовода по зданию парламента. В одном из закоулков Вестминстерского дворца туристы и их «гид» натолкнулись на наряженного в величественные старинные церемониальные одежды лорда-канцлера лорда Хэйлшема. Увидев своего коллегу по правительству, лорд Хэйлшем вежливо поприветствовал его по имени: «Neil!» Но избиратели из провинции не поняли, что именно громовым голосом кричит пугающий мужик в средневековом наряде. Им показалось, что им приказывают: «Kneel!» («На колени!») И все туристы как один упали ниц перед лордом-канцлером.
Мне кажется, что самоощущение несиловой части российской элиты сейчас не очень сильно отличается от первых чувств той группы злосчастных англичан. Еще до своего задержания Алексей Улюкаев воспринимался как живой символ экономического бессилия правительства. Как профессиональный экономист, советник и заместитель Улюкаев пользовался всеобщим уважением и авторитетом. Но как первое лицо самостоятельного ведомства он оказался настоящей катастрофой.
Алексей Улюкаев безнадежно проиграл аппаратную схватку с конкурирующими ведомствами: под его руководством Министерство экономического развития постепенно теряло свои самые важные функции. Улюкаев превратился в несерьезного и даже юмористического персонажа в глазах общественного мнения. Шутники заявляли, что его главная функция как министра — каждый месяц заявлять, что «российская экономика наконец достигла дна», за что прозвали его «водолазом». Министр Улюкаев производил впечатление человека, который находится «при должности, но не у власти».
Задержание Алексея Улюкаева наполнило все эти формулы — «живой символ бессилия правительства», «при должности, но не власти» — совершенно новым, неожиданным содержанием. Услышав о задержании министра экономического развития, очень многие члены российской правящей элиты почувствовали себя «немного Улюкаевыми» — людьми, которые все еще ездят в машинах с мигалками, но одновременно находятся под плотным колпаком «бойцов невидимого фронта».
Из этого, конечно, совсем не вытекает, что с коррупцией не надо бороться и что у чиновников в ранге министра должна быть абсолютная индульгенция. Я веду речь совсем не об этом. Я веду речь о том, как внутри российского управленческого аппарата медленно, но верно меняется баланс власти — или по меньшей мере представления правящей элиты об этом балансе. Говорить о том, что в путинской России образца конца 2016 года исчезло само понятие «неприкасаемости» — это, конечно, не более чем пропагандистское преувеличение. Но этот «волшебный круг» действительно очень сильно сузился — и в первую очередь из него выбыли обладателей высоких званий без погон.
Не хочу выступать в роли Кассандры. Но что-то мне подсказывает: до момента задержания и ходатайства следствия о помещении под домашний арест следующего действующего министра пройдет гораздо более скромный отрезок времени, чем 78 лет.
